Маги и мошенники - читать онлайн книгу. Автор: Елена Долгова cтр.№ 97

«Что я наделал!» – с запоздалым раскаянием подумал фон Фирхоф. «На моей совести теперь и эта резня. Я спас Хрониста – как врач и как человек, спас сначала от руки Магдалены, потом от гнева императора, потому что Россенхель понравился мне. Он выжил и безо всякого зла следовал своей природе, его бездумное вмешательство вызвало череду событий и в конце концов убило беззащитных».

– Вольф-Адальберт!

Портал открылся мгновенно – возле самого крутого склона, прямо в стене метели. У окна стоял встревоженный, почти потерявший самообладание Россенхель.

– Фирхоф, я не виноват! Клянусь святыми и собственной душой, я этого не хотел!

Советник поискал на поясе меч, Хронист заметил этот красноречивый жест.

– Разите меня, если хотите – все равно убить не сумеете. Вы уже пытались, Людвиг, – виновато сказал он. – Давайте попробуем обойтись миром, я ведь не собираюсь скрыться и бросить вас наедине с этой проблемой.

– Вы десятки тысяч смертей называете проблемой!?

– Найдите Антисфена. Отыщите лишний элемент. А сейчас…

Россенхель чутко прислушался, ловя недоступные бывшему магу колебания эфира:

– Скорее, Фирхоф, торопитесь, ваш император в опасности. Оставьте пока ребенка здесь. Живее! Я больше не могу вмешиваться в события…

Советник с трудом влез в седло:

– Хорош из меня теперь боец! Ведьма Магдалена отменно лечит настоем из лягушек и моли – чувствую себя разбитым, словно старик.

Людвиг тронул шпорами жеребца, углубляясь в метель, где-то впереди звенела сталь, он проехал еще пару десятков шагов, теснина несколько раздвинулась, позволяя фон Фирхофу обнаружить удивительное зрелище.

На истоптанном мокром пятачке, среди каши подтаявшего снега и грязи, собственной рукой бился наследственный император Церена. Двое противников, неразличимые словно близнецы, обступили его справа и слева – обильный снегопад скрадывал различия. Похожими этих людей делало еще и выражение алчного, грубого интереса на обветренных лицах.

– Уэстеры?

Гаген сражался пешим – лошадь только мешала ему на узкой скользкой тропе. Один из врагов императора попятился, пытаясь зажать рану у основания шеи, зато второй всерьез теснил церенского правителя. Рубака как раз устроился к фон Фирхофу спиной. Уэстокский кожаный с бляхами доспех наглухо закрывал его спину, и плечи. Гаген, почти лишенный защиты, бился с блеском отчаяния, но при этом заметно проигрывал врагу в уверенности.

Людвиг вздохнул, нагнулся с седла, зачерпнул полную пригоршню грязного снега, вылепил плотный шар и, прицелившись, метнул его точно в шею уэстера. Тот, ошеломленный внезапным толчком, наполовину обернулся, невольно подставляя незащищенный подбородок и горло под меч императора.

– …!

– Людвиг! Людвиг! Это было нечестно.

– Мы не на турнире, государь. Он еще дышит?

– Уже нет.

– А второй экземпляр, этот великий воин с оцарапанной шеей?

– Этот – еще да, и даже пытается браниться на своем отвратительном наречии.

– Я некогда читал ученый труд, в котором автор, кстати, очень достойный и ученый человек, убедительно доказал, что язык уэстеров – только испорченный диалект церенского.

– Ну так спроси у нашего пленника все, что мы хотим узнать – если он желает остаться в живых, то просто обязан понимать правильный диалект.

Людвиг спешился. Император легко выбил меч у ослабевшего врага и прислонил раненого спиной к крутому склону.

– Он весь в крови. Я испачкал руки. Фирхоф, возьми в седельной сумке платок, мне надо вытереть пальцы. И еще второй – перевязать этого человека.

Тонкое полотно, пущенное на повязку, нехотя впитывало темную кровь. У уэстера оказались ярко-голубые глаза, бледное лицо, короткие, светлые, слегка вьющиеся волосы.

– Я думал, эти чужие воины близнецы, а теперь смотрю – они совсем друг на друга не похожи.

Людвиг медленно заговорил по-церенски, давая пленнику возможность понять вопросы; тот молчал, равнодушно рассматривая сломанный, распластанный, растоптанный куст позади советника. Фирхоф перешел на неплохой уэстокский, потом на латынь – и все с равным неуспехом.

– Мне кажется, этот пропащий негодяй не понимает не только своего языка, но и собственного положения, – покачал головой Справедливый.

– Или не ценит жизнь. И все-таки… Государь, я барон Империи, но давно уже не чиновник Трибунала, и, конечно, не исполнитель пыток.

– Ну что ты, Людвиг! Я никогда не поручу такое неподобающее дело министру и другу. Зачем? В двадцати шагах отсюда, на тропе, лежат тела двух зарезанных людей из румийской общины. Мы подберем их, в конце концов, нехорошо оставлять несчастных мучеников без церковного погребения. Отвезем тела невинных в торговую факторию, туда же доставим нашего молчаливого гостя – пусть разбираются сами. Румийцы – суровый, но справедливый народ и в таких случаях чрезвычайно изобретательны. А пока, чтобы не встретиться с друзьями нашего молчальника, вернемся и обойдем холмы стороной. Еще один вьюжный день на исходе и он не делает погоды в большой политике…

Прислушиваясь к этому разговору, пленник утратил изрядную долю хладнокровия и полностью – молчаливость. Его церенский оказался вполне приличен – с едва заметным протяжным акцентом.

– Я ее не трогал! Терпеть не могу грязных простолюдинок. Что касается мужчин – в бою, представьте, иногда убивают.

– Вы слышите, мой император? Наш гость острит. Можно сказать, он владеет словом – румийцы высоко оценят такой подарок, они любят умные беседы интересных людей.

Уэстер дернулся, словно пытаясь сбежать, но без сил рухнул обратно на мокрую землю.

– Кто вы такие, чтобы издеваться надо мной? Будьте вы прокляты! Один бродяга сколько угодно может называть другого императором, от этого они не перестанут быть оборванцами и бандитами.

– Фу, как грубо.

– Ладно, чего вы от меня хотите?

– Как тебя зовут?

– А какое это имеет значение? Вы прикончите меня не позднее, чем через срок, нужный для сгорания самой маленькой свечки.

– Где засели остальные?

– Южнее, на выезде из холмов.

– Сколько их?

– Сотни три.

Фирхоф выпрямился и горстью мокрого снега очистил испачканные в липкой чужой крови пальцы.

– Я был прав, государь. Возвращаемся, покуда не стемнело.

Советник молча показал на уэстера взглядом. Гаген, не отвечая, опустил веки. Фирхоф кивнул.

– Я сделаю это. У меня есть мизерекордия.

Пленник беспокойно завозился:

– Беру свои грубые слова обратно. Вообще-то, если выкуп хоть немного меняет дело, то я, конечно, могу сколько-то заплатить.