Спасти СССР! "Попаданец" в пенсне - читать онлайн книгу. Автор: Валерий Белоусов cтр.№ 55

— С чем это связано?

— Наверное, отстаёт работа законодательных органов… плохо работают!

— Или наоборот, работают очень хорошо. Выполняют социальный заказ… Рэкет есть — а закона о рэкете нет. Ладно. Не грустите. На нет — и суда нет… Есть только особое совещание! Ха. Ха. Ха.

Там же, но чуть позже…

Круглосуточный буфет в здании МВД.

Читатель никогда не бывал в милицейском буфете? То же самое, что буфет в депо, только вместо черной железнодорожной формы — серая милицейская, вместо огромных гаечных ключей у ножки стола стоят «Огрызки», они же «Ксюхи» — автоматы АКС-74У (совершенно ублюдочного вида), вместо свистков маневрового локомотива и лязга сцепок доносится неразборчивое бормотание раций…

А так — всё то же самое… Подавальщицы в когда-то белых фартуках, с опухшими печальными глазами вечных разведёнок, которых до пенсии называют «девушка», кофейный напиток в огромной нечищеной алюминиевой кастрюле, куда уборщица периодически подливает из мятого ведра кипяточка, посиневшие варёные яйца на тарелочке с плевком майонеза…

И разговоры:

— Представляешь, дырочка ма-аа-аленькая, никто и не заметил. А как стали в милицейском морге шкерить — глядь, а там заточка из спицы до самой сердечной сумки дошла…

…Да он сначала жену табуреткой по башке, затем тёщу, а потом и сам повесился — видимо, от радости, что он наконец-то стал свободен…

…Я ей и говорю — не волнуйтесь, гражданка, мы всех насильников по горячим следам задержим — а она мне резонно отвечает, что зачем же ей сразу всех — лучше второго или хотя бы третьего…

…Рассадил он, значит, покойников по кругу, карты на столе разложил, вроде как играют, и когда его сменщик-санитар в секционную вошёл, хлоп тузом по столу: «Черви — козыри!!!» Тот и брык — инфаркт…

— Слушай, у тебя деньги есть? Займи мне червонец. До завтра. А там я пойду с участковыми в коммерческих ларьках прописку у продавцов проверять, так тебе сразу долг и отдам…

— Товарищи офицеры! — В буфет вошёл Пуго в сопровождении невысокого, лысеющего мужчины средних лет… [59]

Вообще, у начальства БЫЛ свой буфет, однако новый министр отдал его помещение под комнату психологической разгрузки — с аквариумом и цветочками… Чудит барин! — подумали тогда лихие оперА…

Увидев высшее начальство, боящаяся в этой жизни только ОБХСС и КРУ буфетчица тем не менее подтянулась и изобразила, сверкнув золотым зубом, приветливую улыбку:

— Что будем кушать? Есть рыбка, филе ангела… есть мяско — шницель Гордо Блюю…

Берия согнулся в пароксизме беззвучного хохота…

Там же, чуть позднее…

Мягко, но решительно, отклонив настойчивое до неприличия желание увядшей пергидролевой блондинки увлечь их за особый столик (отличавшийся тем, что на нём была постелена белая скатерть и стояла пластмассовая вазочка с двумя ромашками), два министра, попросив разрешения у вскочивших со стульев милиционеров, присели за столик угловой…

Берия, настойчиво пытаясь угрызть шницель с таким забавным названием, не сводил своих чуть близоруких карих глаз со своего визави…

Напротив Лаврентия Павловича сидел довольно еще молодой, но сильно умученный службой милиционер, с посеревшим, мятым, как его форменная рубашка, покрытая подозрительными пятнами, лицом, заросшим двухдневной щетиной.

Лейтенант милиции поднял на Берию покрасневшие глаза с набрякшими веками и дерзко спросил:

— Чему обязан таким вниманием?

Лаврентий Павлович взглянул было ему прямо в зрачки — но ломать чужую сильную, но чем-то смятенную волю не стал. Милиционер ему явно понравился:

— Вот, думаю — как гражданину уважать сотрудника Органов, ежели он, милиционер, сам себя не уважает? Форма у вас мятая, нечищена… Да и что это за форма? Тряпка какая-то… Вот в моё время… то есть в пятидесятые — одели мы милицию в форму довоенных (! — Лаврентий Павлович имел в виду, до Великой Войны, которая Империалистическая) городовых. Мундир хорошего сукна, шапка барашковая. Идет себе по улице такой барбос, и все на него любуются…

— Не знаю, как вас называть…

— Да зовите просто — товарищ комиссар! (шутка — Лаврентий Павлович не просто комиссар, а Генеральный Комиссар ГБ.)

— А-х-х… то-о-ова-а-арищ…

— Что, не любите товарищей?

— Я бы их зубами грыз. Вот я только «с адреса». Представьте, приехала тюха семнадцати лет из деревни в МИМО поступать… Ну, местные студенты, това-а-арищи, её пригласили на квартиру, напоили, поимели во все щели да и удавили…

Потом подвесили, вызвали наряд — ах, ах… расстроилась бедная, что не прошла по конкурсу, руки на себя наложила… А я смотрю, у ней за ухом — пряжка от ремня, значит, на стрингуляцонной полосе должен быть синяк. А его-то и нет! Значит, душили её не ремнём, а его уж потом накинули!

Стал их колоть — да приехавший прокурорский мне в наглую — ты что, дурак? Ведь это детки та-а-аких това-а-аарищей… Так ведь и закроют дело, за отсутствием события!

Берия чуть усмехнулся:

— Ну, теперь — это вряд ли…

— Вашими бы устами да водку пить… Но я не про то. Уважение? Я за два последних года имел пять поощрений и ни одного взыскания, характеризовался сослуживцами и руководством положительно, спиртные напитки не принимал. Уважают меня? Какое нахер уважение, когда я седьмой год с малыми детьми в милицейской общаге, в Капотне… Где сортир один на весь этаж, где крысы по комнате бегают, детей за пальцы кусают…

Берия обернулся к Пуго:

— Товарищ министр, а у вас квартира есть?

— Та-а-а, е-еесть…

— Дети у вас взрослые?

— Та-а-а…

— Вот, мне кажется, будет правильно — чтобы вы, пока жилищный вопрос у товарища… как вас? Иванов? Иванова решаете, с ним поменялись бы. Он поживёт со своими малыми детьми в вашей квартире, а вы — в его общежитии. Поближе к рядовому и младшему начальствующему составу…

…Когда министры (вернее, один настоящий министр и бледная немочная тень) ушли, растерянный Иванов на вопрос товарищей, кто это был — отвечал задумчиво: — Хрен его маму знает… но думаю, что новый Хозяин! — Потом подумал и добавил:

— Только вот… Премии теперь мне вовек не видать — сожрёт за это меня начальство с потрохами… и не простит такого Пуго! Да и ладно… Прижал бы только Хозяин тех субчиков из МИМО! Век ему благодарен буду.

«Мы в Нагорном Карабахе, в хищном городе Шуше», — писал поэт в далёких уже двадцатых годах…