Кашевар поковырял ложкой в котле, зачерпнул, попробовал, почмокал губами:
– Готова! Лучше не бывает!
– Тогда угощай! – Хродгейр протянул миску.
Сигурд щедро накидал ему загустевшей, наваристой… каши – не каши, похлебки – не похлебки. Вторым подставил миску кормщик. Все правильно, в дружине викингов он второй после вождя. Следом подтянулись Олаф с Асмундом, как два самых могучих бойца, а потом хирдманы пошли в очередности, понятной только им одним. Само собой, в этой очереди Вратко оказался последним. И самый младший, и чужак, и, как ни крути, нахлебник, никакой пользы на корабле не приносящий. Но Сигурд варил с запасом. В котле даже осталось еще на троих-четверых – а вдруг кому-то захочется добавки? Поэтому и словену хватило наесться «от пуза».
Он зачерпнул обжигающего варева, отправил ложку в рот. Вкусно! Непонятно из чего – вроде бы и зерна пшеницы, и кусочки сушеного, размокшего теперь мяса, и селедка, и морковь с репой, не говоря уже о травах, – но вкусно ведь! Или после тяжелой работы любая бурда покажется объедением? «Да нет, – думал Вратко, уписывая творение Сигурда за обе щеки, – умеет старик готовить, из ничего может обед сотворить. Молодец!»
Вокруг викинги сосредоточенно шаркали ложками по деревянным мискам. Ели молча, уважая работу кашевара. Да и проголодались все, работая веслами.
Когда хирдманы наелись, выбили днище бочонку пива.
Олаф горько вздохнул и отвернулся.
– Не вздыхай, не вздыхай! – подмигнул Сигурд. – Год пройдет быстро. Ты и не заметишь…
– Эх! – Здоровяк взмахнул лопатообразной ладонью. Понурился под дружный смех викингов.
– Хродгейр! – донесся громкий голос воина, стоявшего на страже за пределами освещенного круга – об осторожности не забывали даже не из-за близости датчан, а просто потому, что пренебрегающий возможной опасностью – наполовину стал добычей.
– Слушаю! – откликнулся скальд.
– К тебе идет Лосси Точильный Камень!
Хродгейр, Сигурд и Вратко переглянулись. Вот оно. Дождались. И неизвестно, с какими требованиями пожаловал вождь датчан. Может быть, конечно, просто поговорить о погоде, о везении и невезении, а может…
– Я рад видеть Лосси Точильного Камня у моего костра! – громко проговорил Черный Скальд.
– Хорошо, если так, – сварливо проговорил датский викинг, вступая в круг света.
Вратко получил возможность рассмотреть вольного хевдинга поближе. На борту «Жрущего ветер» он казался маленьким и коренастым, лохматым и взъерошенным. Вблизи Лосси походил на гриб-боровик. Малорослый – пожалуй, пониже Вратко, но крепко сбитый – мускулы груди и плеч натягивали вороненую кольчугу. Волосы он пригладил, и каштановая с проседью грива ниспадала до середины спины, а борода, похожая на круглую лопату, которой хозяйки вытягивают хлеб из печи, непослушно топорщилась. Над редкими усами торчал курносый нос, сизоватый и с прожилками, выдающими сильную тягу к браге и пиву, а маленькие глаза прятались между кустистыми бровями и набрякшими синевой мешками. На плече Лосси лежал топор на длинной рукояти. Топор на загляденье – длинное прямое лезвие, оковка топорища, граненый шип на обухе.
– Поздорову тебе, Лосси, – вежливо приветствовал его Черный Скальд.
– И тебе доброго здравия, Хродгейр.
Датчанин едва заметно поклонился, выказывая почтение хозяину – ведь у костра норвежцев он гость.
– Не хочешь ли отведать нашего скромного ужина? – продолжал Хродгейр.
– Благодарю. Я верю, что старый Сигурд мастерством не уступает Андхримниру.
[29]
Но мои люди готовят пищу. Я надеюсь поужинать с ними, как подобает вождю.
– Трудно возразить, – кивнул скальд. – Я знаю, Лосси-датчанин всегда поступает по справедливости.
– Стараюсь, – с ноткой довольства в голосе ответил Точильный Камень. – И я очень люблю, когда и другие поступают по справедливости, по закону, по правде.
– И здесь мне трудно возразить. Слова истинного вождя, водителя сотен.
– Значат ли твои слова, что ты тоже намерен поступать по справедливости?
– Конечно! Мне даже обидно слышать твои слова. Когда я поступал иначе?
– Сегодня.
– Лосси. – Скальд нахмурился. – Неужели ты хочешь обидеть меня или, мне боязно даже предположить это, оскорбить?
– Я не хочу никого оскорблять, – повел плечами датчанин. – Я не желаю изъясняться намеками. Я привык говорить прямо. Так же, как и разрубать топором вражьи шлемы. Сегодня, когда победа была уже в наших руках, ты прочел заклинание. Наши весла сломались. Мы проиграли. «Слейпнир» занял место, по праву принадлежащее «Жрущему ветер». Мы лишились шести весел из двадцати. Чем я должен заменить весла? Почему мои люди мокрые и злые, а твои довольные и сухие? Где здесь справедливость, о которой ты толковал, Хродгейр Черный Скальд?
Договорив, Лосси стукнул рукоятью топора оземь, обвел слушающих его викингов суровым взглядом, в котором читался праведный гнев и возмущение.
– Ты обвинил меня в колдовстве, Лосси-датчанин, – растягивая слова, медленно произнес Хродгейр. – Это очень серьезное обвинение. Оно требует доказательств.
– Я готов подтверждать. И настаиваю…
– Ты готов привести доказательства?
– Да.
– Какие же?
Точильный Камень задумался. Он кусал ус, переминался с ноги на ногу.
– Говори скорее, Лосси! – настаивал Хродгейр. – Не заставляй нас ждать – мои люди хотят пива!
Скальд держался с нагловатой уверенностью. Датчанин, хоть и верил в свою правоту, затруднялся привести веские доводы. Вратко смотрел ему в лицо и видел, как убеждение в глазах викинга сменяется растерянностью, а потом и удивлением. Взгляд Точильного Камня метнулся поверх головы Хродгейра, и тут уж его глаза начали вылезать из орбит.
Новгородец оглянулся и обмер.
На краю освещенного костром круга стояла высоченная, худая старуха. Точь-в-точь как описывал кормщик. Морщинистое лицо цвета старого пергамента. Заострившийся подбородок. Нос, торчащий подобно вороньему клюву. Седые, спутанные патлы космами спадали на плечи и лоб. Глаза, спрятанные глубоко в глазницах, горели, словно два уголька. Очертания костлявого тела смутно угадывались под изодранным, казалось состоящим из одних клочков и лохмотьев, балахона. Наверное, когда-то это была рубаха, но теперь иначе, чем балахоном, ее не назвал бы никто.
Древняя, как сама земля, старуха молча стояла и буравила собравшихся у огня мужчин недобрым взглядом. Будто хотела сказать: «Зачем это вы приперлись в мой фьорд? Кто звал вас? Зачем шумите, нарушаете мой покой?»