Он сам сюда пришел, и нечего было сказать в свою защиту.
Его срок истекал. Но еще не истек. Картинно разводя руками, Топоруков медленно поворачивался к залу. Это движение тянулось и тянулось, и грозило продлиться еще по крайней мере восьмую долю секунды. Все это время нужно было о чем-то думать. Вспомнив стремительное падение гильотинного лезвия, Найденов рассудил, что боль не должна оказаться долгой. Почему-то подумалось, что это будет похоже на внезапное пробуждение. Кто-то в белом на цыпочках подошел к постели, звонко хлопнул в ладоши над самым ухом — ты вздрогнул и открыл глаза. Нож упадет — и он проснется. Мысли пролетали медленными молниями, огненными росчерками связывая напоследок землю с небесами. Он проснется, но Настя не узнает об этом. Настя исчезнет. И все исчезнет. И уже не будет иметь значения, существует он или нет. Если нет ничего, то какая разница? Она была права. Да ладно. Ну и что. Кто же знал. И потом: например, Лавуазье. Подумаешь. И ничего. Председатель трибунала заявил, что республика не нуждается в ученых. Тоже, в сущности, попал как кур в ощип. Антуан Лоран Лавуазье. Но просил проследить: если отрубленная голова подмигнет правым глазом, палач должен сообщить академикам, что в ней, отрубленной, некоторое время сохраняется мысль и воля. Однако катюга только хмыкнул: мол, если б было иначе, ему не пришлось бы каждую неделю тратить восемь су на новую корзину — старые, обгрызенные падающими в них головами, приходят в негодность…
— Как вам это нравится? — спросил Топоруков, картинно разведя руками. Если я правильно понял, мы имеем дело с полной некредитоспособностью…
Кто-то пискнул.
— Минуточку! Согласно правилам, осталась одна небольшая формальность… Итак. Если все участники лотереи высказываются за то, чтобы сохранить клиенту жизнь…
Тишина взорвалась ревом.
— Руби его! Руби-и-и-и!
Зал улюлюкал. Кошачьи вопли метались под сводами.
— Руби-и-и! — визжал кто-то на верхнем пределе слышимости. — Цезарь, давай!
Найденову показалось, что он различил пронзительный голос Вероники:
— Ре-е-е-ежь!.. — дико кричала она. — Ре-е-е-ежь, Цезарь! Ре-е-е-ежь!..
Стены сотрясались.
— Руби-и-и-и! — верещала голубоглазая владелица болонки, страстно прижимая к себе собаку; последняя в ужасе таращила глаза и скалилась.
— Тише! — крикнул Топоруков. — Тише!
— Руби его, руби!..
Цезарь с досадой махнул рукой.
Человек во фраке ударил по клавиатуре.
Взревел гонг.
— У-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а!..
Зал гудел, пришибленно затихая. По нему пробегали волны. Тот тут, то там еще прорывался голос.
— У-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а!..
— Стыдно, господа! — воскликнул Топоруков и снова махнул рукой, чтобы музыкант оставил инструмент в покое. — Вы не в парламенте!
— А что такое? — крикнул кто-то. — Что вы тянете? В чем дело? Мы вас сместим, Топоруков! Вы не выполняете правил!
— Да! да! — полетело из разных концов.
— Я не выполняю? — удивился Цезарь. — Это кто сказал?
Он грозно озирал публику.
— Это я сказал!
— И я!
Найденов скосил глаза. Точно, это была Вероника. Раскрасневшись, она стояла у самого подиума.
— Потому что расплата немедленно! Чего вы ждете? Мы же сказали — руби!
Спутник тянул ее за руку. Вероника сердилась:
— Почему я должна! а вы!.. да пусти же!..
— Мне это нравится, — саркастически протянул Цезарь. — Эти люди будут меня учить вести кисмет-лотерею… — Он горестно покачал головой. — Мало того, что я сам придумал эти правила. Мало того, что я вам это все устроил!.. Мало того, что благодаря моим усилиям — подчеркиваю: моим! — вам выпал, наконец, шанс, который выпадает далеко, далеко не каждому!
Он говорил тихо, и зал поневоле замолкал, прислушиваясь.
— Теперь вы меня — меня! — обвиняете в нарушении правил! Нет, ну каково! Им не терпится! У них спешка! Хороши игроки, ничего не скажешь!
Помолчав секунду, нахмурился и ткнул в толпу пальцем:
— Вероника, дорогая! Вот вы громче всех орете!..
— Потому что мы!.. — пискнула Вероника.
— Я отлично понимаю ваше желание. Вам хочется увидеть, что было бы с вами, проиграй вы пятьсот тысяч!.. Наконец-то вы станете свидетелем крупной игры! Вы счастливы! У вас все паморки от счастья забились!.. Но, господа, все-таки нужно владеть собой! Прошу вас поразмыслить: а что мы будем делать потом? Вы забыли, что отыграно только две партии? Или все вы отказываетесь от продолжения? Если так, то пожалуйста! Одно слово Хайдару…
Экзекутор сделал шаг к стальному ложу.
— …и через пять минут мы блистательно завершим сегодняшнюю сессию. Вы представляете, во что это сейчас превратится? — Топоруков круговым жестом показал на подиум. — Пока уберут, пока отмоют… ведь продолжить можно будет только после серьезной уборки. То есть, скорее всего, уже не сегодня. Вы об этом подумали?
Зал протестующе загудел.
— Дошло, — вздохнул Цезарь, качая головой. — Сообразили. Позвольте расценить ваш вой как нежелание отказываться от своих шансов. Правильно. И я не хочу. Каждый из вас еще может выиграть. Или проиграть. Поэтому предлагаю компромисс: тело на пару часиков в зиндан. Прогоним оставшиеся сорок восемь партий, выясним, сколько счастливчиков среди нас, кому судьба игриво подмигнула, кто ее новый избранник… а? А уж потом разберемся без лишней спешки… Хайдар!
Топоруков сделал знак.
Экзекутор нажал на кнопку.
Замирая, Найденов почувствовал, что ложе под ним начинает опускаться.
Голопольск, пятница. Рабочая сила
— Что ж такое? — спросил Горюнов, приподнимаясь на локте.
— Спи, спи, — хрипло ответила жена. — Строят чего-то. Спи…
Хмель еще гулял в башке. Несколько секунд он оторопело слушал тиканье ходиков, успокоительным пунктиром прошивающее заоконный гул и грохот; стал уже было задремывать, как вдруг вздрогнул и проснулся окончательно. Фосфоресцирующие стрелки наручных часов показывали без чего-то пять. Позевывая, Горюнов подробно почесался, протер глаза; сопя, привалился к плотному жениному боку, полез под рубашку. Она застонала сквозь сон, но затем протяжно вздохнула и послушно перевернулась на спину.
Скоро он отвалился, сел и стал, тяжело дыша, шаркать босыми ногами по полу.
— Слышь, портянки-то мои иде?
— Да что ж такое, — пробормотала Ирина. — Дашь ты мне спать-то или нет? Ну иде? В кухне чистые висят…
Зевнула, скуля и потягиваясь, а потом свернулась калачиком и с головой укрылась одеялом.