Нельзя сказать, что людей на улицах совсем уж не было. Попадались. Но они смотрелись тут как тени — возникшие непонятно откуда и исчезающие невесть куда. И то сказать — люди в Санкт-Петербурге жили кучно — эдакими островками. Вот в одном из садиков клубилось нечто вроде небольшого базара. Как успел заметить Джекоб, здесь уже вовсю торговали новенькой формой миротворческих сил. Видимо, представители демократической интеллигенции уже освоились на своих новых должностях.
Джип вывернул на площадь и миновал ряды небольших магазинов, носивших следы тяжелого и длительного погрома. Как уже знал Джекоб, прошлой осенью Сенная оказалась одним из центров так называемого «кавказского бунта». Хотя на самом-то деле били именно выходцев с Кавказа. Ну, и как водится, заодно и всех остальных, кто попался под горячую руку. Заодно разграбили все магазины и подожгли стоявший на площади огромный торговый центр.
Тем не менее, несмотря на мрачный вид, площадь была довольно людной. Между обгоревшими каркасами павильонов туда-сюда мелькали разнообразные темные личности. В двух местах молодые парни и девицы, сбившись в кучки, горланили что-то под гитары. Судя по всему, тут торговали наркотиками. Вся эта публика не обращала внимания на стоявший у неработающей станции метро патрульный джип. Двое солдат, топтавшихся возле машины, тоже никак не реагировали на происходящее. Все ведь было тихо.
Вообще, за неделю пребывания ограниченного контингента в городе никаких признаков сопротивления отмечено не было. Если, конечно, не считать пары перестрелок с бандитами, которые не успели убраться с дороги солдат. Но складывалось впечатление, что бесчисленные городские преступные группировки предпочитают, завидя патрули, сидеть тихо и не отсвечивать. Возможно, они полагали, что так дело и пойдет: новая власть станет жить по принципу «мы вам не мешаем, вы нас не трогайте». Они еще не знали, что их ждет в ближайшем будущем. Так или иначе, журналисты, впрочем, как и солдаты, могли передвигаться по городу свободно. Хотя, видимо, не совеем. Не зря же его Речел вызвала… Она вроде вороны — летит на падаль.
Речел Стилл была коллегой Джекоба — одной из журналисток, аккредитованных при штабе. Она являлась весьма своеобразной девицей. После окончания колледжа, Речел, как и многие другие молодые дурочки, попыталась прославиться на ниве музыкальной журналистики. Еще бы — казалось бы — кому не хватало ума писать про поп-звезд? Но только у Речел ничего хорошего из этой затеи не вышло. Писать про музыку — ума и в самом деле не надо — но именно потому данную профессию осаждает толпа претендентов — как в гипермаркете во время распродажи. Мало того. То ли Речел по жизни была слаба на передок, то ли решила сделать карьеру, прыгая по постелям ребят из музыкальной тусовки… Да только в том мире такое воспринимают без радости — музыканты относятся крутящимся вокруг ним девицам, жаждущих попасть к ним в постель, без всякой симпатии, хотя, конечно, при случае и пользуются их услугами. Оно и понятно. Все эти звезды, звездочки и люди околозвездных скоплений — затраханы в прямом и переносном смысле. Так что журналистка, которая всех и каждого пытается волочь в постель, никакой любви не вызывает. Возможно, была бы она хорошеньким мальчиком… Впрочем, мальчиков там крутится не меньше.
После облома на музыке, Речел за каким-то чертом понесло в Россию. С тем же успехом она могла отправиться куда угодно — хоть в Африку, хоть в Антартиду. Ладно то, что она ну совершенно ничего не знала, но она решительно не желала чему-то учиться. Конечно, большинство бойких журналистов обходятся и без этого. За одним исключением — военной журналистики. Когда уж работаешь с военными, армию надо понимать. Если не хочешь довольствоваться жвачкой с пресс-конференций — а ради такого корреспондента посылать незачем, все есть в Интернете, нужно иметь друзей в действующих частях, которые будут подкидывать тебе живую, настоящую информацию.
Как острил один их общий коллега, Речел так и не научилась разбираться в количестве звездочек на погонях — и слабо представляла разницу между лейтенантом и двухзвездочным генералом. Понимать подобные мелочи она полагала излишним, пытаясь выехать на непробиваемом нахальстве и совершенно запредельном апломбе. Известно, как в армии относятся к таким работникам средств массовой информации. То, что у нее все-таки появились информаторы, коллеги склонны были объяснять большими познаниями Речел в искусстве французской любви.
К Джекобу эта девица всячески подъезжала. Но не с тем. Это она дарила каждому, кто попросит. Но журналистка хотела выпытать секрет — почему генерал Адамс выделяет из всех журналистов именно его — а потому порой сообщает ему то, что другие не узнают никогда. Она думала, что есть какой-то ключик к сердцу командира.
Ключик-то, конечно, имелся. Когда журналист пять лет помотается по горячим точкам — в глазах военных он становится уже как бы наполовину солдатом. Почти своим. Человеком, которому можно доверять. Информаторы знали — Джекоб их не подставит неосторожным репортажем под огонь каких-нибудь правозащитников. Которые, хоть ты тресни, не в состоянии понять простой вещи — на войне убивают.
Речел подобных тонкостей не понимала в принципе. Она, впрочем, вообще ничего не понимала. Что давало ей шанс стать в будущем телезвездой. Зрители любят, когда по ту сторону экрана маячит такой же идиот, как и они сами.
Сейчас Речел вызвала его, сообщив, что происходит нечто интересное. Делать было особо нечего — а потому Джекоб решил прокатиться.
Джип свернул в одну из небольших улиц — и Джекоб еще издали увидел мечущеюся рыжеволосую девицу, за которой едва поспевал оператор. Завидев выходящего из машины журналиста, девица кинулась к нему. Она сияла, точно получила приглашение вести новости на MTV.
— Привет! Ну, вот, наши войска снова несут потери! — Радостно сообщила она.
— Что, неужели появились боевики?
— Нет, — с некоторым сожалением протянула Речел и показала на груду строительного мусора. — Вон под ним лежат пятеро солдат. Сейчас прибудут инженерные части, и будут разгребать. Она простерла руку в сторону огромного темно-красного дома, фасад которого был обильно украшен массивными балконами, разными лепными финтифлюшками и прочей тяжеловесной декорацией. На уровне второго этажа на стене зияла огромная плешь, в середине которой виднелась ободранная балконная дверь, возле которой торчали обломки арматуры и пятно кирпичной кладки. Обломки завалили половину узкой улицы, а на стене второго этажа красовалась надпись, выполненная ядовито-желтой краской: «Vasya forever».
— А что случилось-то? — Поинтересовался Джекоб, наглядевшись на картинку.
— Да, вроде, балкон обрушился. И вместе с ним — часть стены. Я, впрочем, не очень поняла. Вот стоит свидетель, я его держу, пока ты не приехал.
В стороне стоял, слегка покачиваясь, усатый светловолосый мужчина лет пятидесяти, довольно приятной наружности, одетый в донельзя заношенное черное драповое пальто. Поняв, что говорят о нем, человек вынул из кармана пластиковый стакан и протянул Речел.
Та извлекла бутылку «Джонни Уокера» с черной этикеткой и наполнила емкость. Судя по уровню жидкости в сосуде, держать свидетеля было делом, требующим изрядных спиртовых вливаний.