– Потом бабами займутся.
– А когда же драться?
Атту чуть помедлил, как бы обдумывая ответ:
– Нет, драться, наверное, не будут – выпили мало.
Между тем ритм нарастал, и толпа впадала в неистовство. Люди драли глотки во всю мочь, не замечая друг друга, кто-то подпрыгивал, кто-то носился кругами, кто-то в экстазе валялся по земле с риском быть затоптанным…
– Пошли, – сказал Атту и поднялся на ноги.
Осторожно ступая по камням, они спустились вниз. В толпу сородичей Атту въехал, как ледокол в ледяное крошево, и уверенно двинулся вперед, раздвигая людей руками и корпусом. Никто не обращал на них ни малейшего внимания. Семен следовал в кильватере, стараясь не смотреть на заляпанные рвотой рубахи и пореже вдыхать воздух – кажется, насчет поноса он не ошибся.
Наконец они оказались на свободном пространстве возле треноги. Некоторое время Атту стоял и смотрел, как беснуется Кижуч: налобная повязка съехала набок, длинные седые, мокрые от пота космы торчат в стороны, борода заляпана слюной, а глаза совершенно безумны и устремлены в пространство.
Вдруг старейшина уставился на Атту и замер. Через пару секунд воцарилась почти полная тишина.
– Вы звали, и мы пришли, – спокойно сказал бывший покойник.
Лицо Кижуча сморщилось и стало растягиваться в улыбке.
– Бизончик вернулся, – сказал он и… рухнул ничком.
При падении старейшина изрядно приложился лбом к подвешенному чурбаку. Деревяшка издала долгий протяжный звук. «До-диез», – определил Семен.
В толпе произошло некое движение, в результате которого впереди оказался Горностай, откуда-то сбоку выдавился Художник.
– Мы-ы, – сказал старейшина и добавил: – Бы ы ы…
После этого он изобразил на своем суровом лице полнейшее удовольствие и стал заваливаться набок. Однако соседям это не понравилось, и они вернули его в вертикальное положение. Старейшина поднял голову и стал всматриваться в лицо Атту глазами, казавшимися черными из-за предельно расширенных зрачков. Наконец он понял, кого именно видит перед собой, и поинтересовался:
– Ты откуда взялся, Бы-ы… Бы…зон?
– Я вернулся из прошлого – из мира мертвых, – солидно ответил Атту.
– А эт-то хто?
– Его зовут Семхон. Он из будущего.
– Ы-ы, – понимающе кивнул Горностай и стал заваливаться в другую сторону. На сей раз он поддержки не получил: те двое, в рубахи которых он вцепился, сами охотно повалились наземь, а публика расступилась, давая им место.
– Ы? – поинтересовался старейшина, щупая того, кто лежал слева. Разочарование было полным: – Ы-ы-ы…
Исследование правого фланга дало лучшие результаты: бесформенная туша, прикрытая засаленной шкурой, колыхнулась как студень.
– Ы!! – образовался Горностай и запустил руку под подол.
Художник оказался самым хитрым – тестировать свой вестибулярный аппарат он не стал, а сразу обнял одну из опор треноги, на которой висел музыкальный инструмент. Он бы, наверное, успешно завалил бы все это сооружение, но оно было весьма массивным, а старик вместе с балахоном вряд ли весил больше полусотни килограммов. Сообщение о прибытии гостей он явно уразумел, но никак не мог понять, где они, – всматривался вверх, вправо, влево, даже пытался привстать на цыпочки. Посмотреть прямо перед собой ему почему-то в голову не приходило. Наконец он, кажется, понял «жизни обман» и уставился в землю. Перед ним валялась деревянная колотушка, брошенная Кижучем. Художника это чрезвычайно обрадовало, словно он увидел собеседника, по которому очень соскучился. Он радостно заулыбался и принялся рассуждать, помогая себе жестами свободной руки. Причем излагать свои мысли он начал откуда-то с середины:
– …смысла верить в отсутствие ушедших в Нижний мир, ибо это лишь иллюзия, а не реальность. После каждого дня наступает ночь, и никто не скажет, в каком из миров находится. Значение имеет лишь путь, пройденный от рождения до нового рождения, и на этом пути…
Обкайфованные сородичи стремительно теряли интерес к тому, что говорил деревянной колотушке «уважаемый человек». Похоже, следующим номером программы действительно был групповой секс. Наверное, в плане общего развития Семену стоило бы понаблюдать за этим, да что-то не хотелось: участники были, мягко выражаясь, не очень чистыми, и самое главное, он не видел вокруг ни одного женского лица или фигуры, способных вызвать у него хоть малейший сексуальный интерес. Поэтому он следовал примеру Атту – стоял и слушал. Чтобы развлечь себя, он попытался сделать сокращенный перевод того, что на разные лады втолковывал старик своей деревянной слушательнице. Получилось примерно так:
Не верь разлукам, старина,
Их круг – лишь сон, ей-богу!
Придут другие времена, мой друг,
Ты верь, в дорогу!..
«Если понимать дорогу в более широком смысле, – усмехнулся Семен, – то все совпадает». Развлечения ради, он перевел на местный язык припев из той же песни Ю. Визбора и, когда старик сделал паузу, сказал со знанием дела:
– Нет дороги окончанья,
Есть зато ее итог.
Дороги трудны,
Но хуже без дорог!..
– А ты откуда знаешь?! – изумленно вытаращился на него Художник.
– Так я же из будущего, – пояснил Семен.
– А-а, – разочарованно протянул старик. – Не сам, значит, додумался. Ну, и как там – в будущем?
– Да так… – пожал плечами Семен. – Почти как здесь, только еще смешнее.
– Па-а-анятно! – протянул старик и сосредоточил свое внимание на сучке, за который зацепилась его рубаха.
Когда они оказались в относительно тихом месте, Семен поинтересовался у своего спутника, почему так мало интереса у сородичей вызвало их появление. Бывший Аттуайр пустился в длинные объяснения, из которых можно было сделать краткий вывод: они оказались в нужное время в нужном месте.
– Ну, хорошо, – продолжил расспросы Семен, – ты свой и просто откуда-то вернулся. Но я-то вообще посторонний! Помнится, при первой встрече вы начали стрелять сразу, как только меня заметили.
– Тот, кто появился тогда на берегу, – авторитетным тоном пояснил Атту, – имел мало общего с человеком, который пришел со мной на стоянку лоуринов.
– Да? А почему никто ничего не спросил?
– А чего спрашивать-то? – удивился туземец. – С первого взгляда видно, что ты лоурин нашего Рода, но не имеешь Имени и не являешься полноценным мужчиной-воином. Так что же у тебя спрашивать?!
– И что из этого следует? Для меня?
– Да ничего! Живи, как живется!
– В смысле?!
– Ну, ты же уже не подросток, но еще и не воин. Соответственно, ни тех ни других обязанностей у тебя нет – ни воевать, ни охотиться, ни тренироваться, ни тем более работать тебе не обязательно. Но поскольку ты лоурин, на любой стоянке Племени тебе должны дать еду, кров и женщину.