И я налегке бодрым шагом двинулся вниз.
Пели птицы, жужжали насекомые. Тропинка, перечерченная полосами теней, была похожа на пешеходную дорожку. Ветки сухого кустарника тщетно цеплялись за мою одежду. Спускаясь с горы, я начал насвистывать незатейливую, но совершенно незнакомую мне самому мелодию. Видимо, это было что-то из репертуара моего предыдущего «я».
* * *
Несмотря на прекрасную погоду и не менее прекрасное настроение, чем дольше я шел по дороге, тем сильнее поднимались в моей душе какой-то ропот, недовольство, ощущение неопределенного неудобства. Проанализировав причины этого неудобства, я понял, в чем дело. Я отучился ходить пешком. За все время, что здесь провел, я еще ни разу не путешествовал по дорогам посредством своих собственных ног. Та часть сьера Андрэ, которая таилась на дне моего разума, возмущалась необходимости даже и этой короткой прогулки.
Но отсутствие лошади было только вторым по величине неудобством. Первым было то, что ножны с мечом не оттягивали пояса, не раскачивались при ходьбе, не стучали по левому бедру. Хотя Тибо поступил правильно, проявив заботу о сохранности моего оружия, где-то в глубине души я был раздражен на своего слугу из-за того, что вынужден по его милости брести по дороге без коня и без меча, как… как последний крестьянин.
Но мои мучения длились недолго. Приблизительно через двадцать минут я вышел на широкую проселочную дорогу, а еще через полчаса – или немногим больше – увидел впереди крытые соломой крыши, кривые изгороди и небольшую виноградную плантацию, вплотную примыкавшую к деревушке.
Первым из встреченных мною местных жителей был маленький мальчик в длинной серой рубахе, который палкой катал в пыли круглую деревянную игрушку. Завидев чужака, мальчик позабыл о своем занятии и уставился на меня. Мордочка у него была местами полосато-пятнистой от грязи. Когда я подошел ближе, он сорвался с места и убежал.
Следующей встречной была собака, которая воинственно обгавкала меня, но близко подходить не стала.
Потом на моем пути оказалась женщина, першая здоровенный куль. На меня она посмотрела не без настороженности.
«Извините, вы не подскажите, где я могу найти…»
Но с языка, конечно, слетело совершенно другое:
– Ты! Иди сюда. Куда побежала?! А ну стой!..
Женщина, которая, зазевавшись, не успела вовремя смыться, снова повернулась и посмотрела на меня – на этот раз испуганно. Поклонилась – вместе с кулем.
– Где мой слуга?
– Какой слуга? – еще более испуганно спросила женщина.
– Мой. Мой слуга. Тибо его зовут. Ваш святой, – я кивнул за спину, туда, где осталась гора, – сказал, что он здесь… Ну?
Глаза женщины вдруг раскрылись широко-широко, и она наконец-таки опустила куль на землю.
– Так это вы были… Спаси Господи… А мы уж думали, что…
– Ну, хватит. Где он?
– Вот там, господин. Во-он там. Вон, видите, в том доме…
…Добравшись до указанного дома, я обнаружил во дворе Тибо беседующим с каким-то местным. Тибо сидел на чурбачке, ко мне спиной, хозяин напротив, на лавочке. Вид у хозяина был важный, назидательный, а у Тибо – увлеченный, как у охотника, рассказывающего «правдивую» историю о своих похождениях. Оба были поглощены разговором, который доставлял им явное удовольствие.
Но я прервал эту идиллию. Хозяин, заметив меня, вскочил с места. Тибо встать не успел. Я схватил его за шиворот и подтянул к себе.
– Ах ты мерзавец! Лясы тут точишь, когда я там сдыхаю!
– Но господин Андрэ!..
– Молчать!!! Почему я все время должен за тобой бегать?! А? Почему, я тебя спрашиваю?! Может быть, это я твой слуга?! А?!
Тибо охнул и сделал попытку повалиться на колени. Я ему этого не позволил, а вместо этого еще раз встряхнул.
Тибо всхлипнул:
– Ваша милость, Господа ради простите… Ни в жисть… Христом Богом… Девой Марией…
Замашки сьера Андрэ громким голосом вопили: надо врезать. Но Тибо так жалостливо, так умоляюще глядел на меня, что рука не поднялась и я его отпустил.
– Где наши шмотки?
– Чево, ваша милость?
– Вещи наши где?
– Ееээ… В доме. Принести?
– Мой кошелек.
Тибо умчался в дом. Хозяин дома стоял столбом.
– Ну? – буркнул я.
– Сантье мое имя, господин рыцарь. – Мужик поклонился. – Уж и не знаем, как благодарить вас, что вы для нас…
«Ну, начинается…» – с тоской подумал я и махнул рукой мужику – перестань, мол. Он не заткнулся, но хотя бы стал бормотать благодарности вполголоса.
Вернулся Тибо.
– …и мамка моя там, что жива, и свекровка с сыном малым, и что, конечно, брат остался… и особенное спасибо сказать вам хочется за то, что госпожу Аманду уберегли, потому как только госпожа эта к нам завсегда…
– Тибо! – бросил я. – Тибо, какое у тебя было жалование?
Поскольку он не сразу нашелся, что ответить, я нетерпеливо бросил:
– Чего молчишь? Сколько я тебе платил?
– Так это… Я ж не наемный слуга ваш. Как мне батюшка ваш, еще когда вам шесть годиков было, сказал: «Смотри за ним», так я и…
– Откуда тогда у тебя свои деньги? Я знаю, что они есть, не отпирайся.
– Так это, господин Андрэ… Когда там что случалось, – Тибо поясняюще развел руки в стороны и от этого стал похож на пацака, делающего «ку-у», – ну, там праздник был какой… или вы наградить меня за чтонть хотели… или еще что… тогда вот вы и давали мне деньги, а я уж из них, ваша милость, часть всегда откладывал…
– Понятно, – оборвал я эти излияния. Залез в кошелек, достал пригоршню серебра. – Держи. Ты это честно заработал. Ну, держи же!
Тибо подставил ладони, куда я и высыпал серебро. После чего я сжал его плечи и сказал:
– Спасибо. Если бы не ты, я бы оттуда живым не выкарабкался.
Глаза у Тибо широко раскрылись и влажно заблестели. Губы и веки предательски задрожали, отразив целую бурю чувств.
– Господин Андрэ!.. Да я за вас… Да вы… Да я чтоб вас бросил когданть!.. Да никогда!
Я хлопнул его по спине и улыбнулся:
– Ладно. Собирай вещи. Поехали.
– Я это… Я мигом.
И, прижимая горсть серебра к животу, умчался в дом.
– Господин, – несмело проговорил Сантье, – ежели вы не торопитесь, может, отдохнете у нас с дороги? Морсу холодного попьете… Жара-то какая стоит, а, господин рыцарь? Прошу вас, не откажите. Очень нас обяжете. Я жене скажу, чтобы курицу зарезала… Да и лошадям вашим отдых потребен.
Это оказалось решающим доводом. На крыльцо вышел Тибо с нашими сумками. Я поднял руку: