Впрочем, это ваше семейное дело. Но не забывай: у тебя есть еще один брат.
— Он вряд ли вернется. В Нуанне творится такое, что немудрено потеряться.
— Ах, как верно ты сказал! А ты позаботился о том, чтобы он потерялся наверняка?
— О чем ты? — Фрисс насторожился.
— Ну, скажем, о несчастном случае. Только нужно было послать человека, чтобы этот несчастный случай произошел наверняка…
Фрисс подумал. Противоречивые чувства отражались на его широком, обрамленном выбритой на щеках бородкой лице.
— Да… Я подумаю об этом.
Собеседник издал нечто, похожее на смех — впрочем, Фрисс сделал вид, что не заметил его.
— Не трудись. Я уже подумал обо всем. Верные люди уже в Нуанне, и они наготове.
— Кто они?
— Киаттцы, конечно. Золото каана творит чудеса…
Фрисс передернул плечами.
— Не все киаттцы так же продажны, как ты…
— Или как ты, ваше величество… Что же касается Карраха…
Его нужно задержать. Ар-Угай выслал отряд, он будет здесь через два-три дня.
— У меня нет войска, — выдавил Фрисс. — Как я задержу почти целую тьму конницы?
— Есть много путей. Например, заставить Карраха штурмовать Оро.
Фрисс поднял голову, помедлил:
— Хорошо. Мне надо подумать…
* * *
В каземате было полутемно, но она, королева Арисса, не нуждалась в свете: ее ослепили палачи Аххага, когда аххумы вошли в Оро. Аххаг приказал найти и убить всех трех сыновей короля Эрисса. Но сыновья исчезли; о старшем говорили, что он давным-давно покинул дом и, будучи чудаком и поэтом, скитается где-то, лишь время от времени посылая весточки о себе. Средний сын ушел в плаванье с купеческим кораблем в далекий Ринрут. Но корабль был захвачен пиратами, и средний сын то ли погиб, то ли был продан в рабство. Младший же сын был неотлучно с матерью, занимался науками, и, по всей видимости, сбежал из королевской крепости Рисс-Та-Оро как раз в тот момент, когда аххумские войска входили в город.
Аххаг объявил награду за поимку сыновей короля. Поиски продолжались несколько месяцев, но ни к чему не привели.
Впрочем, Аххаг рассчитывал, что рано или поздно они вернутся в крепость, — к матери-королеве.
Вместе с королевой-матерью была ослеплена ее служанка, старуха, жившая в Рисс-Та-Оро с незапамятных времен.
Арисса услышала звон ключа и приподнялась с лежанки, с которой редко поднималась в последнее время: неизвестная болезнь раздула ее ноги. Старая служанка Каласса, сидевшая на скамеечке у лежанки, тоже повернулась на звук.
— Добрый день, Фрисс, — сказала Арисса дрогнувшим голосом. — Как твое здоровье, сынок?
— Прекрасно, — ответил Фрисс и подошел к лежанке. Недовольно повел носом: от матери пахло затхлостью, мочой и чем-то еще; все вместе было, наверное, запахом немощной старости. — Лучше расскажи мне о своем здоровье.
— Не знаю, сын. Ноги пухнут и болят. А лекарь, которого ты прислал, говорит, что надо отнять их совсем.
— Неужели так плохо? Ты ведь еще позавчера… — или это было вчера? — вставала и ходила.
— Да, с помощью палки. Но палку у меня отняла стража.
Фрисс поморщился.
— Я прикажу, чтобы палку вернули. Тебе нужно еще что-нибудь?
— Спасибо, Фрисс. У меня все есть. Кроме глаз…
Она, как обычно, заплакала. Каласса угрюмо стала вытирать ей слезы.
— Хватит плакать, — сказал Фрисс. — Слезами не поможешь делу и глаз не вернешь. Когда мы победим аххумов, я пришлю тебе самых лучших лекарей, каких только смогу отыскать.
— Нет, — качнула головой Арисса. — Всех лучших аххумы увели с собой.
В дальнем, совсем темном углу на соломенной подстилке завозился Ибрисс. Это был толстый пятидесятилетний мужчина с длинными черными волосами, давно немытыми и свалявшимися, в рваной одежде простолюдина.
— Фрисс пришел? — спросил он. — Фрисс. Здравствуй, брат!
Он поднялся и подковылял к Фриссу, глядя на него безмятежно, и, из-за невысокого роста, снизу вверх.
— Вино, которое ты принес вчера, было очень хорошим, — безмятежно сказал он. — Я хорошо выспался.
Фрисс слегка отодвинулся: от Ибрисса тоже нехорошо пахло.
— Я принесу еще, — сказал он.
— Дело не в вине, — живо отозвался Ибрисс. — Почему ты больше не пускаешь меня в библиотеку?
— Потому, что в последний раз ты разорвал несколько книг.
Очень дорогих книг.
— Там была написана неправда, — сказал Ибрисс. — Это манускрипты по географии. А я знаю географию. Знаешь, где я был? В Тсуре. Я даже плавал по Тобарре. Я много путешествовал, Фрисс.
— Знаю, — отозвался Фрисс.
— И, кстати, почему ты не пускаешь меня в город? Я люблю ходить.
— Потому, что ты болен.
— Болен? А, да. У меня не все в порядке с головой. Я помню, ты говорил. Да, наверное, не в порядке. Но прогулка была бы мне полезной…
— Хорошо, — сделав над собой усилие, сказал Фрисс. — Я распоряжусь. Тебе дадут книги. И выпустят на прогулку. Но только не надолго… Видишь ли… В последний раз, когда тебя выпускали…
— Ровно тридцать четыре дня назад, — уточнил Ибрисс с прежней безмятежностью.
— А? Да… Так вот, стражники доложили, что ты вышел на площадь и собрал толпу.
— Я читал им свои последние стихи, — Ибрисс приосанился. — Это хорошие стихи, людям нравится. И еще рассказывал о своих странствиях. Люди всегда собираются послушать…
— Они собрались послушать сумасшедшего! — рявкнул Фрисс, не в силах больше сдерживаться. — О чем ты рассказывал? О том, как я был пленником каана?
— И об этом — тоже…
Фрисс отвесил Ибриссу такую пощечину, что тот пошатнулся. Из носа у него пошла кровь, он испуганно стал вытирать ее.
— Если ты еще раз хоть кому-нибудь скажешь хоть слово обо мне… — начал он угрожающе.
— Не бей его, Фрисс! — королева снова приподнялась, с беспокойством прислушиваясь. — Он не сделал тебе ничего плохого!
— А хорошего? Что он сделал мне хорошего? — Фрисс повернулся к матери. — Да и ты тоже. Вы связали меня по рукам и ногам!..
— Прости, если это так. Мы ведь стараемся не мешать тебе, Фрисс…
— Плохо стараетесь.
— Что ж, нам остается только умереть. Может быть, тогда мы совсем перестанем тебе мешать…
Она снова заплакала, а Фрисс сжал кулаки и едва не зарычал от бешенства.
Он повернулся к дверям, но расслышал бормотанье Калассы: