Каменный век. Книга 3. Прайд Саблезуба - читать онлайн книгу. Автор: Сергей Щепетов cтр.№ 15

Потом смотрел поверх болта на лохматые бока, рогатые головы. Смотрел и чувствовал себя сидящим в лодке, которую поднимают и опускают океанские волны. Или это поднимает и опускает быков, а он стоит на месте?

Он лег в снег, уперся локтями. Прижал приклад к плечу. Мир перестал колыхаться, а один из быков, отгоняя собаку, повернулся к нему боком. Палец уже был на рычажке. Он надавил сильнее…

…И понял, что не промахнулся.

Семен перекатился на спину, зацепил крюком тетиву, сунул ногу в стремя и резко разогнулся, переваливаясь на бок.

Тетива встала на зацеп, а его стошнило – кровью. Он вытянул из кармана новый болт, лег на живот, вложил болт в желоб, уперся локтями и стал ждать, когда пройдет муть перед глазами.

Он смог выпустить еще три болта – все, что у него было с собой. И не промахнулся ни разу. Перо и Бизон тоже опустошили свои колчаны. Животные не разбегались – они не понимали, что с ними происходит.

Почуяв запах крови, собаки забыли об осторожности. Один из кобелей попал под удар копыта и был затоптан. Второго пришлось добить – он ползал по снегу, волоча за собой вывалившиеся из распоротого брюха кишки.

Бизон и Перо ушли с волокушей, нагруженной мясом, – в поселке ждали голодные люди. Остаться на месте побоища Семен вызвался сам – двигаться он почти не мог, а добычу нужно было охранять. Надеяться, что на мясо никто не позарится, не приходилось – этой зимой голодали не только люди. Что может сделать один человек, вооруженный палкой и арбалетом? Наверное, почти ничего. Ему помогут собаки? Может быть, но собак самих многие хищники считают лакомой добычей. Так или иначе, но кто-то должен был остаться.

Семен сидел на теплом еще боку овцебыка и смотрел, как медленно уменьшаются вдали две согнутые фигурки воинов. Когда они скрылись за пологим холмом, он поднял голову к бледно-голубому небу, на котором уже просвечивала ущербная луна, и вздохнул: «Этот мир мне не враждебен… Через два дня они вернутся».

Ноги подгибались от слабости, разбитое арбалетным прикладом плечо мучительно болело, пальцы на руках не гнулись, но желудок был полон теплой крови, и блаженная истома разливалась по телу. Две уцелевшие собаки, объевшись мясом, спали на снегу, свернувшись калачиками и спрятав носы в пушистые хвосты. Семену тоже хотелось лечь, зарыться в длинную шерсть «юбки» одного из быков и уснуть, но он переборол себя: если мороз усилится, то к утру туши промерзнут и превратятся в каменные глыбы. «До темноты надо найти и вырезать арбалетные болты. Иначе я безоружен. Потом их будет не достать. И выпотрошить хотя бы несколько туш. Но запах… Запах внутренностей и крови на всю степь – гиены, волки, саблезубы… Ну и что? Вся степь и так уже знает об этой бойне – крови пролито достаточно. По неписаному, негласному закону тундростепи никто не подойдет, пока человек возле своей добычи. Маленький, слабый двуногий хищник очень опасен – его тихо свистящая смерть достает далеко, и все знают об этом. Но настали времена, когда старые законы умирают, и пустой желудок диктует новые: добудь, урви или умри…»

Семен старался не думать об этом. Он снял верхнюю рубаху, остался в одной нижней – мехом внутрь – и принялся за работу: разгребал длинную черную шерсть, чтоб добраться до шкуры, вспарывал животы коротким лезвием ножа и, запустив обе руки, вываливал на снег сизые внутренности. Сердца, легкие, желудки, печень и почки он складывал в груду посреди заваленного тушами пространства. Ему очень хотелось съесть кусок теплой печенки, но он терпел – боялся, что желудок не выдержит такой нагрузки.

Он выпотрошил шесть туш и решил, что больше не сможет – слишком устал, да и темнеет – пора устраиваться на ночлег. Он весь был перемазан кровью и облеплен шерстью, но ему было не до гигиены. Семен начал натягивать верхнюю рубаху прямо на всю эту грязь и когда наконец просунул голову в дыру ворота, увидел, что собаки уже не спят – стоят и принюхиваются к чему-то. Разбираться Семен не стал – сразу схватил арбалет и начал натягивать тетиву. Болты ему удалось извлечь из туш все, но два были полностью деформированы при попадании в кость, а два других нуждались в небольшом ремонте. Впрочем, метров с двадцати попасть, наверное, можно было и такими штуками. С четвертой попытки тетива встала на зацеп. Семен вложил в желоб окровавленный болт и огляделся: в белесых сумерках со стороны неглубокого распадка к месту побоища приближались светло-серые, плохо различимые на снегу тени. Эти контуры, эту походку Семен опознал без труда – волки…

Собаки даже не лаяли – тихо скулили, поджав хвосты, и жались к человеку.

Примерно в сотне метров волки свернули вправо и, выстроившись цепочкой, начали огибать по широкой дуге место побоища. «Уйдут?! – мелькнула спасительная мысль и исчезла. – Не уйдут ни за что – голод». Замкнув круг, встав на свой старый след, волки начали приближаться. Семен пошел навстречу – а что ему оставалось делать?!

По-видимому, это были остатки стаи или, может быть, такая семейная группа. Один – самый крупный – похоже, вожак, трое чуть помельче – молодежь или самки, и еще один крупный, но, очевидно, старый – хромой, с оторванным ухом. Впрочем, в сумерках можно было и ошибиться. Они приближались – и это было плохо. О конфликтах с волками Семен даже рассказов не слышал – собак, конечно, они рвали при любой возможности, а вот людей… Тот случай, когда ему самому пришлось драться с волчицей, причем летом, был уникальным – поэтому ему и было придано мистическое значение. Сам же Семен полагал, что тогда он был еще мало похож на туземца, и зверь просто не принял его за человека. Впрочем, такой тяжелой зимы здесь, наверное, никогда раньше не было.

Еще не вступив в мысленный контакт со зверем, Семен уже почувствовал исходящую от него враждебность. Вожак остановился в десятке метров. Глаза его тускло мерцали отраженным светом гаснущего дня. Семен понимал, что способен лишь на единственный выстрел из арбалета – драться посохом он не сможет при всем желании.

Они встретились взглядами. Волк приподнял губу, демонстрируя клыки:

– «Уходи!»

– «Нет, – с усталым спокойствием ответил человек. – Это моя добыча».

– «Значит, ты умрешь (будешь побежден)».

– «Может быть. Но не уйду все равно. Это – моя добыча. Ты готов сражаться (мериться силой) с ЧЕЛОВЕКОМ?!»

В свою «мыслефразу» Семен постарался запихать как можно больше возмущенного недоумения. Это было как бы обвинением в нарушении «закона джунглей». Дальше диалог пошел в таких абстракциях, что перевести его на человеческий язык можно было лишь весьма и весьма условно.

– «Человек (или люди?) нарушил правило (закон, обычай, традицию). Мы будем сражаться».

– «Будем, – согласился Семен и воткнул в снег посох. Теперь он смотрел на собеседника поверх арбалетного болта. – Ты пришел к моей (человечьей) добыче, когда я еще здесь. Волки так не поступают».

– «У нас нет выбора (ты нам его не оставил)».

Семен чувствовал, что его в чем-то обвиняют – в чем-то смертельно важном. Если он не поймет, если не ответит, последует атака. Даже если он и успеет выстрелить, это все равно будет конец. Волки его былой современности имеют привычку дружно набрасываться на жертву. У этих, кажется, такой традиции нет. Точнее, не было. Не было, пока волки десятки тысяч лет жили в условиях мягкого климата и пищевого изобилия. Семен подозревал, что, в отличие от их далеких потомков, численность этих хищников здесь определялась в значительной мере не пищевыми ресурсами, а внутривидовой борьбой. Отсюда некий поведенческий стереотип, который в своей среде люди назвали бы культом личной силы: докажи свое превосходство – и получишь право на самку, на воспроизводство потомства. Но мир меняется, должны меняться – не могут не меняться – и правила жизни.