Маскавская Мекка - читать онлайн книгу. Автор: Андрей Волос cтр.№ 83

— Не позволим! — надсаживаясь, орал Фитиль. — Расхищать народное добро! Все нажито путем лишений! Путем эксплуататорского обмана! Детей нельзя? Вот мы скоро посмотрим, кому нельзя!.. Запираться?

Фаридку мутило. Шершавый рев мегафона, ступенчато осыпающийся вперемешку с эхом, бил по ушам, и при каждом ударе в голове екала небольшая боль. Что орет? Дети ему теперь. Вот урод. А что ему дети? При чем тут? Это он про бэби-мед, что ли? Да ну… зачем? Что ему этот бэби-мед? Ну бабы… так это их дело-то… пускай… да и кто? А, ерунда… на фига?.. какая разница… Еще и лучше даже. Вот такая хрень… Да вот он и сам-то, Фаридка… Так подумать — странно: если у отца с матерью денег не было, так ему и не жить, что ли? Вообще-то так и выходит: не жить. А он живет. Вот же он, Фаридка: руки-ноги, голова… не дурнее других. Хлипкий… это еще как посмотреть. Зато гибкий. И не жирный. Короче говоря, такой ли, сякой ли, а есть. Вот тебе и не жить. Без всяких деклараций обошлись… Он спрашивал, а мать: не твоего ума дело. Ну и хрен с тобой. Тоже мне. Понятно, что на Горбушке левый взяли. И Дилярка тоже оттуда… он помнит. Ему седьмой шел. Зачем им тогда Дилярка запонадобилась? Ему и одному хорошо было. Так нет же — опять, значит, купили этот хренов бэби-мед на Горбушке… мать, стало быть, забеременела, родила. На тебе. Вот такая хрень… И зачем? Ха-ха. Тарелки в доме не найти, не то что уж декларацию… все корк да корк. А то еще отец мутью догонял… пока его не это… Дилярке двенадцать скоро, а все ползает. Голова как кастрюля. Вот такая хрень… А кто виноват? Эти вот, кто заперся, и виноваты. Выходили бы уже. Хуже будет. Фу, дрянь. Как дать по башке.

— Будите гнев, а сами потом? Какой выход гневу масс? Ой, пожалеете! голосил Фитиль. — Нет крепостей, чтобы не стояли! Сдавайтесь добровольно! По одному! Ценности налево!..

Ценности… ну да. Нахапали. У-у-у-у!

Фаридка недоуменно посторонился. Ой, ноги прямо как эти… Этот лысый с ящиком… кто такой, вообще?.. присунул ящик, встал на него… смотри-ка ты, деловой… Бах! бах! — по письменам на левой створке… Ишь ты! Вот уже и кусок отломился!

А ведь золото, блин!

Фаридка тоже вскинул, как мог высоко, свою трубу… не достает! Да что ж такое-то! Ящик! Сволочь, где же он ящик взял? С ящиком-то каждый может!

Лысый гад отломил сразу три буквы… матово блеснув, золотые литеры тускло звякнули о паркет.

Фаридка-то ловчее — шагнул, нагибаясь… и тут же сдавленный рык лысого гада над головой:

— Куда?!

Во оскалился! Еще и замахнулся, гад!.. Фаридка едва успел рожу закрыть. У, гад! Подобрал обломок… за пазуху… и деру, гад! Гад!

— Гад! гад!.. — шипел Фаридка.

Так бы и дал по чайнику! С наших ворот буквы ломать? А где ты был, когда нас на Зеленой площади гасили?!

А ящик-то лысый бросил… испугался. Если б не Фаридка, он бы тут все буквы пообломал… у-у-у, гад. Бормоча, Фаридка сам встал ящик… шатко утвердился. Воздел трубу… Запрокинув голову и скалясь от натуги, стал тыкать в золотишко… ну!.. Какая-то труха в глаза посыпалась… еще! еще!.. давай же, блин!..

В двери между тем уже никто не ломился. Понятно стало: не идет. На совесть делали. Только танком если. Да где он — танк-то.

— Никольские! — горланил Фитиль. — Никольские здесь остаются! Проявлять бдительность! Из Письменного не пускать! Не хотят отпирать — пусть сидят! Со второй Алиевской есть кто? Со второй Алиевской — все сюда!..

Разочарованно гомоня, толпень начала кое-как разбираться по кварталам.

— Ничего! — подбадривал Фитиль. — Дай срок! И на нашей улице! Покамест о братьях! Надо же о братьях подумать, мужики! Братья томятся в тутошних зинданах! В подвал, мужики! Не бойсь! Победа наша! Сметем гнилую мамелюкскую силу!..

Фаридка все тыркал поверху тяжеленной железкой… блин!.. У ловкача-то у того лысого как получалось… у, гад!.. тыр-пыр… Отломил, короче, и тикать. А у него не лома-а-а-ается!..

Он беспомощно оглянулся.

— Гнилую мамелюкскую сволочь!.. Нету теперь права! Хватит! Самих в зинданы!..

По широкой лестнице спускалась пара — мужик в сером костюме… пиджачок-то какой… ишь, блин, вырядился… здоровый… рожу разъел… баба в красном платьишке… что за люди?

Не один Фаридка их приметил: никольские уже встретили, обступили, базарят…

А что базарить? И так все ясно. Мужик не наш. И баба — тоже чужая. У, козлы. Нет, ну а что она? Ишь ты, в красное вырядилась… фу ты, ну ты!.. как дать по башке. Что толку базарить. Мужик-то этот. Ишь, разожрался… Нет, ну а что он? Топырится… что на него смотреть? Раз — и квас. Такая хрень. Нет, ну а что.

Фаридка кое-как спрыгнул с ящика — ноги затекли, руки занемели… блин, и буквы-то, буквы не ломались… как он, гад, отколупал?.. Да хрен с ним… Тоже мне — золото… Теперь этого золота будет… вон Фитиль-то говорил унитазы делать… Пошатываясь, побрел к лестнице. Трубу волок, и она мерно взбрякивала на медных полосках, украшавших черный паркет. Устал. Ох, устал. Просто как во сне.

Во сне он иногда видел, что Федул снова вешает кошку. Кошка была рыжая, с темными подпалинами на боках. Федул веселый. Подманил ее куском колбасы. Тю-тю-тю, тю-тю-тю… вот тебе и тю-тю. Дикая, с помойки, — та не пошла бы. А эта из Клопова дома, с восьмого этажа. Дура. Ну и все. Подошла за колбаской, а Федул-то и накинь ей петлю на башку… Фаридка бы так не смог. Раз — и готово. Федул, он быстрый. Кошка — и та прозевала. Ну и что? Фр-р-р-р кубарем! — на веревке-то!.. На веревке-то не пофыркаешь. Ага. Упала, катается, лапами с башки скребет… Федул ее поводил-поводил, а потом на костыль-то и привязал. Где почтовые ящики висят. Ну и все. Она скреблась… да скользко по железу, когтям не зацепиться. Висит — и так вся потягивается… долго… вроде уже все… а потом опять… потягивается так… потя-я-я-ягивается…

Он шел к лестнице, будто во сне. Во сне-то ничего… проснешься темно… Федула вспомнишь. Федул друг ему был, его мамелюки два года назад затоптали в легашинской, суки. Сон — что? Проснешься — и нет его. Темно, вот и вся история. Оказывается, приснилось просто. Приснится же… Вспомнишь… потя-я-я-ягивается… на бок повернешься — и опять ухо давить… А сейчас? А сейчас он шел к лестнице, наяву шел, железку за собой волок, железка дыр-дыр-дыр по медным пластинкам… Наяву, да… и как-то томно ему было вроде как не проснуться… вроде как хочет проснуться — и никак. Потя-я-я-ягивается. Нет, ну а что она в красном?

Мальчику было месяца три, и он лежал на руках у матери завернутый в одеяло. Сырой воздух сквозь тонкую байку холодил ноги, заставляя зябко поджимать пальцы, поэтому мальчик хмурился и пожевывал соску со строгим и даже непреклонным выражением маленького, с кулачок, личика. Он дремал, чувствуя сквозь сон, как то и дело некрасивое веснушчатое лицо матери склоняется над ним, источая тепло, и только это ощущение мешало ему проснуться и заплакать.

Мать не хотела его появления на свет, но теперь это было неважно. Действительно, поначалу она жалела о том, что время упущено по неопытности, и вся жизнь, которая прежде была свободной, оказалась изломанной и несчастной. Когда же срок перевалил за середину и живот начал расти, причиняя тяготы и неудобства, она забыла все, что не давало покою прежде, и на лицо ее легла печать счастливой отрешенности и даже бессмыслия.