— Ох!
Испанец прикрыл ладонями окровавленную голову. Баррет, зря времени не тратя, снова ткнул его повыше виска и опрокинул навзничь.
— Получай.
Он пнул Эрнандо сапогом в лицо.
— Питер, да больно же!
— Расчет только начинается.
Баррет, чуть придерживая силу ударов, бил лежачего в ребра и живот, покуда испанец совсем не затих. Потом ухватил врага за волосы на темени, запрокинул ему голову и обнажил шею.
С Ланды, похоже, совершенно соскочили остатки задора. Напротив — узкое и правильное смуглое лицо перекосило от ужаса.
— Ну ты и дьявол, — прошептал он мокрым разбитым ртом.
Баррет левой рукой нащупал на земле оброненный кинжал и аккуратно примерился к сонной артерии испанца.
— Питер! — сплюнув на подбородок кровь, заорал де Ланда. — Не надо, пощади!
— Чего ради?
— Ну, я же тебя спасал.
— Ради выгоды.
— Прости, я не виноват, это было наваждение.
— Врешь.
— Во всем виноват ацтекский бог.
— Опять врешь.
— Нет, клянусь жизнью… Погоди! Я знаю, что Сармиенто во дворце инквизиции.
— При чем тут Сармиенто, подлец?
— Тебе не выручить ее одному. Я помогу. Мне удалось пристроить камень и получить часть денег, я обратил выручку в дублоны.
— Ты темнишь, чтобы спасти свою шкуру.
— Пречистая Дева свидетель — нет! На этот раз говорю истинную правду. Я отдам тебе три четверти, я отдам тебе все — все, что только захочешь. Только не убивай меня, пожалуйста…
— Кто предал раз, тому больше нельзя верить.
— Я поклянусь!
— Да слышал я уже такие клятвы… Засунь их сам знаешь куда.
Ланда беззащитно скорчился на земле. У Баррета уже кончился запал злости, его снова одолела тоска.
— Вставай!
— Между прочим, ты мне вышиб передний зуб, — грустно пробормотал испанец и обильно сплюнул на камни.
— Следовало вышибить из тебя грязную душу.
— Я не могу подняться — дай, пожалуйста, руку. Мне очень плохо, Питер, и не только от твоих кулаков. После побега из Тено все пошло не как следует — ей-богу, всюду одни бедствия, неудачи и козни врагов. Наверное, это проклятие Бога… Не знаю. Наверное, и впрямь не следовало пытаться обманывать тебя.
— Почему там, в лесу, ты попросту не зарезал меня? Зачем было валить дерево?
— Я не мог тебя зарезать, потому что поклялся.
— Врешь!
— Я не надеялся справиться с тобой.
— Поэтому устроил ловушку и бросил меня на съедение ягуарам?
— Питер, прости!
Ланда больше не пытался оправдываться, он покорно сидел на земле, подтянув острые колени к подбородку. Похоже, избитого испанца сильно тошнило.
— Где ты болтался все это время? — А?
— Где ты был, подлец?!
— Везде. Бродил по сельве. Мучился в плену у индейцев Нариньо. Дошел до Веракруса, там меня потащили в суд… О боже! Расскажи лучше, каким образом ты умудрился обогнать меня на пути от Веракруса до Картахены.
— Заткнись. Эта история не про тебя. Сознавайся лучше, куда дел мою карту?
— Да тут она, под рубашкой, на, возьми, твоя карта не принесла мне особого счастья.
— Где золото?
— В укромном местечке неподалеку.
— Отдашь мне все.
— Ладно, как скажешь, Питер.
— После посчитаем затраты, и я верну тебе небольшую долю — чтобы ты не подох от голода. Живи подольше и помни, как я окунул тебя мордой в грязь.
— И ты туда же, Питер. Всюду одна грязь. Ради толики богатства каждый готов в ней вываляться, но с еще большим желанием топит в дерьме других.
— Поднимайся на ноги. Из тебя очень плохой проповедник.
Ланда попытался подняться, но не сумел и сломанной куклой осел у сапог англичанина. Тот грубо подтянул его за шиворот.
— Пошли, время не ждет.
Они вернулись на запад — туда, откуда пришел испанец. Ланда отыскал камень, давным-давно грубо обтесанный в виде птицы.
— Я зарыл деньги под валуном. С утра двинул проверить клад и, надо же, какая неудача, встретил тебя, мерзавца.
— Откапывай.
Эрнандо неловко опустился на колени.
— Только не пытайся заколоть меня со спины. Бог видит все, он непременно накажет тебя за жестокость, Питер…
— Заткнись.
Испанец копал довольно долго — прямо исцарапанными руками, но так и не решился попросить у Баррета клинок.
— И это все? — разочарованно протянул пират, осмотрев бочонок. — Сумма не особенно-то и велика.
— А чего ты хочешь?! Изумруд слишком странный и приметный, чтобы его охотно брали ювелиры. Богач, который купил камень, дал очень дешево и теперь собирается разделить его на части… Кроме того, копи Новой Гранады и так поставляют самоцветы в изобилии, а это чертовски сбивает цену.
— Я забираю часть прямо сейчас, наличными пистолями. С этого часа ты от меня ни на шаг. Я не собираюсь давать тебе возможность выкопать и перепрятать деньги.
Де Ланда опустил голову.
— Куда теперь идти?
— Только не в твой бывший дом. Он опечатан трибуналом. И, конечно, не к потаскухам — меня от них тошнит.
— Тогда стоит пойти в приличную распивочную.
Они нашли себе пристанище в порту, в маленькой грязной таверне. Ланда против обыкновения дурманящих листьев не жевал и не прикасался к вину. Он сидел, уронив темноволосую голову на скрещенные ладони. Разбитый нос все еще кровоточил. Тонкие, красивые руки испанца испятнала засохшая кровь.
— Господи, сделай что-нибудь…
— Хватит ныть, — грубо оборвал Баррет, — Радуйся лучше, что я тебя не убил. Ты сумеешь устроить ей побег?
— Как?
— Точно так же, как ты помог мне бежать из вонючих казематов Сан-Хуана.
— Нет.
— Ты только что обещал это сделать.
— Я просто не хотел умирать с перерезанным горлом. Ты был слишком зол и не помнил себя. — Ланда вяло махнул рукой. — А по поводу побега… даже не надейся, Питер. Одно дело заурядный пират, каких без счету побывало в тюрьмах Новой Испании, совсем другое — дело о ведьме. Лусию держат в подвале дворца инквизиции.
— А в чем различие?
— Во всем. До камер не добраться, минуя главный вход. Покойников сжигают за городом. Все люди — сторожа и прислуга — под строгим надзором монахов. У них доходные места, а в случае измены наказание ужасно.