Шаман всея Руси. Книга 1. Ветер с Итиля - читать онлайн книгу. Автор: Андрей Калганов cтр.№ 56

«Лети, лети, соколик, – злобно подумал Степан, накладывая вторую стрелу, – а мы тебе крылышки-то подрежем…» С временем опять что-то происходило, он видел каждое движение зверя как в замедленном кино. Бывали случаи, когда солдат, перед которым разорвалась граната, видел, как по железной болванке расползалась трещина, как отделялись осколки – психика охраняет себя от смертельного стресса.

Белбородко стряхнул оцепенение. Щелк. Волк прокатился кубарем и замер у самых папоротников. Из шеи торчало обломанное древко стрелы. «Вот тебе, бабушка, и сходил за хлебушком», – кровожадно ухмыльнулся Степан. Любовь ко всему живому, посетившая было его, перешла в противоположное чувство, до которого, как утверждают сведущие люди, всего один шаг. Степан спрыгнул с березы и, от избытка чувств пнув дохлого волка, занялся рукой.

Четыре глубокие, словно нанесенные гвоздем, раны бурыми пятнами расплылись на обеих сторонах предплечья. Крови было мало, но это было скорее плохо, вся зараза останется внутри. Адреналин рассеялся, и Степан почувствовал боль. Кажется, зацепил кость, паразит хвостатый! Руку будто стеклом скребло. А что, если бешеный? Или бешенство, как спид и сифилис, – продукт позднейших веков истории человечества? Кабы так, было бы неплохо… Степан поглядел вокруг, высматривая подорожник. Ага, щас! Крапива да лопухи. Ну, положим, что картошка еще из Америки не завезена, он догадывается, но вот куда делся верный друг деревенского знахаря? Непонятно.

Заморенная невзгодами семейка «травы белого человека» все же нашлась. Степан разорил кустик, оставив лишь самый старый лист, недоеденный лесными насекомыми и заляпанный грязью, остальные же налепил на раны, предварительно послюнив. Отодрал от рубахи вышитый подол и перевязал руку. Что ж, первая помощь самому себе оказана, можно идти дальше.

И он зашагал по тропе.

Путь его лежал туда, где рыскали хазарские «охотники», куда, по задумке Алатора, должны были направиться волки и куда вместо волков теперь вынужден идти Степан. Конечно, если не хочет, чтобы потом было мучительно больно за трусость и предательство. А он не хочет.

С того момента, как они вышли из веси, минуло, наверное, полдня. А с того момента, когда он последний раз трапезничал, и вообще более тысячи лет… Под ложечкой неприятно посасывало, желудок требовал внимания, а проще говоря, скреб корявой гастритной лапой и верещал: «Жрать давай!» Почему-то до сих пор Степан даже не думал о еде, а тут как заклинило.

Не останавливаясь, он выдрал с корнем черничный куст со спелыми, налитыми ягодами и принялся его обгладывать. Кислая, зараза и, главное, что ешь, что нет, только в животе бурчит! Он выбросил раскулаченный куст. Продолжить разорение черничной плантации? Да ну ее к Аллаху, еще поплохеет…

А вот это куда как лучше: по правую руку раскинулся малинник. Да, такие к двадцатому веку в лесу повывелись, – ветки усеяны алыми ягодами размером с крупную виноградину!

Мимо этакого великолепия Степан пройти никак не мог. Хороший солдат – сытый солдат. Наплевав на самострелы и ямы, в конце концов, живем однова, он забрался в малинник и принялся уплетать за обе щеки. Что такого, что он немного подкрепится, хазары никуда не денутся, да и Алатор на рожон не полезет, не захочет почем зря башкой рисковать. А голодный обморок личного состава победе союзных войск не поспособствует.

Черноволосый, рослый, в широченной льняной рубахе, Степан выглядел, мягко говоря, странно посреди малинника – уж больно несерьезный кустарник. В нем какой-нибудь девчушке-пичужке копошиться, а не ему, медведю бурому. Но, слава всевышнему, потешаться было некому.

Наконец желудок унялся. Уф! После Степанова набега кустарник выглядел так, будто в ближайшей деревне устроили распродажу виагры, не хватало только трусов-парашютов, сгоряча забытых какой-нибудь бабой Маней на ветке. «А славно было бы устроить у них тут сексуальную революцию, – развеселился Степан, – или, скажем, тантра-йогу привить, основал бы секту „свободной любви“, стал бы уважаемым человеком».

Вообще-то свое будущее в этом мире Степан видел весьма туманно. Кто он здесь? В лучшем случае – чужестранец, невесть зачем приперевшийся из далеких краев, а в худшем – материальное воплощение какой-нибудь злой силы, недаром его Гридя за вурдалака принял.

По образованию психиатр, по судьбе-злодейке колдун-экстрасенс, по призванию сын турецкого верноподданого, каковых сынов развелось в его прошлом-будущем, как собак нерезаных, чем он может обеспечить здесь себе безбедное существование?

Так уж устроена голова, что, ежели дать ей свободное время, не занятое каким-нибудь сугубо практическим делом, то в нее наверняка полезут самые дурные и несвоевременные мысли о судьбах родины, но это в компании и под водочку, а если ты бредешь один по незнакомому лесу – о своей злосчастной судьбине.

Вот и одолевали Степана всякие нехорошие мыслишки, хоть ведро холодной воды на себя выливай…

Между тем думать надо было о другом, а именно: как выбраться живым из всей этой переделки и вернуться в злополучный две тысячи четвертый год, из которого в жуть эту и ухнулся. Для начала, конечно, следует покумекать о том, как вообще остаться в живых. «Ладно, подожди кручиниться, – тряхнул черными кудрями Степан, – может, еще и не переживешь этот денек, тогда и проблем никаких…»

Словно подтверждая невысказанную мысль, через тропу метнулась рахитичная лиса… «А ты такой большой – и киснешь!» Метнулась и тут же, заложив дугу, помчалась обратно, что-то тявкнула на своем лисьем языке и скрылась из виду.

«Ох, достали вы, соседи: волки, лисы да медведи, – срифмовал Степан, – лишь один миляга-еж и приятен, и пригож».

Деревья постепенно редели, скоро должна появиться прогалина, а на прогалине – хазары. Пора бы уже придумать какой-нибудь хоть плохонький, но план.

Алатор говорил, что о тропе никто, кроме него, не знает. Что из этого следует? А то, что она должна закончиться, не доходя до прогалины, потерявшись, например, в зарослях той же малины. Иначе местные жители давно бы ее нашли.

Значица так: дойдем до конца тропы и заляжем с самострелом, как вьетконговец с калашом в джунглях у Южной Тропы Хошимина, а там что-нибудь придумаем, обстоятельства сами подскажут.

Тропа и впрямь уперлась, только не в малинник, а в изрядно сдобренные крапивой заросли дикого шиповника. Вот так – снизу жалит, сверху – колет, а выйдешь на свет божий, так башку отрубят. Прямо витязь на распутье…

Шиповник был хоть и высок, а не выше Степановой макушки, воронье гнездо волос предательски высовывалось.

Вот ведь черт, накаркал, и впрямь придется укладываться. Степан подмял несколько стеблей шиповника, придавил крапиву, но лежбище вышло неказистое, особенно если учесть, что ты не в плотном камуфляже, которому и ежовые иголки нипочем, а в полотняной тонкой рубахе… В бок впивались шипы, икру жгла крапивина… Вдобавок он сбил повязку, и раны снова начали кровоточить. Тряпица намокла, и сразу же непонятно откуда налетели слепни, кусачие, как…

Два хазарина были от него шагах в трехстах. Парочка шла не на него, а немного вбок. Ну и ладно, пока нас не трогают, и мы не высовываемся. Степан поудобнее упер самострелово ложе в плечо и взял на кончик стрелы одного из татей.