Шаг в аномалию - читать онлайн книгу. Автор: Дмитрий Хван cтр.№ 43

— Савелий Игнатьич, тут такое дело…

— Говори, не мямли, не с девкой, поди, разговариваешь! — прикрикнул на приказчика боярин.

Жестом подозвав того к столу, он отложил перо и внимательно посмотрел на Николашку. Приказчик осторожно передал запечатанный сургучом конверт в кожаном футляре.

— Вот, только сейчас человек принёс.

— А сам он где? Чего говорил?

— Так уже ушёл, а сам он ничего не говорил.

— Ладно, иди. И скажи подать обед в горницу, я сейчас спущусь.

Однако Савелий долго не спускался, оставаясь за столом и держа лист с тайнописью перед собой. Да и отложив его, он оставался погружён в тяжёлые мысли. Так что он и не сразу услыхал стук в дверь.

— Чего тебе опять надобно?! — воскликнул Кузьмин, очнувшись от раздумий.

— Обед стынет, боярин… — робко пробормотал приказчик.

— Ну и чёрт с ним, прикажи возок готовить, к Борецким поеду.

— Да, боярин, сей же час будет готов.

Савелий решительно встал и, вложив письмо в футляр, стал одеваться в дорогу.

«Писано боярину Кузьмину Савелию от Олексашки Малого из Тобольского городка. Стало ведомо нам о явлении людишек новгородских близ пределов царства Сибирского, кои на Тунгуске-реке живут. Напоив государева человечка из Енисейского острогу, подменили мы письмецо, что он промеж всего на Москву вёз. В письме том словами сотника казацкого Бекетова Петра да воеводы енисейского Василя Аргамакова писано, что-де людишки новгородские, как они себя кличут, нежданно явились. Сильны они крепко, ворогов бьют. И-де царство их стоит за морем. А в землице сибирской они промышляют зверя лесного. Так мы письмецо сожгли то, да вот теперь не знаем, как дальше дела вести. Как скажешь, боярин, ожидаем письма твоего. В Новгород и Тверь отписали также, кому ты знаешь…»

Солнце уже здорово припекало, в шубе было жарко, но сменить её на кафтан Савелию не очень хотелось — его соболья шуба и высокая горлатная шапка была предметом зависти для местных бояр и купцов. Возок лихо трясло на поворотах, тающий рыхлый снег летел мокрыми комьями из-под полозьев, обдавая неловких прохожих. Возница ловко управлял лошадьми, помня приказ боярина поторапливаться. Кузьмин, сидя в возке, старался заранее продумать беседу с Дмитрием Борецким, таким же, как и он сам, представителем высланного из Великого Новгорода боярского рода. Но из головы его не выходило загадочное заморское государство новгородцев. Странно, ведь он сам не верил в возможность такого поворота событий. Нет, ну то, что в своё время из Новгорода бежало несколько родовитых семей с домочадцами и дворней, он знал. Но чтобы так далеко их забросила судьба… не очень-то и верилось. Поэтому он надеялся на беседу с Борецким, как с человеком, умудрённым опытом, дал же Бог прожить ему столь долгую жизнь. Ведь восьмой десяток разменял боярин, а жив и здоров да умом крепок.

«…А пока отослал я для порядку людишек своих до Енисейского острога, а там и до новгородцев с Божьей помощью доберутся. Да разведают, что у нех ныне делается и вперёд учнётся делать. Сколько у нех людишек да припасов. Иванко со товарищи, которые посыланы были для проведыванья новгородских людишек, зело добрые и верные нам. С тем и желаю вам, Божьей милостию, всего наилучшего от Олексашки Малого с Тобольского городка лета 137-го».

Кузьмин, прочитав тайнопись ещё раз, сложил письмо в футляр, оставив тот в руке. Тем временем подъехали к дому Борецкого. Возница, деловито оправляя упряжь, дал время боярину выйти на крыльцо встретить гостя с почётом. Опростав горячего сбитня, Кузьмин поклонился Борецкому. Тот пригласил его в дом, и только тогда бояре наконец обнялись. Крепко, по-дружески.

Борецкий читал долго, а после прочтения сильно задумался, прикрыв глаза. Наконец, сняв расшитую золотыми нитями тафью с головы и степенно поглаживая себя по бритой макушке, он медленно произнёс:

— Не ожидал я таких известий, Савелий. Бог свидетель, не ожидал, весьма добрая весть, весьма. Да. — Кузьмин молчал, ожидая, что Борецкий продолжит свою мысль. — Мой отец рассказывал мне ещё в отрочестве о бежавших встречь солнцу из Великого Новгорода семьях бояр. Но… мне казалось это красивой легендой, ведь ни нам, Борецким, ни вам, Кузьминым, не удалось отстоять права жить в отчине. Мы смирились с этим. Другие смиряться не желали, а ушли.

— Стало быть, теперь вернулись, Дмитрий Васильевич?

— Вернулись? Наперво проверить сие надо крепко, убедиться в том, что не наговор это.

— Так проверим же. Отослано ещё по письму в Великий Новгород к боярину Авинову Петру да в Тверь, боярину Судакову Анисиму.

— Крепкие то наши люди, а мошна у них ещё крепче, — усмехнулся старик.

Разговор тянулся степенно и неторопливо, прервавшись лишь на воздаяние должного уважения трапезе. Воистину, умение стряпух боярина Борецкого было известно округе не хуже купеческой удачи Кузьмина.

Перед сном Кузьмин взвешивал в мыслях разговор, мечтая о великих делах. Ведь Сибирское царство стоит на полпути от царств Индийского и Китайского, а это давало огромные возможности для успешной торговли. Рашид, его поставщик тонких тканей из Хивы, много раз упоминал про близость этих богатых царств, о торговле и богатых барышах, сулившихся при торговле с ними. Да и к пушнине поближе, можно будет скупать её у вольных казачков да туземцев и по меньшей цене. Так, размышляя о выгодах сибирской торговли, Савелий Кузьмин незаметно угодил в цепкие объятия Морфея.

Удинский острожек

Май 7137 (1629)

В мае Карпинский опять вернулся в острожек, сменив предыдущую партию морпехов, только теперь в пятёрке поселковых появился новичок — молодой тунгус из первого разбитого кочевья. Он уже вовсю разговаривал по-русски, так что проблем, которые были раньше, не существовало. С казаками за зиму сдружились конкретно, мужики оказались мировые. Правда, поначалу они казались какими-то нелюдимыми, но то было по первости. Со временем мужики совсем скорешились, кстати, Пётр узнал много интересного и в то же время пугающего о жизни Московского государства и простых его людей.

Интересными были рассказы о приключениях казаков в Сибири, о городках и острожках, ими строимых, о быте, о семьях. Правда, некоторые, такие как Афанасий Хмелёв, семьи своей и не знали. Воспитывался при церкви в Свияжске, работал на церковных полях, рубил лес, строил. А с семнадцати лет просто взял и ушёл в Казань, прибился к небольшой ватажке казаков, отправляющихся в Сибирь на промысел ясака да приведение под государеву руку диких племён. Так и мотался по Сибири, пока не осел в Енисейском остроге, став десятником у Петра Бекетова.

Пугающими были рассказы казаков о смуте и запустении в Московии, о голоде — привычном спутнике крестьянина, о войнах и походах иноземцев в русские пределы. Рассказывали государевы люди о бесчинствах поляков и литвинов на Руси, о притеснении православной веры на землях, ими захваченных. О злом Крымском ханстве, кровавым клещом присосавшемся к русским землям, и об Османском государстве, за ним стоявшем и поработившем многие народы православной веры, которые сейчас стонут под их игом. Как представителям Новгорода, морпехам особенно подробно рассказывали о резне в Новогородии, устроенной шведскими захватчиками, когда целые волости просто вырезались под корень и не оставалось в округе живой души — ни человека, ни собаки.