— Ни хрена не отстрелялся, — сказал он, стеля на полу перед собой газету «Правда» полуторанедельной давности.
Раздоров окончательно отложил книгу. Это, оказывается, был сборник американских детективов.
— Почему?
— Не приехал объект, — объяснил Плетнев, разбирая пистолет.
— А-а-а…
— И очень даже хорошо, что не приехал, — сказал он, глядя сквозь ствол в сторону окна. — Иван Иванович уперся как баран. Орет — мол, позиция утверждена!.. Позицию кто утверждал? Кто-то. А если бы неудачно отстрелялся, кого бы на шашлыки порубили?
И снова стал яростно работать шомполом.
— Тебя, — констатировал Голубков. — Точно бы порубили, бляха-муха, это ты правильно говоришь…
— Ну вот. Я ему и говорю, надо менять позицию…
— Заладил, — усмехнулся Раздоров. — Ты учи, учи полковников. Они это страсть как любят. А, Витюш?
Пак завел глаза — мол, спору нет, очень любят. Перекусил нитку и отнес штаны подальше, любуясь шитьем.
Плетнев начал собирать пистолет.
— Да уж, — вздохнул Голубков. — Ужасно любят. Просто хлебом не корми…
— При чем тут — любят, не любят! — взвился Плетнев. — В чем смысл выполнения задачи? Пальнуть с указанного места или задание выполнить?!
На последних словах он с резким щелчком загнал магазин. Отвел затвор в заднее положение, снял со спусковой задержки. Затворная рама с лязгом встала на место.
— Эх, не понимаешь ты еще службы, Плетнев, — вздохнул Раздоров и снова взялся за книжку.
Дворцовое происшествие
Без четверти десять Плетнев и Голубков, одетые в строгие серые гражданские костюмы, неспешно прохаживались у дверей Главного корпуса посольства. Плетнев размышлял, когда сможет улучить полчаса, чтобы забежать в поликлинику. Сегодня вряд ли. Можно Симонову сказать, что у него болит… ну, допустим, ухо. Тогда он сам в поликлинику погонит… Или ухо — это слишком серьезно? Да, ухо — это перебор. Еще откомандируют к аллаху. Как Архипова. Кому нужен больной разведчик-диверсант?
— Не торопятся, — заметил он, взглянув на часы. — Опаздывают.
— Начальство не опаздывает, а задерживается, — наставительно начал Голубков. — Оно, начальство-то…
Судя по всему, он, как обычно, собирался от нечего делать почесать языком.
Но ему не повезло — Плетнев увидел, что по аллее, ведущей от Главного корпуса к поликлинике, идет Вера. В светлом платье, в теннисных туфлях, с сумочкой в руке, легкой и независимой походкой. И выглядела очень… ну, как сказать… очень женственной она выглядела. Едва заметная улыбка на ее губах говорила, что она это знает.
— Стой здесь! — приказал Плетнев и поспешил навстречу.
Они встретились на пересечении аллей. Остановились в нескольких шагах друг от друга.
Наклонив голову, Вера немного насмешливо смотрела на него.
— Здравствуй! — радостно сказал Плетнев. — На работу?
— Здравствуйте-здравствуйте, — ответила она, улыбаясь. Сумочку она держала обеими руками и покачивалась с пятки на носок. — А куда же еще?
Он почему-то стушевался.
— Ну да… конечно.
— Что к нам не заходишь? — спросила Вера так насмешливо, как будто ответ на этот вопрос должен был вскрыть какие-то постыдные тайны.
Плетнев развел руками.
— Ты же сама говорила: я собой не командую.
— Жалко, — со значением сказала она и снова наклонила голову. — А то мог бы, например, мной покомандовать…
Он невольно сглотнул слюну и ответил неожиданно севшим голосом:
— Да ну. Какой из меня командир!..
Она рассмеялась.
— Мне понравился, — и заключила с притворным вздохом: — Ну, что ж делать!
Плетнев разозлился. Ты смотри, а! Ну как будто не было ничего! Вот они, женщины! Он-то себе места не находит! А ей все равно!..
— Вот именно, — сказал он, улыбаясь. — Тут других командиров полно.
— Это верно, — легко согласилась она. И вдруг сказала неожиданно ласково: — А знаешь, мне другие не нужны!.. Тебя зовут.
Кивнула в сторону Главного корпуса, усмехнулась и пошла по аллее прочь.
Плетнев тоже обернулся.
Точно: Голубков призывно махал рукой. Из подъезда выходили посол Рузаев и начальник представительства КГБ Мосяков.
* * *
Две черные «Волги» задержались у ворот под неприветливыми взглядами гвардейцев, а потом медленно въехали на территорию дворца Арк.
— Видал? — спросил Голубков, кивнув в направлении двух вкопанных танков и БТРа, дружно целивших всеми своими стволами в сторону въезда. — Серьезно живут.
Плетнев кивнул.
Территория представляла собой плодовый сад, рассеченный узким проездом. Нарядное и довольно причудливое здание дворца обрамляли цветники. Виноградные лозы увивали его до второго этажа.
Машины подъехали к боковому крыльцу.
Из первой неспешно выбирались посол и резидент. Плетнев и Голубков, похоже озираясь, уже стояли у дверей.
Компактная группа двинулась к ступеням внешней лестницы, ведущей на второй этаж дворца. По ней уже сбегал встречавший офицер охраны. Он и поднимался первым. Бойцы шагали по бокам и немного сзади от Рузаева и Мосякова. Переводчик Рахматуллаев, как существо в определенном смысле малоценное, в соответствии с инструкцией замыкал шествие.
Лестница привела в просторный холл второго этажа.
— Ждите здесь, — приказал Мосяков у высоких золоченых дверей, за которыми располагалась комната приемов.
Двери раскрылись, а потом закрылись за ними.
— Да-а-а, — протянул Голубков, озираясь.
Холл был действительно обставлен с роскошью — золоченые вазы с цветами на золоченых же тумбах… драпировки… тяжелые парчовые занавеси…
— Вожди-то, бляха-муха, — удивленно пробормотал он как бы про себя. — Не бедствуют!.. А ковров-то, ковров!.. Да-а-а… Никакого коммунизма не надо.
— Ну почему не надо? — усомнился Плетнев. — Просто пока на всех не хватает. В качестве первого шага осуществлено построение коммунизма в одном отдельно взятом дворце.
— Точно! В отдельно взятом!.. Но вообще-то, я тебе скажу… — протянул Голубков, пристально рассматривая ковер под ногами.
— Ну?
Голубков пошаркал подошвой и с осуждением покачал головой.
— Такой коврик на пол л ожить — себя не уважать. Нет, я бы такой коврик…
Плетнев рассмеялся.
* * *
Комната приемов представляла собой уменьшенную копию Зала приемов. Ковры, оружие на стенах. Стол, стулья, красная кушетка. Два окна, задернутых точно такими же шторами, как в Зале. Кроме золоченых входных дверей была еще одна — поскромнее.