Иное решение - читать онлайн книгу. Автор: Андрей Семенов cтр.№ 78

– Да как тебе сказать, – протянул Штейн вместо ответа. – Награждают не только за результат, но и за рвение и исполнительность.

– Понятно, – заметно сник Коля.

– Ладно, не кисни, – ободрил его Штейн. – Пока ты молодец. Все правильно сделал. Если будешь так же служить и дальше, то к концу войны в полковниках ходить будешь, а то и в генералах.

– Олег Николаевич, – расстроился Коля. – Неужели война продлится так долго?

– А это зависит от нас с тобой.

– Как?!

– Каком кверху, – пояснил Штейн. – Собственно, дорогой ты мой товарищ Неминен, все, чем занимались раньше и вы, и я, было так… детской забавой на летней лужайке. А теперь нам предстоят настоящие дела и великие подвиги.

– Какие? – не унимался Осипов.

– Богатырские, – покончив с яичницей, Штейн вытер губы салфеткой и придвинул к себе чашку с кофе. – Вам, товарищ капитан, выпало огромное счастье выполнить задание большой государственной важности и огромной трудности.

– Какое? – У Коли загорелись глаза.

– Ну, для начала нам с вами поручено прикнокать одного белогвардейского гада. Фамилию Синяев слыхал?

– Конечно, слыхал, – с энтузиазмом подтвердил Коля. – Он тут такую деятельность развел…

– Ну вот нам с тобой и поручено эту самую его деятельность и прекратить. Благодаря синяевской агитации и пропаганде немцы уже вторую дивизию из «бывших» формируют.

– Из каких это «бывших»? – не понял Коля.

– Из бывших подданных его императорского величества государя Николая Второго. Эти люди ушли на фронт еще в девятьсот четырнадцатом и до сих пор никак не угомонятся. Третий десяток лет воюют. Надоело им в таксистах и гарсонах ходить, вот и взялись за старое, хорошо знакомое дело.

– Столько лет прошло… – заметил Коля.

– Сколько? Советской власти только двадцать четыре года. Тем, кому в четырнадцатом было двадцать, сейчас нет еще и пятидесяти.

– Разве ж это солдаты!

– А ты знаешь, мой милый, какой возраст Наполеон считал самым лучшим для солдата?

– Не знаю. Лет двадцать – двадцать пять, наверное.

– От тридцати пяти до пятидесяти лет! В этом возрасте уже нет безрассудной храбрости и вместе с тем есть необходимый жизненный опыт, да и не так страшно умирать, как в юности. А теперь представь несколько тысяч этих головорезов, переодетых в немецкую форму, хорошо вооруженных и люто ненавидящих нашу советскую власть и все, что нам, советским людям, дорого и свято. Они знают, что в случае чего их ждет немедленный расстрел, поэтому в плен не сдаются, а дерутся до последнего патрона. Так что, Николай Федорович, нам с вами обязательно этого генерала Синяева нужно сделать мертвым. Сроку у нас – две недели. Москва ждет.

Штейн допил кофе, поставил чашку на стол. Коля сидел и обдумывал, каким образом в Стокгольме можно убить хорошо охраняемого генерала, но пока ничего не мог придумать.

– Только это – службишка, не служба, – продолжил Штейн. – Это, так сказать, официальное обоснование моей командировки в Швецию. У нас с тобой есть дела и поинтересней.

– Какие? – изумился Коля.

– Великие. Я бы даже сказал – грандиозные. Поэтому, товарищ капитан, слушайте боевой приказ. Приказываю вам сегодня же установить за будущим покойником Синяевым самое пристальное наблюдение с целью выявления его слабых мест. Москва дала нам две недели на ликвидацию генерала. Либо мы его ликвидируем в установленный срок, либо…

– Ясно, Олег Николаевич.

– Это не все. Мне очень нужно переговорить с господином Валленштейном. Вы его найдете в штаб-квартире Международного Красного Креста. Сейчас же, немедленно отправляйтесь туда и доложите ему, что бывший сотрудник советского торгпредства Штейн с нетерпением ждет его в вашей квартире.

Менее чем через два часа Валленштейн сидел в Колиной квартире напротив Штейна. Он искренне обрадовался его приезду. Еще до войны он догадывался, что Штейн – кадровый разведчик, его работа в советском торгпредстве является всего-навсего прикрытием, а будучи человеком неглупым, он понял, что Олег Николаевич в разгар войны приехал в Стокгольм не для заключения коммерческих контрактов и не от жуткой ностальгии по этой красивейшей европейской столице, а для чего-то более важного.

Их встреча была теплой и сердечной. Оба уважали друг друга за ум и умение им распорядиться, оба в свое время были друг для друга ценнейшими источниками информации. Оба знали больше, чем высказывали вслух.

После того как был отыгран вопрос о погоде в Москве и о видах на урожай в Швеции, Штейн без обиняков, напролом, стал подводить Валленштейна к цели своей командировки. Коля, на правах хозяина, сидел за тем же столом, но в разговоре участия не принимал. Беседа велась на английском, которого Коля не понимал.

– Знаете, дорогой Рауль, я должен вам признаться, что не всегда был с вами откровенен до конца.

– Излишняя откровенность мне всегда казалась подозрительной и вызывала тревогу, – улыбнулся Валленштейн.

– Чуть меньше года назад вы мне назвали почти точную дату немецкого вторжения в СССР. Я не спрашивал вас тогда, не спрашиваю и сейчас о ваших источниках. Но, судя по всему, у вас хорошие отношения с немецкой колонией в Швеции.

– У меня хорошие отношения не только с немцами. С англичанами, финнами и французами я тоже ни разу не ссорился.

– Замечательно! – восхитился Штейн. – Тогда позвольте вопрос. А как ваши друзья здесь, в Швеции, и за границей оценивают шансы на победу Советского Союза?

– Одним словом?

– Пожалуйста.

– Трезво.

– То есть?

– Мои друзья очень трезво оценивают шансы Советского Союза на победу в этой войне.

– Трезво – это как? За или против?

– Олег Николаевич, я сказал только то, что сказал, и не надо тянуть меня за язык.

Штейн перешел на шведский, чтобы Коля мог понять суть беседы.

– Хорошо. Я поставлю вопрос по-другому. Как отреагировали бы ваши друзья, если Германия и СССР заключили бы мирный договор уже сегодня?

У Коли от удивления удлинилось лицо. Валленштейн оставался невозмутимым, будто этот вопрос был им не просто услышан, а заранее обдуман и согласован.

– В этом не было бы ничего необычного. Если отбросить пропагандистскую мишуру, то во внешней и внутренней политике обоих государств – и Германии, и России, – не было принципиальных противоречий. Эти государства, объединившись, без сомнения, смогли бы диктовать миру свою волю. Опираясь на сырьевые ресурсы Советского Союза, Германия смогла бы в конечном итоге поставить Великобританию на колени и продиктовать ей свои условия мира. Америку от Европы отделяет целый океан, и она не в состоянии выставить на европейский театр военных действий сколько-нибудь серьезную армию, особенно если учесть, что сейчас американцы завязли в Тихом океане. Японцы своим нападением на Перл-Харбор утерли нос янки, и теперь президент Рузвельт считает делом личной чести взять реванш в войне именно с Японией. Тихоокеанский театр военных действий – это несколько миллионов квадратных километров, площадь, раз в десять превышающая территорию самих Штатов. Они не выберутся оттуда без посторонней помощи.