Маскавская Мекка - читать онлайн книгу. Автор: Андрей Волос cтр.№ 35

И, ожидая ответа, снова обеспокоенно оглянулся.

— Что?

— По-гром, — отдуваясь, раздельно сказал Габуния. — Настоящий погром, со странным удовольствием повторил он. — В натуре! — Со звоном поставил кубок и утер усы, победительно глядя на собеседника. — И что же получается? Все зря? — Он посмотрел на Тамерлана и неодобрительно покачал головой. Тот моргнул и отвернулся, заскулив. — Помните, как было двадцать лет назад? Да ну… вы молодой, не помните. (Найденов хотел было возразить, однако Габуния повысил голос). Ликование! Перспективы! Наконец-то мир! Великое Слияние завершилось! Несчастья позади! Ура! — мы наконец-то уяснили: Бог един! Турок ты, грек, араб, православный, буддист, мусульманин — неважно! Верь, если верится! Молись! Живи!.. — Габуния опять в сердцах лязгнул кубком. — И что? Все как двадцать лет назад: погром. Снова громят. Снова кровь. Теперь из-за бабок. А почему? А потому что такие мерзавцы, как Цезарь Топоруков, готовые за свои проклятые…

В это мгновение Тамерлан хрипло зарычал и принялся ни с того ни с сего яростно дергать медвежьей своей головой. Торшер затрясся.

— Э! э! Ты чего! Я т-т-тебе!

Привстав, Габуния потянулся к ошейнику. Раздался опасный рык, и он, бранясь, отшатнулся. Стул с грохотом упал. Тамерлан мощно мотнул башкой. Поводок выдержал. Тогда пес с железным скрежетом сомкнул на нем зубы.

— Ах ты, гнида! — крикнул Габуния и повалился на собаку сверху.

Теперь они возились на полу: примирительно урча, Тамерлан ворочался, норовя изогнуться и лизнуть себя в брюхо. Габуния, суча ногами по скользкому полу и также урча, пыхтел и усиливался, стараясь ему этого не позволить.

— Сука! — повторял он сквозь хриплые задыхания. — Ах ты сука!

Тамерлан встряхнулся, и Габуния отлетел на полметра в сторону.

От дверей спешили два мамелюка. Еще один торопился со стороны кухни.

— Я т-т-тебе! — заревел Габуния в прыжке.

Взвизгнула женщина.

Тамерлан рявкнул — Габуния снова отлетел.

Глухо скуля, пес яростно рвал зубами складки шкуры на животе.

Найденов с ужасом заметил узкий шов, прежде прятавшийся в складках. Это было похоже на… да нет же, бог ты мой!.. это и была молния! Застежка молния, как на сумке! В собачий живот, в шкуру была вшита молния! И, должно быть, при желании ее можно было расстегнуть!..

Тамерлан снова рванул зубами. Брызнула темная кровь.

Габуния опять с ревом падал на него сверху, оскалившись пуще собаки.

Кругом уже топали… кричали… что-то рушилось.

Смазанный клубок вновь резко распался на два тела — Тамерлан с воем рвал зубами расширяющуюся прореху, Габуния поднимался с пола, оскальзываясь и рыча.

Что-то блеснуло… вот еще… толчком вылезло из живота больше чем на ладонь!..

Это была рукоять большого армейского скорчера.

— Га-а-ад! — хрипел Габуния, норовя вырваться из объятий двух мамелюков. — Пусти! Га-а-ад!..

Третий присел возле собаки. Тамерлан жалобно и хрипло скулил.

— Тихо, тихо, — сказал офицер. — Погоди, дурак. Тебе же больно.

Он достал белоснежный носовой платок и осторожно вытащил окровавленный скорчер из прорехи.

Найденова замутило.

— Ничего себе! — сказал офицер, взвешивая скорчер на ладони. — Что делают!.. Ну совсем озверели…

Тамерлан яростно лизал рану.

Мамелюки тащили Габунию к дверям. Габуния брыкался.

— Ну что, песик, — сказал офицер. Он протер рукоять и бросил густо-розовый платок на пол. — Пошли на перевязку.

Посмотрев на Найденова, Тамерлан встряхнул башкой. Потом безнадежно заскулил и побрел за мамелюком.

Найденов вздрогнул.

— Горячее подавать прикажете? — прямо в ухо спросил официант, стоявший, оказывается, за спинкой стула. — А то в Письменном скоро начинается.

Межрайонно-ратийную силу

Областное ядро стережет…

Гимн УКГУ

Несмотря на постигшую его неудачу, Николай Арнольдович Мурашин пребывал в том счастливом состоянии силы и успеха, которое может объясняться только отменным здоровьем, замечательным характером и умением не концентрироваться на неприятностях.

А между тем неудача была просто ошеломительной. Давно задуманная и долго лелеемая комбинация, просчитанная до мельчайших деталей, каждая из которых при невнимании к ней могла бы роковым образом сказаться на успехе всего предприятия, — проработанная с точностью до выражения лица, до секунды, когда брови должны удивленно подняться или осуждающе нахмуриться, эта мастерская комбинация рухнула самым неожиданным образом. Пешка, мертво стоявшая в плотном окружении своих и вражеских фигур, пешка, которой было суждено (исходя из обычного порядка вещей) состариться на своей тупиковой клетке, пешка, которая вопреки всему размыслила победную тактику молниеносного боя, — эта пешка была убита, не сделав еще и первого шага. Собственно говоря, к шахматам это имело такое же касательство, как землетрясение, обрушившее потолок на шахматистов.

Перебирая в памяти подробности задуманной им партии, Николай Арнольдович с горделивым удовольствием еще и еще раз отмечал ее математическую выверенность: никто из участников до последнего хода не смог бы разгадать гроссмейстерского замысла, не заметил руки, переставляющей фигуры; все были бы уверены, что этот вихрь, этот замысловатый танец коней и слонов является результатом необоримых козней судьбы, а вовсе не усилий чьей-то индивидуальной воли.

Еще одним замечательным свойством этой игры являлось то, что ни один игрок не посчитал бы себя в проигрыше; кое-кто, правда, выиграл бы меньше, чем при ином раскладе; но проигравшихся в пух не должно было оказаться вовсе!.. Выигрыш Михаила Кузьмича был очевиден; правда, случился он не по воле Мурашина, а, так сказать, сам по себе — точнее, в результате игры, затеянной значительно выше: к ней Мурашин не имел никакого отношения только вовремя пронюхал, что она уже началась. Еще и Клейменов не знал итогов финального забега, а Николаю Арнольдовичу позвонил из Краснореченска, столицы края, однокашник и сообщил результаты (незадаром, конечно, но это отдельная история) — мол, пока нетвердо, но склоняются. Мол, ставь на Клейменова. Курки были взведены давно, оставалось только щелкнуть. Полыхнуло в ЖЗИКЛ: неприятная история, в которую был замешан третий секретарь обкома, некто Пащенко, почему-то достигла вдруг высоких ушей руководства края; Клейменову на это было наплевать, он ждал решения собственной судьбы, а Мурашин кинулся улаживать, да по неловкости только подлил масла в огонь. Пащенко, обвиненный в злоупотреблениях при распределении пищи и предметов поощрения, успел перепрыгнуть в кресло замгенерального Ольховского КГП, освободив при этом свое собственное. Для Пащенко выигрыш? — несомненный. Что он в обкоме? — мелкая сошка, если быть честным, склонностей к ратийной гумработе у него кот наплакал; а на комбинате теперь — ого, фигура! А освободившееся кресло пустовать долго не может. «Кто теперь у нас «третьим» будет? — супя кустистые брови, спросил Клейменов у Мурашина. — Какие предложения?» «Веселов», — ответил Николай Арнольдович. «Верно, Веселов, кивнул Михаил Кузьмич. — Больше некому…» Веселов в выигрыше? — еще бы! Одно дело — «первым» в районе, совсем другое — хоть и «третьим», да все же в области. Только утряслось, как вдруг звоночек из Краснореченска: пожалуйте, Михаил Кузьмич, в крайком! А если Михаил Кузьмич в крайком, так значит еще одно креслице освобождается! Вопрос: кого на это креслице? Раньше-то, как пить дать, Веселов бы сел в это креслице, потому что был он хоть и в районе, да «первым», а сам Николай Арнольдович хоть и в обкоме, да «вторым»; а теперь расклад иной: Веселов в обкоме «третьим», а в районах подходящих людей больше нет. И значит — пожалуйте, Николай Арнольдович!.. Каково? Не бином Ньютона, скажете? И будете правы: какой там бином — система дифференциальных уравнений в частных производных!..