Вопль злобы и разочарования донесся снизу – к месту прорыва на галерею уже вбегали замковые лучники. Тут же на дезориентированных миланцев посыпались стрелы, копья и проклятья. Приступ был отбит.
Пока Сомохов и Захар помогали потиравшему плечо Малышеву прийти в себя, Горовой, ставший командиром обороны замка, осматривал поле боя.
Часть миланцев, попытавшаяся атаковать замок, позорно бежала от рва, заваленного фашинами
[157]
. Перед воротами осталось лежать около двадцати мертвых тел и десятка полтора покалеченных налетчиков. Некоторые, скуля и подвывая от боли, отползали в сторону своих сгрудившихся в полукилометре от стен сотоварищей. Но и среди защитников замка тоже были потери: двоих лучников зарубили «прыгуны», одного закололи копьем, еще пятерых застрелили лучники. Около пятнадцати человек, включая Малышева, получили раны разной степени тяжести. Вторая штурмовая группа миланцев, проникшая с тыла, и вовсе не могла похвастаться ничем, кроме зарубленной поварихи, не успевшей убраться с их дороги.
У городка дела были отнюдь не так радужны. Высота укреплений Ги была ниже замковых, из-за чего путь наверх становился для нападавших значительно проще. Уже около десятка их рубились с подоспевшими на звуки набата стражниками города и рыцарской свитой на узких стенах, прорываясь к развевавшемуся там же вымпелу баронетства: косой белый крест на лазурном фоне и с белой башенкой внизу. После того как стража ворот приняла бой, загремел набат, созывая на защиту всех способных носить оружие. Путь к воротам занимал не более пяти минут. Дружина баронессы с ходу взлетела на стены и существенно подправила соотношение сил. Но расклад был явно не в пользу оборонявшихся.
Перед воротами уже вовсю раскачивалось бревно тарана, пять лестниц исправно поставляли на стены пополнение атаковавшим, а выстроившиеся перед стенами генуэзские лучники, как и перед замком, сокращали количество способных к обороне.
В ста метрах напротив ворот собрались руководители похода. Около десятка золоченых шлемов рыцарского отряда и полусотня доспешных конных копейщиков ждали момента, когда штурмовая группа откроет ворота, для того чтобы кровавым вихрем пронестись по улочкам. Чуть впереди на вороном коне, крытом бархатной красной попоной, красовался командир. Как и положено, сразу за ним гарцевал всадник с ярким знаменем: на красном фоне ястреб рвет дичь. Это был старый фамильный штандарт семьи Барбизан. Чуть ниже семейного вымпела развевался скромный флажок с красным крестом.
Кто бы ни командовал атакой, это был не архиепископ. Тот бы обязательно поднял свой личный штандарт: архиепископскую корону над гербом Милана. Но то, что войско именно из этого города, ни у кого уже не вызывало сомнений.
– Эй, Захар! Как Костя? – прокричал Горовой.
За все еще находившимся в прострации Малышевым ухаживали Сомохов и пара подбежавших после победы дворовых девок. Захар пожал плечами: что сказать? Жив – это точно. Остальное под вопросом.
Улугбек Карлович крикнул в ответ:
– Сломана кость… А может, просто ушиб сильный. Жить будет!
Рыцарь удовлетворенно кивнул головой – не хватало только потерять товарища в местных разборках.
– Захар! Бери винтовку и сюда! – В голове Горового начал складываться план помощи городку.
Пригодько птицей взлетел по узкой лестнице наверх.
– Чего?
– Ничего, а «слушаюсь, ваш бродь!..» – по старой памяти начал распекать подъесаул, но в последний момент сдержался. – Слухай сюды. Виш того павлина в красном плаще?
Горовой ткнул пальцем в командира миланцев.
– Ну, вижу.
– Без ну, я те не кобыла, ты меня не запряг! – опять вспылил заведенный боем казак, но сдержался. – Знимешь одной кулей?
Сибиряк пожал плечами:
– Могу и одной. – Он положил ствол винтовки на край бойницы. – Ну, я стреляю?
Рыцарь схватил его за руку:
– Погодь! Я спрабую того знаменосца падстрэлить. Трэба разом.
Они оба прицелились.
Находившиеся вокруг лучники, увидев, что благородные снова начинают колдовать, побросали все и сгрудились посмотреть.
– А ну, брысь! Делом займитесь! – рявкнул на них подъесаул. Стрелков как ветром сдуло.
– Насчет «три», – тихо шепнул казак. – Раз, два…
Два выстрела слились в один. Пули ударили в свои цели. Командир миланцев неловко кувырнулся с коня, стоявший за ним знаменосец заплясал в седле, лошадь под ним встала на дыбы, жалобно заржала и галопом понеслась вдоль стены в сторону леса.
– О-ба… змазал, – печально констатировал казак, наблюдая, как взбесившееся от полученной пули животное уносит своего всадника все дальше от городских стен.
Но результат превзошел все ожидания. Падение командира и быстрая ретирада знамени врага вызвали взрыв ликования среди оборонявшихся. Зато выстроенные для последней атаки тяжелые кавалеристы противника были явно смущены. До основной массы штурмовавших добрались самые быстроногие из тех, кто бежал от колдовства из-под стен замка, что внесло свою долю смятения. Многие лучники, а затем и пехотинцы, услышав страшные истории от своих товарищей, начали отставать от идущих на приступ колонн и посматривать через плечо на возвышающийся в тылу замок чернокнижников и христопродавцев, способных призывать гром на добрых христиан.
Один из рыцарей миланского войска выехал вперед и попробовал взять командование в свои руки.
– Этого сможешь? – Горовой кивнул в сторону нового командира.
Захар молча припал к винтовке.
Из-за шума боя выстрелы были практически не слышны в городке, поэтому, когда очередной командир миланцев рухнул под ноги своей лошади без всякого видимого вмешательства кого бы то ни было, нервы у атаковавших начали сдавать. Одно дело – честная рубка, прямая стрела, совсем другое – колдовская смерть от грома с неба.
Рыцари начали понемногу отъезжать от замка, прикрываясь от взгляда «колдунов» рядами простых копейщиков и пехотой. Но когда третий из них после очередного выстрела бывшего промысловика вывалился из седла, не выдержали все. Понукая дорогих боевых коней, благородные сеньоры устремились к близкому лесу, у кромки которого выпутывался из стремян павшего наконец-то коня знаменосец воинства. Следом начали отходить тяжелые конные копейщики.
Новый крик радости окончательно деморализовал толпившуюся у стен города пехоту. Защитники сбросили на мерно лупивший в ворота таран здоровенный валун, легко пробивший крышу осадного устройства и выломавший стойку, к которой и было привязано бревно тарана. Следом на дырку в крыше тарана со стены вылили котел кипятка, что вызвало жуткий вой у попробовавших поднять бревно добровольцев.