Когда воротимся мы в Портленд - читать онлайн книгу. Автор: Екатерина Некрасова cтр.№ 22

…Волосы — немытые, блин, наверно, несколько лет… Браслеты, парные, на обеих руках… Как кандалы. Экстравагантная девушка Валя Ицхакова, его бывшая одноклассница, в свое время носила в качестве украшения наручники из детского полицейского набора — с перекушенной плоскогубцами цепочкой.

…Штаны.

Молчал зимний лес, приютивший отставшую от княжеской охоты сумасшедшую парочку. Некстати подумалось, что летом в этом лесу, должно быть, птицы… правда, птицы ухитряются петь и у нас, и даже в худосочных дворовых рощицах, но не то это все-таки, наверно… «Группа служащих выехала в лес на пикник. В лесу на разные голоса заливались мобильники».

…Спину холодило даже через два плаща. Он лежал, раскинув руки, чувствуя на груди тяжесть чужой головы, и щурился на солнце. Он был счастлив в этот безумный зимний день, в чужом лесу, под чужим небом… Почти счастлив. Ошалел, одурел, обалдел… Как кот от валерьянки. Сам не понимая — вот уж банальнейшая из пошлостей — не понимая толком, как и, главное, когда такое могло, такое успело с ним случиться. Жизнь. Кровь. Смерть… Вот оказался бы на месте выломившейся из кустов лошади медведь — и я пошел бы на медведя с голыми руками…

…И все-таки. Если мне удастся вернуться. КАК Я БУДУ ЖИТЬ БЕЗ ТЕБЯ?

— Би-и… — засмеялась Верка, нажимая пальцем мне на нос.

Потом. Когда все прошло и сделалось смешным и далеким; и странновато стало вспоминать, как общие знакомые наперебой хватали меня за рукав и заговорщицкими голосами предупреждали, что Веркин батя поклялся меня застрелить из охотничьего ружья, которое висит у них на стенке…

Дружненькие такие, за бутылкой красного вина мы обсуждали Лидкино будущее — и порешили, что я, как относительно честный человек и сознательный отец, беру на себя половину ответственности за ребенка, которого она, расплевавшаяся с родственниками и, следовательно, одинокая работающая студентка, просто физически не может пока держать у себя…

На другой день я получил ответственность на руки. В розовой шапочке крохотный нос между румяных щек. Говорят, все годовалые дети похожи на отцов, это такой трюк природы для пробуждения родственных чувств, но, блин…

Мое. Не дам. Убери руки, сволочь!..Тяжелый все-таки случай — наши чувства…

И теперь, если Верка вздумает забрать дочку, я даже не знаю, что это будет. Еще слава Богу, что живем в одном городе и, в общем, недалеко…

Он смотрел Ингигерд в затылок. Поверх белого плата — темно-синяя шапочка, расшитая вынизанными из цветных — не исключено, что драгоценных — камней кругами. Надувалась на ветру белая ткань, и бился темно-синий плащ, и юбки — в седле она сидела боком, по-европейски. И серо-пятнистый конь был, наверно, прекрасен по здешним меркам, и летела по ветру золоченая бахрома попоны, а маленькая рука в вышитой кожаной перчатке крепко держала поводья…

Они никого не убили. Даже никого не поймали; охота оказалась неудачной. И слава Богу. А ему, Эду, одной церемонии жертвоприношения на церковных развалинах хватит на всю оставшуюся жизнь…

Он хватался за луку седла. Понимал, что не прав, что хвататься надо если уж не за поводья, то хотя бы за гриву, еще в детстве об этом читал… Но поводья он упустил сразу, а развевающаяся грива вдруг показалась неимоверно далекой — чтобы достать до нее, нужно было разжать руки и какой-то момент держаться в седле на одних ногах. На твердом, гладком, подпрыгивающем, надетом на живое, фыркающее, готовое в любую секунду отколоть что-нибудь этакое… Не-ет.

Оба раза — на княжеском дворе и только что, на лесной поляне, — в седло его подсаживали, тем самым лишая себя бесплатного развлечения. Впрочем, он, кажется, и так оказался сплошным развлечением — особенно для них, непритязательных, готовых аплодировать заморенному медведю, топчущемуся на задних лапах под дребезг бубна…

За один этот день он узнал многое. Что:

а) сидеть на лошади — значит сидеть не на диване, а «на шпагате»;

б) стремя должно приходиться точно посередине ступни, а ступня все норовит провалиться глубже, угрожая вывихом…

Завтра у него разболятся мышцы ляжек. И мышцы икр. И плечи, и спина. Не исключено, что и еще кое-что… зад, во всяком случае, он себе уже отбил — возможно, и не только зад… Первое, самое главное открытие: верховая езда есть не отдых, а физическая работа. Настолько, блин, работа, что он как-то даже перестал понимать, в чем, собственно, вообще ее преимущество перед пешей ходьбой. Только в скорости, что ли?

Складки синего плаща лежали на лоснящемся крупе. Передние всадники остановились. Почему-то. И, закинув голову, княгиня показывала вышитым пальчиком вверх… там, в небесной бирюзе, покачивались кровавые среди инея ветвей рябиновые гроздья. Разводя руками, Ингигерд что-то весело говорила по-своему… Восхищалась. Рябина у них, что ли, не растет?

Он сумел-таки подцепить поводья. Они оказались длиннее, чем он думал — натягивая, он закидывался, почти лег спиной на конский круп. И сам понимал, что делает не то, и сзади снова засмеялись… Но лошадь послушалась — сделав несколько шагов, встала. И потянулась губами к заснеженному кусту, и он — Эд, конечно, а не куст, — напрягся. (Впрочем, куст, вероятно, напрягся тоже…) Кобыле ничего не стоит прилюдно увалиться в сугроб — что она уже и проделала, едва оказавшись за воротами поселка, и от обалдения Эд не успел ей помешать — да и вряд ли сумел бы, ведь поднять ее он не смог ни окриками, ни тычками. Кобыла его класс верховой езды оценила безошибочно, и полное презрение выражала всем своим видом. А он к тому же и боялся пинать ее со всей силы — невозможно, противоестественно было бить сапогом в живой теплый бок. Он попытался соскочить — и не вытащил из стремени одну ногу, пытаясь другой нащупать землю; в этот момент чертово животное, разумеется, поднялось и пошло. А нога застряла в стремени, и если бы не рыжий Рогволдов телохранитель, под общий хохот поймавший кобылу за повод, скакать бы Эду за ней на одной ноге…

Ох…

Он таки сумел привстать в стременах. И, отломив ветку рябины, протянул княгине — и она взяла, чуть помедлив; ее лицо было совсем рядом — яркие синие, как шапочка, глаза, и нежный румянец — кожа у нее была светлая, непривычно светлая… и кольца медных волос, выбившиеся из-под платка… И было — далеко — лицо князя, с приподнятыми — но не гневно, скорее добродушно-насмешливо — бровями, и очень спокойное лицо Рогволда, и — неожиданно близко — усатая ряха тучного командира ее личной охраны…

Он, Эд, что-то сделал. Он хотел нарушить равновесие — и, похоже, нарушил…

Хотя ТАКОГО оборота событий он не ждал, конечно. Прости меня, моя любовь.

— …Я, вообще, к сексуальным меньшинствам нормально отношусь, — сказал бородатый неизвестно чей друг Леша, одергивая кожаную жилетку. — Но ты бы лучше спел что-нибудь про настоящих мужчин.

Так и осталось тайной, кто, собственно, привел его на Веркин день рождения; он был мало кому знаком, но компанейскую активность проявлял за пятерых. По его лицу было видно, что «настоящие мужчины» для него понятие не абстрактное — что он искренне убежден в реальном существовании такой категории граждан и, более того, в своей к ним принадлежности.