Пресс-папье - читать онлайн книгу. Автор: Стивен Фрай cтр.№ 81

И однако же в этом году был убит его японский переводчик, а итальянского забили до смерти люди, пытавшиеся получить от него адрес мистера Рушди. Настанет день, когда кто-то поскупится на расходы, которых требует охраняющее его полицейское подразделение, когда «делу Рушди» будет отводиться в газетных разделах «Новости вкратце» от силы две строчки, когда мы забудем об ужасной простоте этого «дела».

Возможно, говорить во весь голос о Рушди на международной арене, пока не будут наконец освобождены ливанские заложники, неблагоразумно. А возможно и иное: мы вправе напомнить миру о бесчувственности мулл, о поругании ими нашей религии, религии свободы слова и терпимости.

На сегодня никакой годовщины фетвы не пришлось, это просто еще один день, который мистер Рушди проведет в заключении и страхе, и потому требующий нашего внимания в такой же мере, в какой и любой другой.

«Analogizer™», если бы он существовал, позволил бы этому человеку греться на солнышке хотя бы день или два в году.

Возьмем хоть те же книги. Вот, например, я, не обращая никакого внимания на протестующие вопли населения нашей страны, только что состряпал роман. Разумеется, я более чем понимаю, что воспользоваться местом, отведенным мне этой газетой, как своего рода трибуной, позволяющей навязать вам мое устрашающее словоизлияние, означало бы повести себя до безобразия вульгарно, и потому разрешите со всей доступной мне откровенностью и отвагой заявить, что книга моя есть жуткий вздор, муть кромешная, как выразился бы Мастер, – вам даже и не примечталось бы поразмыслить над идеей обдумать попытку насмешить себя мыслью о том, чтобы попасть в положение человека, хотя бы случайно задавшегося вопросом о наитуманнейшей возможности заподозрить в самом себе крупицу частицы признака йоты остатка способности потратить фракцию малейшей части вашего состояния на приобретение этого непередаваемого свиного пойла.

Однако ощущения, кои испытывает человек опубликовавшийся, замечательны. Появление на вашем кухонном столе сигнального экземпляра книги, да еще и в суперобложке, волнует вас невообразимо. «Господи, – думаете вы. – Вот она. Самая что ни на есть настоящая. И ISBN у нее имеется, и отметка об авторском праве, и номер по каталогу Библиотеки Конгресса, – ну все».

Вы прислоняете ее к чему-то стоящему на каминной полке и отходите в сторонку, дабы оценить полученный эффект, его общий, так сказать, план; вы ставите ее на книжную полку – между «Улиссом» и «Войной в Зазеркалье»; вы взглядываете на нее искоса, из-под полуопущенных век; вы нюхаете ее, облизываете, тычете в нее пальцем, поглаживаете ее, постукиваете по ней; вы предлагаете ей стаканчик хереса и крекер на закуску; катаете ее на машине; пытаетесь уравновесить на своей макушке, суете под мышку и запихиваете в карман, – короче говоря, вы делаете с ней все, однако ни единого ее слова прочесть не решаетесь.

А потом, когда выходит в свет весь тираж, вы начинаете воровато посещать книжные магазины в надежде застукать в одном из них кого-нибудь, кто и вправду ее купит. Для меня это предприятие чревато особыми затруднениями, поскольку моя физиономия попросту торчит из обложки с гораздо большей, чем приличествует порядочному, почтенному писателю, разнузданностью. Да и продавец книжного магазина, заметив в нем автора, немедля проникается подозрением, что тот начнет сейчас канючить, уверяя, будто книжка его стоит на самом не видном месте, – чем печально прославлены некоторые писатели – или желанием заставить сочинителя подписать все имеющиеся в магазине экземпляры его творения. Впрочем, если вы обзаведетесь определенного покроя шляпой и темными очками, а также одолжите у друга-гримера накладные усы, то сможете часами слоняться вокруг вращающегося стендика издательства «Пикадор», наблюдая за обыкновениями покупающей книги публики. Альтернативный вариант состоял для меня в том, чтобы облачиться точно в ту же одежду, в какой меня сфотографировали для создания смутительно великанской фигуры, что ныне марает своим присутствием множество книжных магазинов, в которых фигура эта неподвижно торчит рядом с мусорным баком (как там неуважительно именуют витрины) и притворяется сделанной из картона. Думаю, впрочем, что такая стратагема работает только в фильмах Эббота и Костелло.

Я так долго и натужно придумывал, кому бы мне посвятить плод моих романических чресл, что в конце концов решил напечатать на первой странице книги: «Посвящается…………..

(вставить полное имя)», дабы объектом посвящения мог стать каждый читатель. Это принесло плоды неожиданные – подписывать книгу на встречах с посетителями книжных магазинов стало проще, чем можно было бы ожидать.

Вообще говоря, это занятие представляет собой минное поле всяческих осложнений. Милые, достойные люди выстраиваются в очередь к столику, за которым вы сидите с пером в руке, готовый начертать на книге все, о чем вас попросят. Некоторые покупатели – это, надо полагать, коллекционеры – имеют на сей счет взгляды самые твердые: «“С наилучшими пожеланиями”, пожалуйста, а затем подпись, – требуют они. – И ничего больше».

«С наилучшими пожеланиями» – это, непонятно почему, не вполне в моем духе. Как-то оно отдает рождественской открыткой, присланной продавцом угля и содержащей благодарность за высоко оцененную им услугу, состоявшую в том, что вы обратились именно к нему. Но лучше все-таки уйма «наилучших пожеланий», чем некоторые из глубоко интимных надписей, о которых меня просили покупатели. «“Мартину. Отвали, пока цел, толстопузый”, а следом ваша подпись, ладно?» Или: «Напишите “Это отучит тебя потешаться над моей меланиновой кожей, урод. Твоя до оледенения ада”». Естественно, я был только рад подчиниться. Око поэта может, как отметил все тот же Мастер, в возвышенном безумье блуждать между землей и небом, [202] однако второе его око никогда от гонорарной ведомости не отрывается.

Ну ладно, мне еще нужно поспеть на поезд, уходящий в Восточную Англию, я там завтра книжки должен подписывать.

С наилучшими пожеланиями.

Лично себя я считаю оптимистом, почти эвдемонистом; веселым и сангвиничным едва ли не до поллианнаизма. [203] Я не могу назвать это состояние моим достижением, плодом размышлений или следования строгому принципу, оно привито мне опытом. Если вы выбросите из выходящего на оживленную улицу окна пакетик растворимого кофе с обезмолоченным молоком, он, готов поручиться, плюхнется на асфальт у ног славного малого, достойного, милого, терпимого и располагающего к себе человека, который стоит, грубо говоря, на стороне добра.

Возможно, дело тут в том, что я вырос близ Нориджа – города, который давно уже прославился как самое учтивое, самое приветливое поселение во всем Соединенном Королевстве. Некая ежедневная газета однажды направила туда журналиста с заданием проверить обходительность и дружелюбие среднего нориджца. Этот зловредный пес выбирал очередь, скопившуюся у кассы магазина или на остановке автобуса, и норовил пролезть в обход всех, кто в ней стоял, надеясь возбудить в них возмущение и гнев. И каждый раз реакция этих людей была одной и той же: «Все в порядке, проходите, голубчик… видно же, что вы спешите».