Гром победы раздавайся! - читать онлайн книгу. Автор: Николай Андреев cтр.№ 22

И этот верующий вольнодумец, клеймивший, ругавший на чем свет стоит гносеологию, немало говоривший с толстовцами и сектантами, выступавший против огня правительственных войск по демонстрантам Москвы и Петрограда, задумался. Да, от него требовали совсем немного. Но… вдруг это только ширма, и его захотят использовать другими путями? Хотя… зачем? Для чего? Нет, вряд ли. А говорить… писать… творить… Получить возможность донести свои мысли, не таясь, до всей страны, до всего ее народа? Помочь в деле победы над врагами внутренними и врагами внешними? Но зачем? Чтобы остался прежний строй?

— Ваше высочество, я не могу согласиться на это. Вы на словах призываете к обновлению, к единению перед врагом, но это — всего лишь слова. Кровь на петроградских и московских улицах доказала, что методы у вас — старые. Ваши предложения реформ… Они приведут страну к новой крови. Вы настраиваете одну часть общества против другой, это роднит вас с марксистами. Но вы даже не призываете к социальному равенству. Может быть, вам удастся даровать равенство политическое, но не социальное. Нет в ваших предложениях того, что требуется российскому народу. Нет в вашей голове решения, которое бы не стоило России новой крови и новых потерь. Да, я с вами в том решении, что надо остановить разброд и шатание, тяготение многих движений к заключению мира без аннексий и контрибуций, к воззваниям о революции. Революция не поможет. Но и ваши реформы, по-моему, тоже. Многие из них просто утопичны, и я думаю, что ни одна из них или не найдет объективирования, или приведет к новым страданиям для страны. Я совершенно не желаю участвовать в этом, это совсем не мое дело, ваше высочество.

Бердяев говорил с некоторым нажимом, с блеском в глазах, отчаянно жестикулируя. Николай Александрович вкладывал все свои чувства в эти слова.

Кирилл молчал несколько мгновений. Что ж, не получилось. Можно, конечно, попробовать уговаривать. Сизов ошибся. Это всегда раздражало его, ошибка, бессмысленный труд нередко могли вывести из себя. Но — что поделаешь? Бердяев, похоже, еще не совсем отошел от марксистских идей, и, к сожалению или к счастью, не видел и не увидит развала страны из-за противостояния речей и воззваний Временного правительства и силы тысяч человек, стоявших за Советом.

— И еще, ваше высочество. Я прошу вас одуматься, прямо сказать народу, что вы не хотите проведения ваших реформ. Ведь всем мыслящим людям прекрасно видно, или вскоре будет видно, что вы не хотите их воплощения в жизнь, вы используете их для закрепления у власти, на которую у вас прав несколько меньше, чем у некоторых других представителей дома Романовых. Я боюсь, что вы свернете хоть какие-то преобразования, едва почувствуете, что крепко держитесь за свое место. Не стоит, Кирилл Владимирович, не стоит начинать свое правление со лжи. Вы тем самым будете мало отличаться от ругаемых вами марксистов и европейских буржуа. Надеюсь, моя откровенность будет вами оценена по достоинству.

Когда-то Бердяев был сослан в Вологду за участие в революционной борьбе, называя Маркса гениальным человеком, Плеханова своим наставником, а Луначарского — товарищем по оружию. Кирилл Владимирович едва сдержал улыбку: если бы история пошла по привычному для него руслу, Николай Александрович через несколько месяцев сам бы попросился помочь Сизову. Но… не суждено.

— Благодарю, Николай Александрович. Мне жаль, что вы не захотели понять сущность моих предложений. Быть может, вы бы помогли остановить развал общества, направить интеллигенцию на работу во благо Родине, а не во вред. Но… что ж, на все воля Божья. Надеюсь, вы еще решитесь мне помочь. Я же могу только сказать, что реформы, может быть, в жизни будут выглядеть иначе, чем на бумаге, может быть, будут сильно отличаться от своих проектов, но — они будут. И это главное.

— Ваше высочество, только время это покажет. Савонарола тоже стремился к счастью. Но что из этого получилось? Ничего, кроме крови, страданий и плачевного для самого Джироламо результата.

Кирилл Владимирович смотрел вослед уходящему Бердяеву. Надо было все-таки говорить о социальном равенстве, о многом другом можно было поговорить. Однако Николай Александрович все еще слишком сильно держится за свои марксистские увлечения. А вот другой Николай…

Странное впечатление производил этот Николай на собеседника. В гусарском мундире прапорщика, с Георгиевским крестом, маленькими усиками — и коротко стриженный, почти что лысый («вшей гонял»). Было заметно, что совсем недавно он состоит на службе, не так, как прирожденный солдат, вытягивался, держался чуть более свободно, чем надо бы. Он только три с половиной года воевал, зачисленный добровольцем в лейб-гвардии Уланский полк, получивший за храбрость двух Георгиев уже к началу пятнадцатого года. Поэт. Монархист. Быть может, гений — но о нем это скажут позже. Романтик…

— Ваше высочество, — Николай Степанович Гумилев поклонился. В нем просыпалось особое чувство от осознания того, что рядом с ним — регент, член дома Романовых, фактически император России.

— Николай Степанович, прошу вас, — Кирилл жестом предложил присесть. Достал портсигар. Сам Сизов не курил и табачный дым плохо переносил, но вот Гумилев, как он знал, не отказался бы от сигаретки. Чиркнула германская зажигалка.

Николай Степанович благодарно кивнул и затянулся сигаретой, робко держа ее между указательным и средним пальцами, а когда отрывался от нее, то чуть-чуть царапал ногтем большого пальца.

— Ваше высочество, благодарю вас за радушие. Однако же что заставило вас призвать меня, простого солдата-поэта, в это место, уже получившее некий ореол таинственности. Во многом благодаря нынешнему его владыке, — намек на столь быстрое восхождение Кирилла на вершину власти.

— Нужда, Николай Степанович, нужда в ваших талантах. Я создаю Осведомительное агентство, которое будет нести идеи монархии, победы, славы в народ и армию. Оно должно будет остановить влияние оппозиционной печати, которое когда-нибудь погубит империю, на солдат и обывателей. Это грандиознейшая задача, и мне требуются люди под стать ей. Для этой задачи нужен настоящий гений. И я уверен, что такой гений слова сейчас сидит передо мной.

Люди творчества нет-нет да падки на лесть в отношении их таланта. Этим нередко пользуются, так почему и Кириллу не воспользоваться?

— Вы слишком высоко ставите мое творчество, ваше высочество, — взмахнул рукой с зажатой в ней сигаретой Гумилев, но все-таки было видно, что слова Сизова ему польстили.

— Не более чем господин Брюсов или читатели вашего журнала «Сириус»… Ведь кто такой гений? Кто такой поэт? Это тот, кто в любом человеческом деле всегда стремится быть впереди всех остальных. Вы же заставили себя быть таким, заставили себя быть охотником на львов в Африке, солдатом, который по праву получил два Георгиевских креста. Рискните и сейчас, дайте свободу своему таланту. Мне нужны такие люди, как вы, необходимы. Нельзя же выиграть войну только солдатами да офицерами. Ее нужно выигрывать силой духа. Я в вас верю, Николай Степанович. Я предлагаю занять место подле меня, стать руководителем Осведомительного агентства. Думаю, вы найдете в этой работе много от создания литературного журнала или общества поэтов. Вы будете мавром, припадающим к воде, пьющим ее, а не рыцарем в пустыне, страдающим от жажды и глядящим на звезды. Вы будете читать стихи драконам, водопадам и облакам, вы будете читать их целой стране, а не в тиши литературного салона или мертвенно-бледного зала.