Байки с Лубянки - читать онлайн книгу. Автор: Александр Михайлов cтр.№ 19

— Чего надо?

Опер прыгнул на бугая, пистолет в черепушку уткнул:

— На пол, руки за голову!

Бугай приказ безропотно выполнил. Опер орет:

— Где оружие?

Бугай смиренно отвечает:

— Под кроватью…

Опер нацепил на задержанного наручники, вытащил из-под кровати мешок, а в нем три автомата Калашникова и семь «Макаровых». Шофер шмон помогает проводить. В кухонном шкафу большую партию героина отыскал.

Дело блестяще сделали, а основной группы как не было, так и нет.

Снова опер звонит в управление. К аппарату теперь сам руководитель группы захвата подходит, уже успел после обыска на Лубянку вернуться. Слышит в трубке сердитый голос опера:

— Что вы там, охренели? Мне задержанного и вещдоки транспортировать надо, а вас все нет.

Удивился руководитель:

— Какого задержанного? Его уже доставили! Мы тебя на адресе утром ждали, а ты где торчишь?

— И я в адресе, дом номер девять, квартира такая-то! Сам пошел реализовывать, ждать надоело, благо ордер при мне.

— Не было тебя в доме номер девять! — орет начальник. — Без тебя управились.

Опер у понятых спрашивает:

— Какой у вас номер дома? Те дружно отвечают:

— Двадцать девять!

Хмыкнул опер, но виду не показал, в трубку доложил:

— Сейчас задержанного доставлю! — и повел бугая в наручниках вниз, в машину засунул, а в багажник положили изъятое оружие и наркотики.

* * *

На летучке наш опер удивлялся: — Ничего не понимаю! Ну, по ошибке в другой дом попал. Бывает! Но я и оружие изъял, и наркота в большом количестве попалась. Это что ж получается, куда ни приди, все чего-нибудь отыщешь? Странные времена, господа…

Хуже нет, когда у человека фамилия — числительное. Например Иван Третий, Николай Второй…

С царями ясно. Царь, он и в Гонолулу царь. Хуже, если фамилия такая у простого смертного. Даже компьютер прописную букву фамилии ошибкой считает.

* * *

Был начальником одного райотдела полковник по фамилии Сороковой. Много он от этой фамилии натерпелся.

В управление КГБ пришло новое пополнение. Распределили молодых офицеров по службам и отделам. Самым престижным, безусловно, было попасть в аппарат управления. Это вам не на «земле» работать.

У некоторых от такого назначения просто голова кружилась.

Так было и с опером, о котором рассказ. По молодой глупости шибко важным себя чувствовал, пока спесь не сбили…

Надо ему было позвонить в райотдел, где Сороковой начальником.

Набрал номер и попал прямо на хозяина.

— Сороковой слушает! — отвечает начальник.

— Соедини, сороковой, меня с начальником райотдела, — отвечает опер.

— Да, вас Сороковой слушает! — вежливо повторяет тот.

— Слушай, сороковой, ты мне дашь начальника или нет? — уже кипятится опер. — Или я тебя…

— Я в десятый раз повторяю: Сороковой слушает! — уже рычит в трубку полковник.

— Да мне плевать, что ты слушаешь! — вышел из терпения опер. — Мне начальник нужен!

— Я вам сказал, что Сороковой слушает, — уже и трубка от злости раскалилась.

— Я тебе не Ёся Кобзон, чтобы меня слушать! — рассвирепел опер. — Начальника давай!

— Вам что, сто раз повторять, что Сороковой слушает! — вышел из терпения тот.

— Идиот! — перешел на личности опер.

— Сам болван! — вторит ему Сороковой и бросил трубку.

Вот так и поговорили. Потом-то разобрались, а все-таки хуже нет, когда фамилия — числительное.

Молодой опер должен задержать старого еврея-валютчика.

— Гражданин, предъявите документы! — обращается он к валютчику.

— А вы кто? — смотрит поверх очков старик.

Опер гордо достает красную книжечку с золотым тиснением «КГБ».

— Это что? — продолжает удивляться еврей.

— Вы что, читать не умеете?

— Умею, но что здесь написано? — поднимает очки и читает: — «Владельцу удостоверения разрешено хранение и ношение оружия». Ну, так храните и носите… Я-то здесь при чем?

Мой приятель и коллега (назовем его Александр Николаевич) был срочно командирован в богоспасаемый городок Н-ск. Дело в том, что из Н-ска были отправлены в несколько московских организаций и посольств анонимные письма антисоветского клеветнического содержания, в которых члены Политбюро назывались «клопами-кровососами».

Александр Николаевич вернулся в Москву потрясенный и поведал мне историю, которую с возможной точностью постараюсь вам передать.

* * *

Городок Н-ск — малюсенький, не на каждой карте его найдешь. Домишки по самые окна в землю вросли. Заборы латаные-перелатанные, кое-где завалившиеся. Вместо водопровода — колонки, газ в баллонах. Глухомань, одним словом.

Но был в центре этого населенного пункта дом. Вроде ничем не знаменитый. Дом прочный, кирпичный и белой известью усердно в несколько слоев выкрашен. Так его и звали — «Белый дом». А в том доме располагалось СИЗО — следственный изолятор.

Жуткая слава о СИЗО ходила. И причиной тому были клопы, совершенно необычные. Породистые такие, здоровенные, словно жуки майские, голодные и прожорливые, словно крокодилы нильские.

Попадет в СИЗО хулиган или мелкий воришка, мучения такие примет, что готов потом клясться на Уголовном кодексе, что залетел сюда в последний раз, что впредь будет по струнке ходить, лишь бы не попадаться, лишь бы эти зверюги кровь из него больше не сосали.

Санэпидемстанцию возглавлял некий доктор Минкин, желчный, высохший мужчина с козлиной бородкой-клинышком а-ля Троцкий, в шляпе и при пенсне.

Первый секретарь горкома на отчетной партийной конференции сурово критиковал Минкина:

— От трудящихся поступает много жалоб на клопов в СИЗО. Дошло до того, что в обком пишут и бросают тень. — Помахал в воздухе кулаком. — С этой плесенью писучей мы еще разберемся со всей партийной решимостью, покажем кузькину мать! (В зале бурные аплодисменты.) Но зачем всяким пидорасам давать козыри, а? (В зале аплодисменты и хохот.) А если эти писаки в ООН просигнализируют, что тогда? — Попил воды и продолжил: — Но с другой стороны, эти клопы унижают достоинство советского человека, временно оказавшегося в СИЗО, и наносят физический и моральный урон. При этом товарищ Минкин хоть и обрабатывает СИЗО, но делает это очень плохо. Клопы моментально возрождаются из пепла… как эта самая, ну, как ее, э, ну, Жанна д'Арк! Товарищ Минкин, вы обязаны прислушаться к голосу критики, улучшить качество и уменьшить количество до минимума, чтобы заткнуть глотки буржуазных клеветников на нашу советскую действительность. (Бурные, долго не смолкающие аплодисменты. Кто-то от восторга чувств кричит: «Да здравствует товарищ первый секретарь! Ура, товарищи!» По залу прокатилось: «Ура! Ура!»)