Держава под Зверем - читать онлайн книгу. Автор: Илья Бриз cтр.№ 74

Когда фильм вышел на широкие экраны нашей огромной страны, аншлаг во всех кинотеатрах не прекращался несколько недель. Голливуд за право проката в Штатах приличные деньги заплатил. А новый «Подвиг разведчика» даже «Золотую пальмовую ветвь» в Каннах получил. Хотя до Татьяны Самойловой в «Летят журавли» сестренке, конечно, ну очень далеко.

* * *

Во! Нашли повод для споров. Состав первого экипажа. Ну, если против командира корабля никто не возражал, то из-за кандидатуры второго пилота разгорелась целая баталия. Национальность, видите ли, не соответствует. Еврей. А то, что он в свои двадцать восемь уже Герой Советского Союза, заслуженный летчик-испытатель, кандидат технических наук и, самое главное, сначала испытывал, а затем лучше всех овладел пилотированием космического самолета «Восход» и на «отлично» сдал все экзамены и зачеты по всей программе полета, никого не волнует. Вообще, при чем здесь национальность? Да, назначать командиром корабля подполковника, а вторым пилотом генерала — не есть хорошо. Тут я спорить не буду. Но не допускать к полету из-за пятого пункта? Придется применить свое право высшего государственного чиновника. Тем более что все руководство космической программы поддерживает эту кандидатуру.

— А мне плевать на эти два миллиона рублей! — Королев со всего размаха стукнул кулаком по столу. Во, разошелся-то! С одной стороны — нехорошо, наш рубль сегодня — лучшая валюта мира. Многочисленные фабрики «Гознака» не успевают печатать банкноты. А с другой…

Два беспилотных запуска «Восходов» мы уже провели. Оба успешных. Второй вообще заодно использовали для того, чтобы вывести на орбиту семисоткилограммовый спутник Но вот первый пилотируемый пуск. Хотя мы планировали одновременно вывести еще один исследовательский аппарат на орбиту Земли, генеральный конструктор категорически воспротивился. Дополнительный, хотя и штатный, груз увеличивает риск полета. Вот стоимость подъема этого груза на орбиту и составляет два миллиона рублей.

А ведь я Королева сейчас поддержу. Все-таки первый пилотируемый пуск.

— Действуйте, товарищи. И, Сергей Павлович, не надо так нервничать. Сами-то вы в успехе уверены?

— Уверен, Василий Иосифович, — он говорит твердо. Выдвинулся немного вперед Брауна и Лозино-Лозинского, — все проверено и перепроверено несколько раз.

— Экипаж?

— Полностью готовы.

— Приступайте! Я, надеюсь, на пуске не помешаю?

— Вам, товарищ Сталин, мы всегда рады, — это уже Вернер фон Браун. А неплохо он за эти два с гаком года русский язык выучил. Говорит почти без акцента.

* * *

Чуть-чуть еще ручку от себя. Машина, как камень из пращи, летит по параболе, теряя скорость, но продолжая набирать высоту. В кабине невесомость, но я, притянутый к креслу ремнями, достаточно точно держу траекторию. Яркое солнце, черное небо и искорки звездочек. Так не бывает? На высоте под тридцать километров еще как бывает! Плотность воздуха мизерная. Обоим двигателям не хватает кислорода для нормальной работы. Тяги недостаточно, чтобы удержать истребитель на этой предельной для него высоте.

— Режим полета закритический, — звучит в наушниках шлема нежное контральто Эвиты, — возможна потеря управления.

Н-да, подобрали голосок для бортового информатора. Мертвого из гроба поднимет! А вроде и не громко говорит. Почему, интересно, пилоты обозвали его так же, как и в том мире?

Я переваливаю самую верхнюю точку траектории и медленно, но неудержимо начинаю терять высоту. Совсем немного до космоса не дотянулся. Какой-то сотни километров до низкой орбиты не хватило. Скорость растет, плотность воздуха тоже, и машина начинает уверенно реагировать на рули. Ручку на себя. На тело наваливается перегрузка. Выхожу в горизонтальный полет на высоте четырнадцать тысяч метров. РУД па крейсерский режим. Скорость тысяча четыреста восемьдесят километров в час. Достаточно экономичный полет на сверхзвуке. До Звездного мне теперь керосина хватит с гарантией. Не захотел я лететь на космодром на нашем новом реактивном пассажирском «Иле». Решил совместить перелет с очередной тренировкой. Вот Егор Синельников с нашими семьями и другими высокопоставленными лицами пусть летит в Звездный на правительственном самолете. А я буду при любой возможности летать на маленьких, но скоростных машинах. Пилот я, в конце концов, или кто? Увы, но не тренирую уже давно молодых летчиков. У нас и без меня хватает отличных инструкторов. Да и в ВВС ООН пилотов больше практически не требуется. Не с кем воевать стало. Но международные военные силы у нас есть и будут! Как поется в той старой песне: «Мы мирные люди, но наш бронепоезд стоит на запасном пути!» Никто не протестует, что войска ООН состоят на восемьдесят процентов из советских солдат. Хотя отлично понимают, что приказы руководства Советского Союза для наших воинов приоритетней, чем командования войск ООН. Мы же не агрессивная страна, и все в мире это знают. Армия Организации Объединенных Наций вооружена только советским оружием? Но оно, это оружие — лучшее в мире! Да и унификация в этом вопросе имеет значение. Дешевле для содружества наций (Имеется в виду ООН, а никак не Британское Содружество Наций, как в нашей истории) получается. Мы по-прежнему совершенствуем и будем совершенствовать военную технику. Но не для нападения на кого-либо, а для защиты всей планеты от любых атавистических происков редких ныне маньяков у власти. Вот и сейчас я лечу на нашем новейшем тяжелом истребителе-бомбардировщике. Аналог Су-41 того мира. Практически — пятое поколение. Во всяком случае, сверхманевренность, крейсерский полет на сверхзвуковой скорости, приличная автономность и очень короткие взлет и посадка в наличии. Вот по бортовой электронике мы до моего первого мира еще не совсем дотягиваем. Но все равно в этой области нам равных нет и не предвидится еще на многие десятилетия. Или вообще навсегда. Мало того что наши ученые и инженеры еще не все достижения двадцать первого века оттуда освоили, но ведь никакая другая страна мира просто не в состоянии вкладывать в науку и новые технологии такие огромные деньги. Да и зачем? Мы ведь достаточно щедро делимся с друзьями. Конечно, берем за это определенные, надо признать, совсем немалые деньги, но ведь делимся! Советские технологии шагают по всей планете.

— Борт пять нулей первый. Вы входите в зону ответственности космодрома «Звездный», — связывается со мной диспетчер.

— Я — пять нулей первый. Принято.

— Коридор для вас чист. Посадочный курс девяносто два. Атмосферное давление семьсот шестьдесят четыре. Повторяю, курс девяносто два, давление семьсот шестьдесят четыре.

— Принято, — опять подтверждаю я.

Автоматика уже давно получила всю необходимую информацию. Но я ведь обязан проконтролировать ее.

— Снижение и посадку разрешаю. Ждем вас, товарищ Сталин.

— Спасибо, — теперь уже я немного нарушаю правила ведения радиосвязи.

Прибираю РУД, толкаю ручку, и радиопрозрачный обтекатель РЛС с фазированной антенной решеткой проваливается вниз. Высота начинает резко уменьшаться. Размытый, совершенно не просматривавшийся в стратосфере, горизонт постепенно превращается сначала в какую-то мутную широкую полосу. Затем эта полоса начинает сужаться и, наконец, на высоте около километра превращается в четко видимую линию границы неба и земли. Плавный левый разворот, и я на посадочной глиссаде. Небольшим скольжением становлюсь точно в створ взлетно-посадочной полосы. Теперь включить механизацию крыла в посадочное положение. Дальше автоматика все делает сама. Выпускаются предкрылки и двухщелевые закрылки. С ощутимым стуком выходят из ниш фюзеляжа стойки шасси. Над левой жидкокристаллической приборной панелью три красных огонька меняют свой цвет на насыщенный зеленый, сообщая, что стойки шасси выпущены штатно и встали на замки. На лобовое стекло фонаря проецируется информация о положении самолета на глиссаде. Я, совсем немного подыгрывая ручкой, легко касаюсь основными колесами отмеченных белым покрытием и яркими, отлично видимыми среди солнечного дня сигнальными фонарями посадочных «башмаков». Опускаю нос машины, автоматически раскрываются панели аэродинамических тормозов. Тормозной парашют сейчас не нужен, так как полоса огромная, предназначенная для тяжелых самолетов. Вполне хватит гидравлики на основных стойках шасси. Меня вжимает в натянувшиеся фиксирующие ремни кресла. Каких-то пятьсот пятьдесят метров и машина останавливается. При использовании тормозного парашюта пробег был бы вдвое короче. Глушу основные двигатели. Нечего керосин на земле расходовать. Тут же сзади внизу фюзеляжа начинает тихо пищать своей турбинкой ВСУ [74] . Открываю фонарь кабины и забрало гермошлема. Легкий ветерок приятно овевает лицо. Хорошо в небе, но на земле после полета тоже жить можно.