Орден Последней Надежды. Книга 3. Французский дьявол - читать онлайн книгу. Автор: Андрей Родионов cтр.№ 6

Пока мы с Лотарингским Малышом разводим костер, Жюль раскладывает припасы на большом плоском камне, и, поверьте, дважды к столу никого из нас звать не приходится. Как по волшебству в руках возникают кинжалы, Жюль первым успевает отсечь кусок мяса и тут же пихает в рот. От наслаждения он даже глаза зажмуривает, гурман несчастный. Беда с этими парижанами, очень уж они любят поесть!

Плотоядно облизнувшись, я выхватываю из сапога нож, верчу стопорящее кольцо, острое как бритва лезвие с негромким щелчком выскакивает из рукояти.

— Что это у тебя?

Я перевожу взгляд на зажатый в руке нож, пожимаю плечами:

— Обыкновенный нож. А в чем дело-то?

Сьер Габриэль требовательно тянет руку, я, секунду помедлив, сую ему клинок.

— Так… — говорит де Бушаж озадаченно и, повертев его в руках, добавляет: — Складной нож из Нонтрона, судя по расширяющейся к лезвию рукояти. Удобнейшая вещь в дороге.

Я киваю. Для того и нужна подобная рукоять, чтобы нож не выскальзывал из руки при ударе. В Нонтроне делают лучшие во Франции складные ножи. Там растут самшитовые леса, из которых получаются замечательно прочные рукояти, течет речка Бандиат с чистейшей водой, в которой так хорошо закалять и отпускать сталь, имеются богатейшие залежи железных руд. Парижские торговцы вывозят оттуда складные ножи целыми возами. Кинжалы и обычные ножи приходится носить в ножнах на поясе, что не всегда удобно, а складной нож можно сунуть хоть в карман, хоть в кошель или заплечный мешок без всякой опаски, что лезвием он там что-то повредит. Прекрасные складные ножи делают в Тулузе и Невере, Тьере и Казне, но самые лучшие — нонтронские. У французских пастухов, крестьян и ремесленников складные ножи из Нонтрона пользуются большим спросом.

— Одного я не понял, — продолжает сьер Габриэль, сдвинув густые брови к самой переносице, высокий лоб собрался глубокими морщинами. — Обычно в нонтронских ножах есть дополнительное лезвие, а еще шило или ножницы, а в самых дорогих — чуть ли не десяток всяких щипчиков, буравчиков и прочих хитроумных железяк. В твоем же рукоять неплоха, признаю, но в наличии всего одно лезвие. К тому же, судя по весу, нож изготовлен чуть ли не из чистой стали. В чем же тут подвох?

— Да нет никакого подвоха, — вновь пожимаю я плечами, стараясь держать голос ровным. — Нож мне достался задешево, по случаю. А что до того, что в нем всего одно лезвие, так мне его вполне хватает. Отцы церкви учат ограничивать себя, не так ли?

— Ты прав, — соглашается наваррец, теряя интерес к разговору. — Держи.

Я ловлю брошенный нож, лезвие без труда отхватывает изрядный кусок мяса от здоровенного ломтя, лежащего передо мной. Без ножа в дороге как без рук, чем еще отрезать кусок, чтобы сунуть его в рот? Вилок в Европе отродясь не водилось, вот и пользуемся ножами. Мы же не животные, в конце концов, чтобы раздирать пищу зубами.

Думать-то я думаю, но жевать не перестаю, пока живот не раздувается так, что начинает жалобно поскрипывать кожаный пояс.

— Наелись, наконец? — спрашивает командир.

— Да, — отзывается за всех наваррец.

— Тогда делим ночь на равные части. Часовой бдит, остальные отдыхают.

Возражений не было, последние дни изрядно измотали нас. Закутавшись в плащи, мы улеглись возле костра. По жребию последняя смена выпала мне, и едва лишь солнце начало золотить верхушки далеких холмов, я разбудил отряд.

Весь следующий день мы следовали на северо-запад, стараясь избегать дорог. К счастью, край этот так пустынен, что особых ухищрений прикладывать не пришлось. К вечеру четвертого дня мы с юга обогнули крепость Кларендон, чудом проскользнув мимо усиленных патрулей, так и шнырявших во всех направлениях.

Командир часто уезжал вперед, подолгу о чем-то советовался с наваррцем. Порции еды пришлось сократить, шевалье де Кардига решил не только не заезжать во встречные селенья, но и избегать пастухов, у которых мы могли бы разжиться свежим мясом и овечьим сыром.

Утром следующего дня мы резко повернули на юго-запад, вскоре путь преградила широкая, на две повозки, дорога, по которой безостановочно ехали всадники, тянулись обозы, брели пешие крестьяне, монахи и люди неопределенных занятий. Дождавшись, пока дорога опустеет, мы быстро выехали на нее и мирно потрусили обратно на юг, к морю. Признаюсь, поначалу маневры командира представлялись мне загадкой, но вскоре все разъяснилось.

Ночевки на свежем, изрядно прохладном воздухе, еда впроголодь и дождливая погода изрядно вымотали всех нас, зато лошади держались замечательно. Неказистые на вид животные каждое утро безропотно подставляли спины под седла, с энтузиазмом щипали пожухлую траву и не теряли бодрости. Вскачь не пускались, но и не ползли как улитки, а двигались со скоростью быстрого пешехода, как бы говоря своим видом, что спешить-то на самом деле и незачем, везде успеваем.

О приближении Ла-Манш мы узнали заранее. Сначала в лицо повеяло особым морским запахом, который ни с чем не спутаешь, затем я заметил чаек, а вскоре, поднявшись на холм, мы увидели просторный морской залив, тысячи домов и высокие корабельные мачты, что мерно покачивались над верхушками крыш где-то вдалеке.

— Ну, где мы? — спросил меня наваррец.

— Полагаю, перед нами Саутгемптон, — отозвался я, подумав.

Де Бушаж одобрительно кивнул и покосился на командира. Перехватив его взгляд, шевалье де Кардига хмуро улыбнулся.

У первой же таверны, еще до въезда в предместье, мы остановились. Пока я на пару с Малышом гадал, что за чудовище намалевано на вывеске, а командир с наваррцем тихо о чем-то спорили, Жюль внимательно принюхивался к ароматам, доносящимся изнутри. Наконец он прервал наш спор, авторитетно сообщив, что таверна называется «Невеста моряка». Я покосился на стрелка. Жан выглядел ошеломленным. Вот это существо дикого вида с щупальцами и когтями, утягивающее в море целый корабль с отчаянно вопящими людьми, словом, то, что я принял за Великого кракена, а Малыш — за злобного языческого демона, это — невеста?

— Ты точно ли прочел? — покосился Малыш на парижанина. — Приглядись внимательнее, может быть, там написано: «Невеста дьявола»?

Что ж, стрелку здорово повезло, умрет, так и не повидав творения всяческих авангардистов, все эти «черные квадраты» и прочие «подсолнухи». Отчего, если портной сошьет пальто с тремя рукавами или столяр изготовит нечто кривобокое, на чем и сидеть-то толком невозможно, их в лицо назовут бракоделами, а любую мазню, что по силам не только пятилетнему ребенку, но даже необученному шимпанзе, называют искусством?

Я пригляделся к вывеске повнимательнее, стараясь проникнуть в некий глубинный смысл, в ней запечатленный, наконец довольно кивнул. Уму непостижимо, как же я сразу не догадался! Если современное искусство должно всего лишь передавать настроение «творца», как в голос твердят разного рода знатоки, то парень, намалевавший эту мазню, весьма прохладно относился к институту брака.

— Чего разгалделись? — призвал нас к порядку наваррец, и мы замолчали, смущенно переглядываясь.