Хозяин Амура - читать онлайн книгу. Автор: Дмитрий Хван cтр.№ 74

— А для начала, князь ангарский и амурский Вячеслав Андреевич Сокол, — начал говорить боярин, — надобно тебе от престола московского учинить отказ свой, на все времена, — его голос, требовательный и строгий, гулко разносился в просторном помещении, — дабы не было от тебя подвоха какого.

Тут уж Вячеслав по-настоящему оскорбился. Он уж хотел было дать весьма жесткую отповедь этому крючконосому посланцу — нахальные слова его едва ли не единственный раз за долгие годы вывели Соколова из себя, — ситуацию разрядил Кабаржицкий, вовремя успокоив своего старшего товарища. Он указал боярину на стоявший в стороне стол, за который ему следует сесть и ожидать князя, а сам сел напротив начальника и, похлопав его ладонью по крепко сжатому кулаку, произнес негромко:

— Не заводись, Слава! Что ты вдруг? Неужто выдержка ослабла? Он не виноват — это обычная и логичная в данном случае подстраховка! Расслабься!

— Да, пошаливают нервишки, — взяв себя в руки, уже спокойным тоном произнес Вячеслав. — Спасибо, Володя.

В течение последующих нескольких часов сторонам удалось согласовать предварительные условия заключения договора о поставках оружия на Русь и о переселении людей с земель, принадлежащих Никите Романову и Строгановым, в Сибирь. Договор по его заключении в полном объеме будет рассчитан на добрый десяток лет. Прибывающие на берега Ангары люди должны быть добровольцами. Принуждения быть не должно никакого, настаивал Соколов, не единожды повторив это и уральцам, и посланцу Никиты Ивановича. Ибо важным условием для наилучшего вживания переселенца в новую для него среду являлась именно добровольность в свершении этого шага. То есть человек заранее уже примерял на себя иные одежды. И ангарцы собирались потенциальным согражданам в этом помогать. Для этого Соколов предложил создать в Нижнем Новгороде на базе фактории, а также на землях Никиты Романова специальные дворы, где бы люди проходили первоначальную подготовку, там же они получали бы и ответы на интересующие их вопросы, связанные с переселением. Число таких дворов было оговорено — не более четырех. Постепенная перевозка людей была необходима ангарцам, потому как критическая масса новичков не должна превышать допустимого порога, иначе контроль на местах непременно будет утерян и постепенно произойдет деградация общества. Деградация с точки зрения первоангарцев, чьи нормы поведения, мораль и принципы являлись доминантой. Во что может вылиться резкая смена ориентиров, можно было посмотреть на примере бывшей ЮАР, когда белое меньшинство отдало власть черному большинству: успешная прежде страна благополучно выродилась в нечто среднее между Мозамбиком и Намибией, потеряв ориентиры своего развития. Пусть пример был и не совсем корректный, но профессор Радек не уставал его озвучивать на всех последних совещаниях, предупреждая своих товарищей о необходимости взять паузу в экспансиях и для начала воспитать себе достойную смену.

— Чтобы спокойно помереть, зная, что на твоих костях не будут плясать, — говорил он на последнем совещании в Ангарске, потрясая новым, откорректированным учебным планом для начальной школы.

Все чаще звучали тревожные голоса, требующие временного моратория на прием новых поселенцев. Люди боялись, что их потомки затеряются среди массы новичков. Эти голоса конечно же моратория не добились, но и прежние аппетиты были теперь умерены. В настоящее время численность населения ангаро-амурского социума едва не доходила до тридцати двух тысяч человек. В эту цифру не входили автохтонное население и лояльные роды и кочевья, с ними же эта цифра увеличивалась практически вдвое, а то и более того. Дальнейшее разрастание численности оседлого населения грозило свести на нет все усилия первоангарцев. Кроме того, часть людей уже оставляли в постепенно разрастающемся Енисейске, который становился вотчиной Сибирской Руси. В данный момент этот город насчитывал до четырех тысяч жителей и стрельцов гарнизона, причем число первых росло с каждым годом. То же самое, но в меньшем масштабе происходило и в Зейском городке, стоящем напротив Усть-Зейска ангарцев-сибиряков. Все говорило о том, что в скором времени оба этих поселения попросту сольются в один город.

Некоторое время спустя в гостевом доме

После весьма позднего ужина в нижнем зале гостевого дома осталось, коли не считать служек, лишь двое постояльцев. Первый, думный дьяк Иван Афанасьевич Гавренев, посланный Никитой Романовым в далекую Сибирь, полусидел-полулежал за широким столом и, уронив голову на тяжеленный свой кулачище, неотрывно смотрел на огонь в камине. Разгорающиеся дрова умиротворяюще потрескивали, а тяжесть набитого сытным ужином брюха клонила ко сну. Сегодня здешние повара помимо прочего подали ангарский пирог — запеченную под сырной корочкой рыбу с луком, чередующимися слоями со здешним «земляным яблоком», именуемым картофель. Оказалось весьма вкусно, Иван Афанасьевич умял пирога сего аж с полблюда.

Теперь дьяк задремал, время от времени все же лениво открывая глаза. Рядом со столом, ближе к камину, в кресле развалился Дмитрий Строганов. Уралец тоже подремывал, отложив в сторону, на низенький столик, кожаную папку с бумагами, которую передал ему секретарь Сокола. Проекты соглашений постепенно будут согласованы, подписаны, и тогда… Дмитрий вспомнил, как сердце его радостно забилось, когда Сокол предложил ему организовать на Урале оружейный завод под руководством его людей. Знатно!

Вдруг сзади загремела посуда — служки убирали со стола остатки трапезы. Гавренев обернулся с недовольным видом и, заметив, что один из служек схватился за блюдо с пирогом, немедленно рыкнул на него:

— Эй, харя селедкина! Пирог ангарский оставь, окаянный, и морсу тоже! Да и проваливайте уж отседова!

Те немедленно и бесшумно испарились из зала.

— Якой ты, Иван Афанасьевич, голосистый! — устало рассмеялся Строганов и, тронув рукою папку, спросил дьяка: — Ты мне лучше скажи, что об ангарцах думаешь? Что Никите Ивановичу скажешь?

— Скажу, что таких, как ангарцы, давить надо в колыбельке ишшо, иначе они таких дел наворочают, что волосья дыбом встанут! — негромко, но уверенным тоном отвечал Гавренев. — А не людишек им слати.

— Ишь ты! — опешил Дмитрий. — А чего же так? Сокол же отказ от трона московского написал! Вона грамота лежит.

— Коли будет нужда, — усмехнулся Иван, — ангарский князь ентой грамотке иное дело найдет.

— Ты, Иван Афанасьевич, Никите Ивановичу сказывай все как есть! — заволновался Строганов. — Домыслы свои не приплетай! Неча напраслину возводить, зазря се!

— Не боись, — хмыкнул дьяк. — Лишку болтать не стану.

— Убудет с тебя приврать, — пробурчал в ответ уралец, встав с кресла.

Строганов в этот вечер решил непременно попасть на завод. На настоящий завод, где ангарские мастера льют сталь и собирают те машины, что дышат паром, у которых заместо сердца горяченный котел.

«Нет, назавтра уже буду Сокола просить о том», — подумал Дмитрий, чувствуя в теле великую слабость.

— Почивать я, Иван Афанасьевич, — проговорил он дьяку.

Тот не ответил — Гавренев сам уже похрапывал, навалившись на стол.