На краю империи. Камчатский излом - читать онлайн книгу. Автор: Сергей Щепетов cтр.№ 82

– Ладно свистеть-та! – отмахнулся Митька. – Небось годов на восемь меня старшее будешь?

– Кажись, поболее…

До воды Петров действительно шел довольно бодро, только чуть согнувшись и придерживаясь за поясницу.

– Давай первым, – сказал Митька. – А я уж за тобой.

– Знамо дело…

Комиссар подошел к своему бату, вытащенному носом на берег. Ухватился за этот нос и попытался спихнуть его в воду. Лодка немного подвинулась, а Петров матюгнулся и опять схватился за поясницу:

– Вот ведь напасть! Ладно, авось шестом выпихнусь…

Он залез в бат, забрал шест, прошел на корму и, уперевшись им в дно, попытался сдвинуть лодку на глубокую воду. Ничего у него не получилось: нос лодки, конечно, разгрузился, но теперь, наверное, за грунт цеплялась половина днища. Комиссар пытался раскачивать бат, наваливался на шест, пыхтел и матерился, а лодка не двигалась. Митьке это зрелище довольно быстро надоело. Он подошел и взялся за нос бата:

– Держись, ща пойдет!

– Давай – самую ж малость надо!

Митька поднатужился:

– Ща, ща пойдет!.. Она ж у тя… Бля!!

Удар шестом пришелся по спине и затылку. Митька не потерял сознания, но из глаз брызнули искры, тело повело в сторону. Искры еще не поблекли, а комиссар уже ударил снова – на этот раз точно по голове!

* * *

Хоть как-то воспринимать окружающее Митька начал, когда его, связанного по рукам и ногам, грузили в бат. Грузчиков было больше двух – это все, что он смог понять. На том берегу ноги ему развязывать не стали, а поволокли по земле, матерно ругаясь и пиная по голове и ребрам во время передышек.

Притащили к какому-то строению – то ли избе, то ли бане. Некоторое время спорили: так оставить или заковать? В конце концов решили заковать и кого-то отправили за кандалами. Веревки развязали, надели железо, затащили внутрь, посадили на лавку, а цепь ручных кандалов привязали к потолку, чтоб нельзя было опустить руки. Опять стали бить, но Митька этого почти не почувствовал, поскольку быстро потерял сознание. Перед этим он успел сообразить, что в ближайшее время его убивать не будут. Точнее, наверное, не будут. Из многочисленных опытов, поставленных над камчадалами, служилые знали, что если руки-ноги связать неплотно, то пленник со временем может освободиться. А если его надолго оставить крепко связанным, то конечности чернеют и после освобождения от пут пленники часто умирают.

В таком состоянии – то теряя сознание, то плавая в океане боли – Митька провел вечность.

Когда в очередной раз боль вернулась, возник еще и свет – Митька различил его щелкой правого глаза. Был еще и шум – чьи-то голоса болезненными толчками отдавались в многострадальной голове. С пленником стали что-то делать: кажется, отвязали руки и сняли с них кандалы, потом освободили ноги. Рядом опять заспорили, кажется, кто-то предлагал облить Митьку водой, тогда он очухается и сможет идти сам…

Водой его обливать не стали, но куда-то повели, поддерживая сначала со всех сторон, а потом только с двух. Вокруг что-то говорили, потом кричали по-русски и по-ительменски. В конце концов вместе с теми, кто его держал, Митька оказался в каком-то вонючем помещении. Дверь за ними закрылась, поддержка исчезла, и Митька повалился на что-то не очень жесткое. И потерял сознание. Впрочем, может быть, просто уснул, поскольку не спал уже давно.

Наверное, он все-таки спал, потому что возвращение к жизни напоминало пробуждение с большого перепою, да еще и после побоев. Ощущения крайне неприятные, но в общем-то знакомые. Митька ощупал лицо, а потом пальцами разлепил веки левого глаза и стал осматриваться, стараясь не ворочать головой. Помещение почему-то показалось ему знакомым. Он закрыл глаз и стал вспоминать, что же это может быть. Думать было трудно, но он склонился к тому, что больше всего это похоже на аманатскую казенку Нижнекамчатского острога.

Преодолевая тошноту и боль во всех местах сразу, принял полусидячее положение и оглядел окрестности. Оказалось, он действительно находился в аманатской казенке. А на соседних топчанах спали… комиссар Михаил Петров и несостоявшийся заказчик острога Гаврила Чудинов.

* * *

История получилась забавная и во многом поучительная. Пока комиссар плавал за реку беседовать с Митькой, в рядах служилых началось брожение. Казаки, особенно жилые, и раньше были недовольны комиссаром – за любую малость он требовал с них окуп, поскольку торопился набить мошну за свой срок. На батоги и штрафы Петров не скупился, поскольку долго жить здесь не собирался и своей репутацией в глазах рядовых казаков не дорожил. Теперь служилые припомнили, что не раз предупреждали начальника о подозрительной активности еловских и ключевских ительменов. Тем не менее Петров погнал почти весь личный состав острога в низовья реки – обслуживать суда экспедиции. Зачем он это сделал? Чтобы выслужиться перед немцами! И вот вам результат… Теперь, чтоб загладить свою дурость, он пошлет нас малым числом брать острог! Ни баб, ни детей, ни животов наших ему не жалко, поскольку он пришлый. А сказывали, будто свою-то мягкую рухлядь он еще по санному пути отправил в Большерецк! А оружье-то камчадальское и впрямь ядовитое – вон как Иван со Степаном маются! Такой смертыньки нам не надобно!

Пленение Митьки подлило масла в огонь – попинать его попинали, а отвести душу по-настоящему казакам не дали. Недовольство прорвалось – раздался клич, созывающий служилых на круг. Нашлось три-четыре «заводчика», которые смогли провести собрание вполне организованно и жестко подавить оппозицию, представленную несколькими годовальщиками, которые собирались уезжать вместе с Петровым. Круг порешил избрать «полевого» приказчика, который будет действовать до окончания боевых действий. А комиссара от власти отстранить и впредь не слушать. Предлагали даже взять его под стражу, обвинив в лихоимствах и, по сути, в сдаче острога камчадалам. В этом вопросе консенсуса не получилось, и Петров остался на свободе. Правда, ненадолго.

Новый командир – Осип Соловьев – начал с того, что немедленно возобновил переговоры с ительменами. Харчину и Голгочу, вероятно, к тому времени удалось навести хоть какой-то порядок в рядах ительменских воинов, так что переговоры они повели довольно конструктивно. Федор потребовал, чтобы русские признали его комиссаром. Русские согласились – жалко что ли? Тогда предводитель бунтовщиков заявил, что острог и острожное вооружение – две пушки и несколько ружей – должны остаться в его распоряжении. Русские опять согласились, поскольку было известно, что казенные ружья «к стрельбе негодныя», а обращаться с пушками камчадалы не умеют. От этих уступок Харчин совсем обнаглел и потребовал… аманатов! И не каких-нибудь, а «лутчих мужиков»!

По этому поводу переговорщики долго спорили, однако возражать ительменам было трудно – они просто копировали действия русской администрации. Что произошло в русском лагере, осталось тайной, но в результате этих событий Михаил Петров и Гаврила Чудинов сами – добровольно! – согласились пойти в аманаты. Правда, бунтовщиков это удовлетворило не полностью – они потребовали добавить еще одного служилого. «Добровольцев» больше не нашлось, и казаки решили сплавить Митьку Малахова, хотя многим с ним расставаться не хотелось. В итоге все трое оказались в аманатской казенке.