Чуть пониже холма, на широкой, ровной площадке, стоял их дом – стандартная постройка, возведенная по излюбленному крестьянами Каленусии образцу: сильно скошенная крыша с мансардой, веранда, стриженные кусты, решетчатый заборчик мешал скоту обгладывать зелень. Не было только одного – гаража. Вместо гаража на чистом заднем дворике пристроилась конюшня. Как раз сейчас в распахнутую дверь высовывалась любопытствующая морда рослого пони. Из-за сарайчика появилась миловидная женщина лет тридцати, с ведром. Ее волосы были по-фермерски убраны в три косы. Фермерша поставила посудину с молоком на землю и смотрела в сторону холмов, приставив ладонь “козырьком” к изогнутым правильными дугами бровям.
– Привет, мама!
– Привет, Мюф. Здравствуйте, отец. Вы сегодня вернулись рано.
– Не рано, Минна, а в самый раз. У нас гости.
Старик не спрашивал – утверждал. Женщина смущенно потупилась и убрала завиток со щеки.
– Да. К вам пришли, отец.
Старик сверкнул прозрачно-голубыми глазами.
– Ты проводила их в дом?
– Да, все как вы говорили.
Старик удовлетворенно кивнул.
– Ты поступила правильно, послушавшись меня. А теперь – иди. Иди, отдохни. Можешь сходить к соседке – Кристи давно ждет тебя.
Минна Фалиан замешкалась, в жестах, походке, движениях рук скользила неуверенность. Она аккуратно сняла фартук, сложила в несколько раз замызганное полотно, долго разглаживала ладонями, поискала взглядом, куда положить, не нашла – и пристроила прямо на траву.
– Мюф. Я хочу забрать с собой Мюфа.
– Он останется. Я знаю. Так надо, не бойся.
Женщина медленно, нехотя повернулась.
– Минна!
– Что?
– Что бы ни случилось – не бойся ничего. Дай, я поцелую тебя. Вот так. А теперь иди.
Иеремия повернул к дому. Распахнутую настежь дверь перегораживала мелкая, тщательно подогнанная по размеру сетка от мух. Большую часть прохладной комнаты с низким, почерневшим потоком занимал деревянный стол. На табурете, спиной к стене, лицом ко входу примостился человек средних лет в полувоенной куртке без эмблем – такие вещи любят носить каленусийские отставники. Худое, жесткое лицо пришельца не улыбалось. Он поднялся навстречу Иеремии и первый протянул ему руку.
– Полковник Хиллориан. Вы знали, что я приеду?
Иеремия с достоинством кивнул.
– Мировой Разум предупредил меня.
Полковник сравнил облик Иеремии с голографическим изображением из архивов Департамента – оживший Фалиан располагал. Против расхожего обыкновения религиозных вожаков, вождь нью-луддитов не носил длинные патлы, как бы намекающие на избранность и страдания обладателя. Загорелую кожу головы покрывал короткий ежик седых волос, клиновидная серебряно-седая борода коротко подстрижена, усы выбриты совсем. Хиллориан поискал в лице старика тот трудноопределимый, но легко замечаемый оттенок беспокойного ханжества, который свойственен профессиональным сектантам, поискал – и не нашел. Иеремия был спокоен как скала, бирюзовые глаза под сморщенными старческими веками смотрели твердо и умно. Хитринка в облике Фалиана определенно присутствовала, но скорее житейского толка – за фигурой пророка не маячил чертенок обмана.
– Тогда Мировой Разум сообщил вам, зачем я пришел?
Иеремия принял вызов с завидным хладнокровием.
– Однако же, я не стану мешать вам выполнить задуманное, Наблюдатель. Не в моих правилах мешать живому существу следовать собственной сущности. Вы пришли сказать нечто – говорите. Попытайтесь убедить меня, раз вас толкает к этому внутреннее побуждение.
Хиллориан посмотрел в бирюзовые, умные глаза – спокойствие Иеремии завораживало. В воздухе комнаты пахло сушеной мятой, мягко гудел залетевший в полумрак дома псевдо-шмель. В самом воздухе, казалось, ласково разлился надежный покой – то, чего годами не хватало полковнику. Хиллориан заколебался, жестко преодолевая нестерпимое, невесть откуда взявшееся искушение без обиняков выложить все старику.
– Я не стану скрывать, ваша деструктивная деятельность смущает власти Каленусии. Я не понимаю вас, Фалиан – во многом, хотя и не во всем. Вы знаете – ваши способности позволяют вам это – при мне нет ничего: ни записывающей аппаратуры, ни оружия. Скажите честно, как уважаемый мною человек – чего вы надеетесь этим добиться? Вернуть общество в каменный век? – но вы сами знаете, и знаете прекрасно, что это невозможно. Прославиться? – но вы до сих пор отвергали самые заманчивые предложения масс-медиа. Хотите власти? Она до сих пор ограничена кучкой таких же фанатиков, как и вы сам, Иеремия. Чего же вы хотите, Фалиан?
Старик размышлял не более полуминуты.
– Вы сын Мирового Разума, как все люди. Прислушайтесь – разве ответ не очевиден?
Хиллориан сокрушенно покачал головой.
– Для меня – совсем и совершенно не очевиден.
– Хотите его получить?
Полковник насторожился – что это? Приглашение посетить внутреннее собрание секты? Очень похоже. К делу об Аномалии такой визит прямого отношения не имел, однако для “глазка” предложение звучало любопытно. Креатуры явно открывались, соблазнительно маня двусмысленностью перспектив – слишком замкнутыми казались до сих пор луддиты.
Хиллориан улыбнулся, принудительно смягчив выражение жесткого лица.
– Конечно. Такие, как я, любят ответы.
– Вы его получите. Если дождетесь утра здесь.
Полковник прикинул – время позволяло.
– Охотно.
Иеремия оглянулся на силуэт, мелькнувший за москитной сеткой.
– Минна! Ты не ушла, как я велел?
Силуэт смущенно отстранился за косяк.
– Раз ты здесь – принеси гостю обед.
Хиллориан незаметно проследил за лицом женщины, вошедшей с полным блюдом маленьких, четырехугольных пирожков. В глазах крестьянки блестел вызов, смешанный, однако, с тщательно, но не очень удачно скрываемым страхом.
– Благодарю вас, свободная гражданка.
Женщина, не ответив, выскользнула за дверь.
– Это ваша дочь?
– Сноха.
Полковник сделал вид, что его вопрос не был чистой формальностью, Иеремия сделал вид, что не понял уклончивой природы полковничьей вежливости (родственные связи Фалиана в Департаменте знали назубок).
– Сын погиб три года назад в автокатастрофе.
– Соболезную. Это стало причиной ваших действий?
– Нет. Не ищите легких ответов. Дождитесь вечера.
Хиллориан надкусил крошечный пирожок. Начинка пахла вишней.
– Надеюсь, вы меня не разочаруете.