Джим Моррисон после смерти - читать онлайн книгу. Автор: Мик Фаррен cтр.№ 111

Мистер Томас прожевал кусок пластиковой обёртки и шумно выдохнул через нос:

– Да, печальное зрелище… хорошо, что тебе не пришлось в этом участвовать…

Сэмпл удивлённо взглянула на него:

– Ты знаешь про меня и Толстого Ари?

– И у козлов есть свои источники информации.

Иисус оторвался от своего пульта:

– Если б тебя выставили на продажу, я бы пожалуй, тебя купил.

– Это что, комплимент?

Иисус пожал плечами:

– Да, наверное.

Мистер Томас задумчиво оглядел помещение на предмет, что бы ещё пожевать.

– Хотя, с другой стороны, у тебя не было штрих-кода…

– Откуда вы знаете?

Иисус снова уткнулся в свой пульт, делая вид, что занят делом, а мистер Томас просто отвёл глаза. Сэмпл даже про Годзиро забыла. Уперев руки в боки, она с отвращением взглянула на эту сладкую парочку.

– Я все правильно поняла: вы так развлекаетесь – смотрите некропольские передачи?! И вам это нравится?!

Мистер Томас кивнул головой. Вид у него был пристыженный.

– Ну так, по приколу. Тем более что там действительно есть забавные вещи, на извращённый вкус.

– А рабынь вы покупали?

Мистер Томас кивнул на Иисуса:

– Он пару раз покупал.

– И где они теперь?

– Да вот, понимаешь, какая беда приключилась… у них там были какие-то косяки с переходом в мультипликационный режим, когда они попадали в мозг к Большому Зелёному.

Сэмпл тряхнула головой:

– В голове не укладывается, как вы можете смотреть эту дрянь, да ещё покупать людей?!

Иисус наконец внёс свою лепту в беседу, указав на экран:

– Похоже, больше не сможем.

Одна из рабынь, что шла крупным планом на врезном экране, вдруг запрокинула голову вверх и пронзительно завизжала. На большом боковом мониторе Годзиро сосредоточенно рвал когтями одну из стен треугольного здания телецентра. На центральном экране, куда передавалось изображение того, что Годзиро видел перед собой, возникла студия, передающая в прямой эфир «Невольничий телерынок Толстого Ари». Рабыни и операторы бросились врассыпную – рука гигантского ящера вошла в чёрно-белую картинку, схватила подиум посередине и содрала его с креплений. Один оператор всё же не бросил камеру и продолжал снимать – видимо, потенциально исторические кадры были ему важнее собственной посмертной жизни. Кроме этого героического оператора, единственный, кто остался стоять на месте, – это сам Толстый Ари. На самом деле он даже придвинулся ближе к Годзиро, будто и не замечая, что взбешённый ящер был больше его в тысячу раз. То есть, наверное, он это видел – сложно было бы не заметить, – но всё равно не испугался. Толстый Ари спустился вниз из своей режиссёрской будки, и его буквально трясло от ярости – как в тот раз, когда он обнаружил, что у Сэмпл на лбу нет штрих-кода.

– Ты соображаешь, блядь, что ты делаешь?! Тоже мне, игуана-мутант! Ты знаешь, сколько мне стоит эфирное время?!

Годзиро замер, Годзиро моргнул. Годзиро поднял гигантскую ногу и расплющил в лепёшку и Толстого Ари, и отважного оператора, и ещё остававшиеся нетронутыми декорации, и вообще всех, кто ещё не успел убежать из студии. Сэмпл даже немного взгрустнулось. Да, Толстый Ари был законченным мерзавцем и каннибалом и вполне заслуживал такой смерти, но он хотя бы ушёл достойно. Впрочем, хрен с ним.

– Один готов. – Сэмпл повернулась к Иисусу. – Ну что, идём на дворец?

Иисус кивнул. Он даже не стал возражать, что Сэмпл вроде как посягает на его полномочия единоличного командира.

– Без проблем.

* * *

Это была запредельная грёза – под стать опиумным видениям Хасана ибн Саббаха, знаменитого Старца с Гор, основателя ордена ассассинов, убивавших во имя Аллаха и самого Хасана. Видения Джима были как тёмное дымное зеркало за шифоновым покрывалом, расшитым золотом, но при этом он осознавал, что находится где-то в пределах Ада. Эти видения несли на себе отпечаток тьмы, и ясно было, что это – творение Доктора Укола. Даже при воссоздании иллюзорного мусульманского рая Доктор Укол никогда бы не опустился до мраморных бассейнов с пышной, богатой отделкой, синего неба в пушистых облаках и податливых, ясноглазых прислужниц неземной красоты. Вопиющая роскошь Беверли-Хиллз с его столь же роскошными пороками и грехами – просто не его стиль. Если Джим грезил о рае, то это был рай под куполом ночной истомы, где мягкая тьма и таинственные туманы, где-то в глубинах кольриджевских пещер. Это был рай прибрежных утёсов и вспененного прибоя. Это был рай романтической бездны изо льда и огня – рай священной реки Альф, где она обрывалась в бездонную пропасть подземного моря, не знавшего солнца.

Это было зверски жестокое и благословенное место – одновременно прекрасное и кошмарное. Город из сокровенных снов, в сердце которого буйствовал зверь. Город, омытый музыкой. Город танцующих камней и тоскующих женщин, которые пели печальные песни, обращаясь к своим обречённым любовникам-демонам, посреди совершённого хаоса и безмятежного беспорядка, пронизанного запредельным покоем, – такого Джим не представлял себе даже в самых безумных мечтах. Это была неподвижная тишина в глазу бури. Почему же он сам не додумался до такого? Если б он знал, что такое бывает, это стало бы целью всех его устремлений. Может быть, даже единственной целью. Раньше всё было совсем не так. Раньше он закрывал глаза в благоговейном, священном ужасе и мчался вместе с бушующим ураганом, вцепившись холодными пальцами в серебряных перстнях в гриву коня-кошмара. Вокруг него всё кружилось в вихре великолепной, чистейшей ярости. Фонтаны алого пламени били прямо из земли, и змеи шуршали по серым камнями, соблазняя, маня, искушая, как и положено змиям, а Джим стоял в самом сердце этой сияющей бури, где он наконец обрёл силу и истинную, фантастическую свободу – свободу потратить впустую хоть целую вечность, коли ему так захочется. Свободу взять и швырнуть на ветер целое тысячелетие, поддавшись мимолётному капризу. Как бы для того, чтобы подтвердить это дерзкое открытие, на него наплыло его собственное лицо, он – тот, в видении, – был с женщиной, с той самой женщиной, с бледным лицом и чёрными кудрями, и тайна уже была готова приоткрыться, и она, эта женщина, повторяла, что всё это – правда, всё это – по-настоящему, приглушённый голос с каждым мгновением становился яснее, плыл к нему сквозь мираж, сквозь туман Авалона, и никто не крикнул: «Берегись!» – и не описал трижды магический круг, а он пил медвяную росу и сладчайшее молоко…

– Ладно. Достаточно, mon ami. А то ты уже. я смотрю, впал в поэзию. Причём чужую. Просыпайся, пора двигаться дальше.

И все разом исчезло, и Джим очнулся от грёз в месте, где был только лёд и обжигающий холод.

– Вот бля, Укол! Ты мне весь кайф сломал.

* * *

Только теперь Сэмпл увидела царский дворец снаружи. Раньше она его видела лишь изнутри и хотела оттуда сбежать. А теперь вот вернулась и хочет его уничтожить. Сверху, с высоты роста Годзиро, было видно, что дворец имеет форму египетского креста-анка, вписанного в пентаграмму, с высокими тонкими башнями из стекла и стали на пересечении всех прямых, образующих пятиконечную звезду, и искусственным озером в верхней петле анка. Иными словами, жрецы-архитекторы бога-царя вложили символы защитной магии в проект дворца. Сэмпл усмехнулась. Никакая защитная магия и символика не спасёт Анубиса от Большого Зелёного, чешуйчатого апокалипсиса. Тут нужно что-нибудь помощнее.