Крещение огнем. Вьюга в пустыне - читать онлайн книгу. Автор: Максим Калашников cтр.№ 151

В отличие от региональных систем античности и феодализма, капитализм – мировая система, а потому его кризис автоматически становится кризисом планеты в целом, причем не только социосферы, но и биосферы. Капитализм, продемонстрировав фантастические материальные и научные достижения, подвел человечество к краю исторической, биологической, природной пропасти. У Артура Конан Дойла есть роман «Когда земля вскрикнула». Земля конца XX – начала XXI века не просто вскрикнула, она орет что есть сил, пытаясь привлечь внимание людей к опасной ограниченности созданной ими индустриальной цивилизации и возможном окончательном решении человеческого вопроса путем освобождения биосферы от надоедливого и алчного «человека разумного» (хомо сапиенс), который (особенно в капсистеме) перестает быть sapiens. Исчерпание ресурсной базы, проблемы экологии (если добыча ископаемых продолжится темпами, характерными для ХХ в., то, как считают специалисты, в ближайший век из недр будет изъято все, что планета накопила за четыре миллиарда лет!), демографии, продовольствия, воды – все это напоминает кризис верхнего палеолита. Но только многократно усиленный, усложненный и опасный. Способный не только сократить население планеты на 50–80 %, но и обнулить его.

В любом случае, удастся ли человечеству преодолеть кризис с относительно минимальными потерями или это будет повторение верхнепалеолитического кризиса по полной программе, жизнь после кризиса будет принципиально, практически по всем параметрам отличаться от посленеолитической истории, от цивилизации. Это будет другой мир, другая история. Может быть, другая цивилизация. А может быть, неопалеолит или нечто третье. В любом случае к сожалению, мало кто это понимает – мир доживает последние докризисные десятилетия.

– А может, Андрей Ильич, в этом – наш, русский, шанс? Мы же имеем опыт выживания в неимоверных кризисах. Глядишь – и возьмем реванш за катастрофу 1991 года…

– Вы говорите, что русские приспособлены к выживанию в условиях кризисов и смут? Это так. Более того, механика русских смут может кое-что прояснить в нынешней глобальной смуте.

– Неужели?

– В свое время В.О. Ключевский и С.Ф. Платонов предложили свои концепции русской смуты конца XVI – начала XVII века, которые работают не только на материале той смуты, не только на материале всех русских смут (1870–1929 гг. и нынешней, стартовавшей в 1987 г.), но и дают ключ к пониманию макроисторических кризисов – позднеантичного, позднефеодального, глобального позднекапиталистического.

Ключевский и Платонов выделили в истории Смуты три фазы: первая – боярская у Ключевского, «династическая» у Платонова; вторая – у обоих «дворянская»; третья – соответственно «общесоциальная» и «национально-религиозная». Наши историки точно зафиксировали, что смуты начинаются с борьбы вверху, а затем как бы спускаются вниз, охватывая сначала низы господствующих групп и средние слои, а затем и общество в целом. То, что Ключевский назвал общесоциальной фазой, по форме, как правило, выступает в качестве национально-религиозной, то есть переходит на уровень борьбы за национальную и (или) религиозную идентичность, хотя содержание носит вполне социальный характер (пример – «протестантская» революция в Европе в XVI веке, современный исламский фундаментализм).

Схема Ключевского – Платонова неплохо объясняет механику нынешнего кризиса. Глобальную смуту начинает «мировое боярство» (капиталистическая олигархия) в борьбе за свои «династические привилегии». Затем смутокризис охватывает средние слои, причем главным образом на полупериферии и периферии, которые эксплуатирует «железная пята». Этот процесс усиливает эксплуатацию и депривацию низов, перед которыми во всей остроте встает проблема социального падения, утраты идентичности и часто физического выживания.

В 1970-е годы мы начали «въезжать» – при всей условности и поверхности аналогий – в аналог кризиса «длинного XVI века» (борьба верхушки со средними и рабочими классами), который довольно быстро стал перетекать в аналог позднеантичного кризиса (порой даже кажется, что оба аналога развивались синхронно). И вот мы приближаемся к самой страшной фазе – национально-религиозной (то есть общесоциальной, мировой), которая, помимо прочего, совпадает с аналогом верхнепалеолитического кризиса. (Напомним, что тогда погибла большая часть человечества.) Причем выход из каждого отдельного кризиса не выводит из него, а является входом в следующий. Это вовсе не «черновидение» (Ст. Лем), а реальность, в которой уже живет огромная часть мира. Достаточно указать на конфликты в Судане, войну между хуту и тутси в Руанде, которая унесла около одного миллиона жизней – и не надо успокаивать себя тем, что это далеко, есть и поближе: Афганистан, Чечня, Косово. К тому же, как правило, кризисы начинаются на периферии. Помните, откуда пришли христианство и ислам?

Нас от жестокого кризиса избавляет пока то, что мы до сих пор проедаем остатки советской системы и обладаем ядерным оружием – тоже, кстати, советское наследие, которое до сих пор гарантирует нам непревращение в сербов, пуштунов и иракцев.

– Кстати, «трущобный народ» идеально приспособлен для выживания в условиях кризиса и тотального разрушения старой цивилизации. Обратите внимание на романы-катастрофы Саймона Кларка. В них современное общество рушится из-за климатических или геологических катаклизмов, воцаряются одичание и хаос – и в таких условиях господство захватывают выходцы со «дна»: бродяги-бомжи, трущобники. Жестокие, сплоченные, жаждущие отомстить тем, кто их еще вчера презирал и отвергал. И на руинах мегаполисов воцаряется ад…

– Или «Мир черного солнца» – так называется одна из многих версий игры «Dungeons and dragons», посвященная миру после глобальной катастрофы. Что касается трущобного люда, то у него, в отличие от сытых и сильных мира сего, ни во что не верящих циников-поклонников «двух Б» (бабло и бабы), есть мощное идейное оружие. «Слам-пипл» в Африке и Азии исповедуют ислам, в Латинской Америке – пятидесятничество, которое почти превратилось в отдельную от христианства новую религию с сильнейшим протестным потенциалом.

Но я знаю еще одну группу, только не социальную, а этническую, которая идеально приспособлена для выживания в условиях жестокого кризиса. Это мы, русские. Хотя, боюсь, за вторую половину ХХ века это качество во многом утрачено.

– А можно ли спрогнозировать, по кому в первую очередь врежет глобальный кризис кризисов?

– Прежде всего – по среднему классу Запада. Затем изъятие доходов ждет верхушки полупериферийных и периферийных стран: либо тех, что слабы, либо тех «богатеньких буратин», которых Запад лукаво убедил в необходимости хранить свои богатства у него.

У «буратин» в такой ситуации два выхода: встать, извините за выражение, на отсос у «железной пяты» и компенсировать утрату усилением эксплуатации своего населения. Либо во главе своего народа начать борьбу. Но для этого нужны воля, мужество и желательно нравственность.