Император открывает глаза - читать онлайн книгу. Автор: Дмитрий Колосов cтр.№ 13

Впрочем, грешно обижаться на Люй Бу-вэя, окружившего юного государя искренней заботой. Он как мог охранял Ин Чжэна от злобной молвы, старался защитить от ненависти и коварства, что пропитали насквозь стены дворца Циняньгун, делал все, чтоб сделать из мальчика настоящего правителя, сильного и мудрого. Проклятый жучжэ! Это он, кровный отец заставил Ин Чжэна задуматься над тем, что есть жизнь, а потом и над тем, что есть смерть.

Жизнь… В этом Ин Чжэн не открыл для себя ничего нового. Жизнь была вещью вполне обыденной. Солнце, ветер, вода, огонь, земля, сладкое питье и еда, дорогие одежды и прочие мелкие радости. Жизнь представлялась естественным даром, каковым, собственно говоря, и была. А вот смерть…

Смерть!

Ин Чжэн рано пришел к мысли о смерти. Поначалу он просто отмечал факт исчезновения людей – то одного, то другого из родственников, приближенных. Смерть, как факт. Именно так восьмилетний мальчик отметил смерть деда. Дед был, и вот его не стало. Он лежал неподвижный в резном гробу. И пол краской, толстым слоем положенной на лицо, проступала восковая желтизна. Маленький Ин Чжэн поклонился деду, желтому и неподвижному. И все. Он не слишком любил его, деда.

Отношение к смерти вдруг изменилось, когда ушел отец. Он лежал неподвижный, желтый и чужой. И Ин Чжэн понял, что смерть – это страшно, что смерть – это ничто, не солнце, не ветер, не дождь, не смех, не плач, не свет, не темнота, не пища, не глоток воды, не любовь и не ненависть – ничто! Грань, за которой беспредельная пустота, больше, чем пустота, ибо это ничто не имеет определения.

Ин Чжэн понял и испугался. Он испугался Смерти, он слишком любил жизнь. Он не хотел лишиться тех маленьких и больших радостей, что даровала ему жизнь. Будь он одним из бесчисленной толпы минь, [5] он, возможно, отнесся бы к Смерти проше; цянь-шоу, как царь убедится впоследствии, спокойно относились к Смерти. Они воспринимали ее с тем равнодушием – внешним, а быть может, и внутренним, какое бы мы назвали стоическим. Но Ин Чжэн не был черноголовым, коленопреклоненным рабом, не имеющим права думать о Смерти, ибо жизнь черноголового не стоила ничего. Ин Чжэн был повелителем черноголовых, его жизнь стоила безмерно много, и он был праве думать о Смерти, он был вправе страшиться ее. Он обратился к мудрому Люй Бу-вэю.

– Я боюсь Смерти! – сказал царь.

– Не ты первый, Бися, [6] – ответил мудрец.

– Но я не хочу умирать!

– Не ты первый, – повторил Люй Бу-вэй.

– Мне плевать, первый я или нет! Я хочу жить вечно! Ведь я первый, первый среди всех! И я хочу быть первым, кого минует смерть! Я хочу знать, как обрести бессмертие!

Мудрец мягко улыбнулся в редкие усы и столь же редкую седую бородку.

– Мы не знаем, что такое жизнь, можем ли мы знать, что такое смерть? – ответил он словами учителя. [7] – Можем ли мы знать, что есть бессмертие?!

Но подобный ответ не удовлетворил юного принца. И с тех пор он возненавидел жучжэ, к которым до того относился вполне благосклонно. Мудрецы были не единственными, кого ненавидел Ин Чжэн. Еще он ненавидел придворных, всех этих высокомнящих личжу с их вымученными улыбками, неискренней лестью, отрепетированными поклонами. Они были лжецами и ненавидели Ин Чжэна, а скрывали свою ненависть лишь потому, что властитель Цинь был наделен силой.

Минь, народ… Ин Чжэн не знал его, но также ненавидел, ибо подозревал, что черноголовые: от самых последних би чжэ до отмеченного властью и высшим расположением лехоу – ненавидят его; ненавидят за то, что он лучше, благороднее, выше всех.

Вот если бы можно было обойтись без всех их: князей и мудрецов, крестьян и рабов-тунов. Оставить одних лишь шицзу, чтобы те охраняли драгоценную персону императора. А всех остальных бросить в широко разверстую пасть Тянь-лана – Небесного Волка. Но, к сожалению, это неисполнимо. Кто будет тогда кормить и одевать владыку Тянься, кто будет следить за сбором налогов, кто будет придавать пышность дворцу.

А было бы великолепно – остаться одному в окружении преданных ланчжунов, а то и вообще одному, ибо нельзя в полной мере положиться на преданность человека. Кому, как не владыке Цинь, не единожды преданному друзьями и недругами судить об этом?! Кому?! Разве не ему, правителю, преданному своим первым министром?!

Его звали Лао Аем, и он был учеником мудрого Люй Бу-вэя и ближайшим советником Ин Чжэна. Лао Ай обладал громадной властью и пользовался расположением матери, вдовствующей царицы. Как потом выяснилось, Лао Ай был ей не только советником, но и другом. Его ввел во дворец Люй Бу-вэй, еще один старинный друг царицы-матери. Мудрец боялся, что его тайная связь с царицей откроется, почему и нашел себе подмену в лице верного и преданного слуги Лао Ая. Юного красавчика выдали за кастрата и приставили служить царице. И очень скоро мнимый евнух обрел громадную власть.

Люди стали бояться Лао Ая и заискивать перед ним. А сам Лао ай боялся лишь одного человека. Он боялся Ин Чжэна, он лучше других знал характер государя. Из котенка вырос тигр с сердцем шакала – безжалостный, коварный и неразборчивый в средствах. И этот тигр собирался опустошать не только охотничьи угодья соседей, он был готов творить кровавый пир и в собственном доме. По крайней мере, так говорил Лао Ай. Говорил за глаза, пряча эти самые лживые глаза при встречах с Ин Чжэном в низком поклоне. Он склонялся до самого пола, но мечтал видеть склоненных перед собой. Он был непомерно честолюбив, этот выскочка Лао Ай, жалкий цэши, непостоянный и лживый, как и все люди низкого сорта.

Лао Ай принадлежат к жучжэ, ставящим отцовские обычаи выше блага государства. Лао Ай был против сильного правителя, ибо полагай пагубой власть тигра над стадом овец. Лао Ай боялся возвышения Ин Чжэна. Безвольный юноша устраивал искушенного во власти царедворца, тигр с сердцем шакала и повадками паука пугал. Лао Ай решил не выпускать тигра из клетки и поднял мятеж.

Он был умен и обладал немалой властью, цэши Лао Ай. Он хорошо знал, в чем заключен тайный смысл власти. Лишь люди несведущие в государственном управлении полагают, что властвует царь. На деле все решает бамбуковая дощечка, испещренная замысловатыми иероглифами и скрепленная печатью. Дворцовый писец составил подметный указ, а резчик изготовил поддельные печати из небесно-молочного камня, кощунственно украсив их ручки изображениями дракона и тигра.

То был год, осененный звездой Фу-эр, [8] когда слуги Лао Ая, вооруженные мечами и луками, двинулись ко дворцу Цинянь-гун. И быть бы беде, но вовремя вмешался преданный Ли Сы, еще один цэши, но ненавидевший Лао Ая. Ли Сы был умен и мечтал о власти, Лао Ай знал о честолюбии Ли Сы и противился его возвышению.