– Чипатка что ль?
– Сы-ды-раствуй, Ыван, – сказал гость и поклонился, прижав к груди руки. – Сы-ды-раствуй!
– Ну, здравствую, – буркнул Иван. – Чего пустой приперся? Где ясак, где олени? Все сроки прошли!
– Ыван, быда большой! Совсем быда!
– Пошел на хрен! Почему оленей не пригнал? Жрать уж нечего, вон, зубы шатаются, а он «быда» да «быда»! – Иван показал здоровенный костистый кулак. – Ща я те устрою быду!
– Бей не надо! Бей не надо! – засуетился гость. – Чипат ничего нет! Совсем нет! Чукчи приходи. Много чукчи приходи! Всех олень брать! Олень брать, баба брать, дети брать. Чипат ничего нет! Олень запрягать, быстро бежать. Живой быть. Другой люди все чукча бить мертвый!
– Чо там, Иван? – Из избы выбрался коренастый, широкий мужик. Он пытался изнутри попасть руками в рукава парки. – Чо бормочет-то?
– Чукчи, говорит, на их улус набежали. Оленей всех отогнали, а людишек побили.
– Опять?! С-суки…
– Ыван, Ыван, у русский царь сильный люди! – взмолился гость. – Русский коряка помогать, от чукча охранять надо!
– Чего-о?!
– Ты говорить так! Твой началник говорить так! Коряка русский царь ясак давать, русский царь коряка от чукча спасать!
– Ну, и где твой ясак? – усмехнулся Иван. – Подарки где?
– Щас нет, тот зима давать, еще зима давать – всегда давать! – убежденно заявил туземец. – Этот зима чукчи ходи, коряка бей. Русский бежать за чукча быстро надо, наш олень назад брать!
– Слышь, Савелий, – обернулся Иван к десятнику, – желает, чтобы мы тех чукчей догнали и оленей ихних отбили. В морду дать?
– Погодь, он в своем праве, – недовольно буркнул десятник. – Уговор такой, кажись, был. Ты ему по морде, а он к приказчику жалиться побежит – бешеной собаке двести верст не крюк, сам знаешь.
– Слышь ты, коряка, – обратился казак к гостю. – Давно ль те чукчи до вас были? Много их?
– Два рука день! Два рука день! Сильно много!
– И-и, мила-ай! – с явным облегчением протянул десятник. – Где ж теперь те чукчи?! Что-то долго ты к нам ехал! Чо раныпе-то думал?
– Один рука день свой олень тундра искал. Находить нет – всех чукча гнать. Только мертвый находить. Потом рука день сюда ехать…
– Вот! – поучительным тоном заявил десятник. – Сам виноват! Надо было сразу к нам ехать. Как мы теперь их догоним?! Пока до улуса твоего доберемся, они уж, считай, две седьмицы в пути будут. Уже до Чукотского носу дойдут!
– Олень стадо большой, – пролепетал гость, – ходи тихо совсем…
– Сказано тебе, сам виноват!! – рявкнул Иван. – Проваливай отсюда! След год мехов вдвойне привезешь, сука!
– Пойду в избу, пожалуй, – поежился десятник, – чтой-то мне знобко. Гони их на хрен, Иван.
– Ыван, Ыван, – совсем скукожился пострадавший, – гони надо нет…
– Ну, что еще?!
– Ыван, Чипат еда совсем нет. Чипат люди совсем голодный сидеть.
– Ага, не всю родню, значит, чукчи побили! – оскалил желтые зубы казак.
– Люди мало-мало есть, еда совсем нет. Скоро старый ремень варить, сухой кости камень бить. Помирать совсем люди.
– И чо?
– Дай еда, Ыван… Мало-мало дай! Лед река ломать рыба ловить скоро нет. Дай еда, Ыван, помирать люди!
– Бля, да где ж я те возьму?! – всерьез начал злиться служилый. – Самим бы до рыбы дожить! У тебя два оленя осталось – вот и жри их!
– Чипат ничего нет совсем, – не отставал туземец. – Долг дай!
– Какой на хрен долг?! Ты ж сто лет теперь не отдашь! Уйди с глаз долой – не зли меня!
– Злить русский нет… Совсем нет… – Казалось, пожилой коряк сейчас расплачется как ребенок. – Ыван, возьми мой жена, сын мой возьми, мало-мало еда дай. Молодой жена, красивый жена!
– Жена? – слабо заинтересовался служилый. – Ну, покаж свою жену… Эта что ль? Да она молодой была, когда я сам титьку сосал! Погодь-ка… – Он скинул с головы женщины меховой капюшон. – Марька?!
– Это я, Ванья, – тихо ответила женщина.
– Ни хрена ж себе! Ты с какого перепугу средь коряк оказалась?
– В доме голодно было. Меня в жены отдали… за три оленя.
– Ну-ну… А это – ребятенок твой?
– Твой, Ванья, – с надеждой сказала ительменка. – Митрий зовут – забыл разве?
– Да брось ты! – отмахнулся казак. – Мало ль ты с тех пор нарожала! Хотя, кажись, годами подходит… А ну подь суды, малой!
Мальчишка подошел и встал, затравленно глядя на чужака из-под собачьего меха, которым был оторочен капюшон его парки. Лицо его было в грязных разводах, из носа свисала сопля.
– Здоров, пожалуй, для моего-та, – рассмеялся Иван. – Да и ликом темен – как есть коряка иль камчадал! Ты, баба, сказки-то мне не рассказывай! Ладно уж, дам я вам юколы вязку…
– Ты хорошо смотри, Ванья! – взмолилась женщина и стянула капюшон с головы мальчишки. – Хорошо смотри!
– Ишь ты! – удивился служилый. – Да он у тя, кажись, белобрысый! Эт хто ж тя таким обрюхатил, а?
– Ты…
– Ага! – кивнул служилый. – Окромя меня на Камчатке и русских не имеется, да? Сказал же, дам малость юколы, отстань только!
Иван повернулся, собираясь идти к избе, но задержался, присел на корточки перед мальчишкой:
– У-у ты какой! – И шутливо ткнул его кулаком в живот.
Тот молча согнулся, отступил на шаг, злобно глянул на казака и вдруг… И вдруг с коротким воплем кинулся на обидчика, норовя попасть кулачками по лицу.
Он тут же полетел спиной на снег, а Иван поднялся на ноги и удивленно покачал головой:
– Экий звереныш у тя рас…
Он и договорить не успел, как мальчишка снова был на ногах. И снова кинулся в атаку!
Иван едва успел прикрыть пах от его кулаков, а потом схватил мальчишку за загривок, чуть приподнял, встряхнул и сунул головой в снег рядом с нартой:
– Остынь малость!
Бредя к избе, он покачивал головой и удивленно усмехался: ну и докука! У самой двери Иван почувствовал сзади движение и обернулся: мальчишка мчался к нему, зажав в руке здоровенный нож.
Нападающего служилый встретил, опустившись на одно колено. Левой рукой он отмахнул в сторону ножик, а правой влепил пощечину, от которой мальчишка полетел в снег, потеряв оружие. Иван встал, шагнул к поверженному противнику, нагнулся и взял его за парку на груди, собираясь вздернуть на ноги. Однако едва он потянул, как мальчишка извернулся, ухватился за его рукав и впился в кулак зубами.
– Бля-а-а!! – взвыл служилый, не без труда стряхивая с руки злобного туземца. – Паскуда долбаная! Уебок хренов!