Месяц Аркашон - читать онлайн книгу. Автор: Андрей Тургенев cтр.№ 9

Дата: 01.09.02 13:57

От кого: Danser <nfywjh@hotmail.com>

Кому: Александра <aliaalia@yandex.ru>

Почему ты не пользуешься аськой, Алька?

Тема: Re: re: Kolbasa.

Дата: 01.09.02 13:57

От кого: Александра <aliaalia@yandex.ru>

Кому: Danser <nfywjh@hotmail.com>

Чтобы всякий мог знать, оф-лайн я или он-лайн? Дудки…

Фотку с колбасятиной я сохранил как рисунок рабочего стола. В жизни Алька не бывает такой довольной, как на фотографиях.

Между тем наступил сентябрь. Лето быстро свернуло свои манатки. Только что светило-пекло, курорт был полон детского галдежа, небо было ярко-синим, а море ярко-голубым, парк Казино сиял безупречной зеленью. А стоило курсору на календаре перескочить в осень — повалила осень. Небо затянулось, несколько раз в день заряжал холодный дождь. Хлестал вдоль променада по сиротливым акациям, похожим на взрывы бомбы, убивающей ласково. Пляж опустел. Редкие аквалангисты, могучие полосы водорослей, выложенные приливом, и я.

Женщина-с-большими-ногами покинула Аркашон. Будто бы. Конечно, она могла поселиться на соседней вилле. Или обратиться в птицу, которая косит из-под застрехи круглым глазом в мое окно. Или сидит прямо на башне в парке Казино, караулит в бинокль, как я перебираю холодную волну или валяюсь в одиночестве на голом песке у самой кромки ила; там, куда вечером придет вода. Похожий на перо, оброненное птицей Дождь. Каждое утро я пару часов закаляю тело холодом океана, дождя и песка. Ветер проветривает мне мышцы; кровь, согревая себя и меня, быстрее колесит по артериям-венам. Впереди миллиарды тонн воды: на краю света острее ощущаешь бренность и ценность своей оболочки. Так я готовлю тело к вселению новой души.

Потом я возвращаюсь на виллу «Эдельвейс», в Верхний город (он тут еще называется Зимним, а Нижний — Летним; впрочем, расстояния кукольные), и занимаюсь собственно душой. Душой Мужа Женщины-с-большими-ногами. Я смотрю три кассеты. Листаю альбом с газетными вырезками: интервью, статьи, фотографии… Муж был крупной шишкой. Имя в заголовках — большими буквами. Когда-то я о таком мечтал. Я хожу по его комнатам, перебираю его вещи. Процесс освоения мужней души делится пополам обедом. Столовая, в которую я прошлым летом за 5 дней не попал: мы тогда практически не вылазили из постели и ели или в моих комнатах, с подноса, или — вечерами — в Казино. На сей раз я имею возможность ежедневно восхищаться талантами эдельвейсовых поваров и изучать, щурясь, сосланные под потолок портреты восьмерых мордастых дундуков. Из ушедших эпох, из минувших веков. Длиннющий стол, неспешный ритуал крахмальных салфеток, кастрюлек, тарелочек и столовых приборов, из которых я пользуюсь едва половиной. Я сижу на Его месте, противоположная оконечность стола пуста. Ох уж эта расфуфыренная церемониальность богатеньких: оч. глупо спрашивать жену через беговую дорожку: дорогая, как тебе нынче куропатки? И без того понятно, что они удались. Вчера разбил фужер: надеюсь, достаточно старинный. Сегодня подавали рыбный суп на водке и черной икре и фасоль в сливках. За обедом я наедаюсь так, что завтрак (в своей комнате) и ужин (в городе) оборачиваются фруктовыми формальностями. Мертвый Муж торчал на коньяке, вот и я выпиваю с кофе пару рюмок чего-то сверхъестественного: в коньяке на вилле «Эдельвейс» столько лет и денег, что градусов кажется чудовищно много, и я некоторое время тешу себя мыслью, что мне больше не нужен никакой алкоголь.

На кассете номер 1, как я уже говорил, сняты пляжные забавы на Дюне. На кассете номер 2 — общественная или же коммерческая деятельность Мужа, тусовка напыщенных бонз, в которой Муж играет первую скрипку. На кассете номер 3 — несколько сценок в саду. Есть еще могила на городском кладбище, неожиданно скромная — по эдельвейсовым-то деньгам — могила: серый камень, имя да годы жизни. Я ходил на нее два дня подряд, надеясь нащупать мистическую связь с Идеальным Самцом. Но камень был нем, холоден и угрюм. Придется обходиться кассетами.

Вечерами я вновь иду к океану и долго сижу на скамейке, вглядываясь в пляшущую темноту. Метрах в ста от берега рассыпаны белые скорлупки лодок: их много, вдоль всего пляжа. Лодки словно бы беспризорные; ни в прошлом году, в разгар лета, ни сейчас, осенью, я, глядя с берега или проплывая мимо, ни разу не застал движения ни на одной скорлупке. Ни ночью, ни днем. Репертуар кинотеатра «Олимпия» провинциально скуден: пришлось пересмотреть «8 женщин» и «Людей в черном-2». Отдыхающих мало, бармены зевают и ловят мух, в одном из баров ежевечерне режется сам с собою в пул, отрабатывая в основном прямой удар, долговязый хайрастый кекс в черном свитере и стоптанных кирзачах от «Доктора Мартенса». С каблуками сапоги. Вчера я с ним познакомился.

То есть сначала я увидел маленького мужика, который балансировал на дощечке. Дощечка каталась по асфальту на полосатом барабане. Барышня с пухлой попкой подбросила горящую ветку: мужик поймал ветку и засунул себе в рот. Я узнал Пьера, фокусника, огне-, шпаго- и прочеглотателя, с которым познакомился давным-давно на фестивале в Будапеште. С тех пор еще пару-тройку раз пересекался в разных местах. При нашей первой встрече Пьер находился на пике формы. Я восхищался его выправкой, пронзительной отточенностью жестов: сам я тогда еще только осваивал азы бродячей профессии. Теперь Пьер усох, сморщился, выпустил седую бороду и семенил по доске старчески суетливо. Барышня жонглировала тремя отчаянно оранжевыми шарами. Я дождался конца представления, жидкая толпа отозвалась жидкими хлопками, Пухлая Попка собрала в шляпу монетки (и мою бумажку в 100 евро: Учительница Фей подрядилась возмещать любые мои траты на душевный комфорт), и мы пошли в бар, где Пьер и познакомил меня с Рыбаком.

— В Берлине у турков сейчас в моде бильярды с красным сукном.

— А есть такие люди, которые все делают через задницу.

— …..

— ………..

— ….!

— А ты чем занят?

— Я? Тоже выступаю на улице, вот как Пьер… Только я не умею огонь глотать, а просто танцую.

— Он не просто танцует, — встрял Пьер. — Если бы он просто танцевал… Он танцует сцены из фильмов.

— Bay? — удивилась Пухлая Попка.

— Как две капли! — пояснил Пьер. — Чистое кино. Целые сцены танцует, целые роли.

— Ништяк. А ты за дьяханов танцуешь, или за бабцов тоже? — спросила Попка.

— За мужчин чаще, — признался я, — но вообще всякое бывает. Что публика попросит… Недавно танцевал Белоснежку из «7 гномов». Накрасил губы и вертел юбкой, как долбаный трансвестит. Детям понравилось.

— А из «Унесенных ветром» можно? — спросила, разумеется, Попка.

— Можно, но не будет, — возразил я. — Очень часто заказывают.

— А «Моби Дика» заказывают? — спросил Рыбак.

Он всегда одет в длинный черный свитер, питается, как я позже выяснил, исключительно говяжьим мясом, пьет исключительно ром и иногда курит сигары какой-то редкой марки, делая максимум две затяжки. Волосы длинные, черные с серой проседью. И глаза его черны, как угли, и даже губы обветрены до черноты.