Крещение огнем. Вьюга в пустыне - читать онлайн книгу. Автор: Максим Калашников cтр.№ 147

– Самым тяжелым, страшным и продолжительным был кризис верхнего палеолита. Он длился десяток тысяч лет, охватил значительную часть планеты и был хозяйственно-ресурсным, экологическим, демографическим и социальным одновременно. В основе кризиса, как отмечают специалисты, лежало непримиримое противоречие между созданной человеком техникой массовой охоты на крупных животных (мегафауна), сделавшей возможным резкое увеличение численности населения, и ограниченностью природных ресурсов, которые по мере прогресса этого хозяйственно-культурного типа и основанной на нем социальной системы оказались исчерпаны. Результат – борьба за место под солнцем, уменьшение численности населения, социальная и культурная деградация. Причем, как отмечает М.И. Будыко, кризис наступил очень быстро, и у людей не было времени для постепенного перехода к другим источникам добывания пищи. То есть перед нами скоротечный кризис, мигом оборвавший прежнюю, длившуюся сотни тысячелетий и основанную на присваивающем хозяйстве и каменных орудиях «Игру Общества с Природой» (Ст. Лем).

Болезненным выходом из кризиса стала неолитическая революция, которой поспособствовали такие произошедшие между 12 и 9 тысячелетиями до н. э. неординарные факторы как окончание вюрмского оледенения, смещение полюсов Земли, устранение в Атлантике преграды для Гольфстрима и ряд других…

Итак, третий тип кризиса: быстрая гибель господствующего хозяйственного типа, сопряженная с катастрофическими экологическими и демографическими явлениями и ведущая к социальной деградации.

– По сравнению с этим кризисом решение проблем кризисов «темных веков» и «длинного XVI века» – «службишка, не служба», – говорит А. Фурсов. – Они происходили в рамках некоего установленного качества, не меняя его параметров. Кризис верхнего палеолита создал совершенно новое качество: он отделил Палеолит от Цивилизации, которая стала средством выхода из кризиса и создала принципиально иную конструкцию, чем Палеолит.

– Но на какой из кризисов, о которых шла речь, похож тот, чьи контуры уже различимы? Который уже надвигается на современное человечество? – спрашивает ученый

– Мой ответ, к сожалению, не самый веселый: грядущий глобальный кризис несет в себе характеристики всех трех кризисов, но в одном пакете – «кризис-матрешка». Или «кризис-домино», если угодно. Только грядет этот кризис в условиях позднекапиталистической системы, которая охватила весь мир. То есть, стала глобальной. Он наступает в условиях перенаселенной планеты, с огромной нагрузкой на экологию и близящимся дефицитом сырья, воды. Сюда нужно добавить чудовищную социально-экономическую поляризацию современного мира, невиданные запасы оружия массового уничтожения.

– Действительно. Впервые в истории кризис типа палеолитического разражается на перенаселенной планете, напичканной всеми видами оружия. Ну не было в каменном веке ни пулеметов, ни атомных бомб, ни отравляющих веществ… Не было опасных АЭС или химических производств, плотин и водохранилищ – всего, что, разрушаясь, может стать оружием массового поражения.

– Если кризис пойдет по количественной переформулировке закона Мерфи («все плохое происходит одновременно»), а ситуация характеризуется третьим положением теоремы Гинзберга («даже выход из игры невозможен»), то кризис XXI века будет намного круче верхнепалеолитического. И если после него что-то возникнет, то это что-то скорее всего будет отличаться от сегодняшней нашей цивилизации так же сильно, как эта цивилизация отличается от палеолита.

Разумеется, не надо себя пугать (тем более что пугаться поздно). Но кто предупреждён, тот вооружен…

– Первые признаки нового надвигающегося кризиса, – продолжает А. Фурсов, – умным наблюдателям из западного истеблишмента были видны уже на рубеже 1960–1970-х годов. Действительно, к середине 1970-х годов окончилось беспрецедентное тридцатилетие в истории капитализма, материальные достижения которого по многим показателям превышают таковые полуторавекового периода 1800–1950 годов. В это тридцатилетие казалось, что кризис («Тридцатилетняя война» XX века – 1914–1945 гг.) преодолен и мир надолго возвращается в «золотой век» капитализма а la эпоха 1815–1914 годов. Жизнь людей на Западе стала сытой и обеспеченной, безопасной и предсказуемой. Однако в истории ничто, включая «золотые века», не возвращается. «Славное тридцатилетие» после Второй мировой оказалось всего лишь короткой вспышкой накануне кризиса, короткой передышкой внутри начавшегося в 1914 году системного кризиса капитализма. Можно сказать, его сладким «бабьим летом», исчерпавшим себя к середине 1970-х годов. С тех пор кризис развивается по нарастающей.

Однажды отец-основатель мир-системного анализа Иммануил Валлерстайн заметил, что истинной причиной упадка исторических систем становится падение духа тех, кто охраняет существующий строй. Сам упадок начинается тогда, когда разворачивается борьба за то, кто возглавит грядущие изменения, развернув их в свою пользу.

Феодальные сеньоры в XV веке успешно справились с этой задачей. Очевидно, мировой истеблишмент, мировая буржуазия второй половины XX века последовали их примеру. Только если средневековые «сеньоры-помидоры» действовали исходя из социальных инстинктов и интуиции, то буржуины, обладая теми же инстинктами (хищник есть хищник), помимо этого имеют в своем распоряжении «фабрики мысли» и используют научные формы рефлексии (которые, впрочем, нередко вступают в противоречие с классовым интересом и сознанием).

Важная веха в осознании «железной пятой» приближения кризиса – 1975 год. Тогда на Западе появился доклад «Кризис демократии», написанный по заказу «Трехсторонней комиссии» С. Хантингтоном, М. Крозье и Дз. Ватануки.

В докладе четко фиксируются угрозы положения правящему слою – прежде всего то, что против него начинают работать демократия и welfare state (государство всеобщего социального обеспечения), оформившиеся в послевоенный период. Под кризисом демократии имелся в виду не кризис демократии вообще, а такое развитие демократии, которое невыгодно верхушке.

В докладе утверждалось, что развитие демократии на Западе ведет к уменьшению власти правительств, что различные группы, пользуясь демократией, начали борьбу за такие права и привилегии, на которые ранее никогда не претендовали, и эти «эксцессы демократии» являются вызовом существующей системе правления. Угроза демократическому правлению в США носит не внешний характер, писали авторы, ее источник – «внутренняя динамика самой демократии в высокообразованном, мобильном обществе, характеризующимся высокой степенью (политического. – А.Ф.) участия». Вывод: необходимо способствовать невовлеченности (noninvolvement) масс в политику, развитию определенной апатии. Надо, мол, умерить демократию, исходя из того, что она – лишь способ организации власти, причем вовсе не универсальный: «Во многих случаях необходимость в экспертном знании, превосходстве в положении и ранге (seniority), опыте и особых способностях могут перевешивать притязания демократии как способа конституирования власти».