Истерика достигла своей вершины и оборвалась так же резко, как и началась. Когда поддерживающая мусор в воздухе сила исчезла, он с грохотом обрушился вниз, покрыв ковры ровным слоем вперемешку с осколками. Я облегченно перевела дух…
– А теперь… – встряхнув руками, произнесла безжизненным голосом принцесса и обернулась, окинув меня холодным, оценивающим взглядом, – продолжим. Впрочем… все, что нужно, ты уже рассказала, и потому…
– Дозволено ли мне удалиться? – торопливо склонилась я в поклоне, пряча брезгливое удивление.
Озабоченная чем-то иным, верей-аали только кивнула, затем, бросив поднимающемуся с колен лорду: «Рас-с-спорядись…» – вновь воздела руки. Вокруг ее пальцев начал медленно формироваться полупрозрачный кокон, постепенно превращаясь в маленькую человеческую фигурку. Колдунья медленно опустила руки, сложенные горстью, в которых нетерпеливо приплясывал воздушный элементаль. Ласково шепча над ним, отчего он покрылся гибкой, но прочной чешуей, она резко вскинула руки. Громкий приказ на незнакомом языке, и призванный метнулся вверх, скрываясь в камне потолка.
Следопыт? Разумно… Он останется незамечен большинством заклинаний и разузнает многое о произошедшем. От ментального следа прорыва и до последних мыслей жертвы розы Серрах…
Засмотревшись на единственное чародейство, за многие месяцы вызвавшее у меня положительные эмоции и не добавившее головной боли, я пропустила момент, когда Грей, которому высокородный переадресовал приказ навести порядок, подхватил меня под локоть и торопливо повел по правому коридору. Мы нырнули в узкий переход, открывшийся от прикосновения к одному из многочисленных камней, и, пробравшись через многослойные результаты деятельности местных пауков, оказались в небольшой комнате без окон, половину которой занимала старинная кровать с балдахином. Три масляных светильника на стенах придавали помещению капельку уюта.
– Переночуешь здесь, – торопливо бросил Грей и нырнул обратно, в закрывшийся за его спиной проход.
Переночуешь, ха! Судя по ощущениям, скоро рассвет! Но, Гром и Молния, действительно надо поспать, хотя все чувства бурно протестуют против попытки хотя бы просто закрыть глаза. Я боюсь утратить контроль за происходящим? Нет, мне страшно… страшно заснуть и не проснуться или проснуться, но уже не собой… Можно ли уйти отсюда? Та-ак… Приоткрыв узкую дверь напротив тайного хода, я обнаружила за ней гардеробную одной из малых гостиных, не занятой наемниками принцессы. Ну по крайней мере не заперли!
Рискнуть? Придется, хотя бы потому что иначе можно совершить непоправимую ошибку, недооценив противника или переоценив собственные силы. Пусть некому охранять мой сон, но…
Долой надоевшее платье, туфли и шпильки из прически, чулки и корсет. И амулет, ведь негоже, если кто-то вдруг найдет вторую принцессу, задумав поиск по Подобиям. Интересно, что она делает? Впрочем, нет, не хочу даже думать об этом. Спать, спать… Прикосновение к кинжалам добавило уверенности, и, передернувшись от внезапно нахлынувшего холода, я нырнула под меховое покрывало. Растянувшись на шелковых, украшенных королевскими вензелями простынях, снова принялась поглаживать ножны.
Итак, первый день в Замке Королей подошел к концу… и я все еще жива. Твоя дочь не посрамила тебя, Степь… И пусть Судьба загоняет меня во все более узкие рамки, я не сдамся, выживу, вырвусь. Несмотря ни на что, несмотря ни на кого… и любой ценой. Прислушавшись, смогла уловить сквозь колыхание Вуали мерное дыхание Матери хальдов. И чувство, что я не одна, что Вечный Смотритель не даст в обиду создание свое, присмотрит, подаст знак, снизошло на меня успокоением и подарило каплю покоя и уверенности. Светло-синий полог, расшитый белым шелком, напоминал о море, о многокилометровых заснеженных просторах, о самой первой большой роли… Мягко улыбнувшись, я проверила, легко ли выходят из ножен кинжалы, и, успокоенная, прикрыла глаза.
Хорошо же, ведите меня той дорогой, которой считаете нужным. В конце концов, на все ваша воля, и я послушное дитя своих родителей, которым еще способна услужить. Даже если в конце меня ожидает смерть… я не раз обманывала ее во имя служения долгу, да и Степь была снисходительна ко мне. Возможно, сейчас пришла пора расплатиться за взятые взаймы годы жизни.
Проваливаясь в чуткий сон, я молила богов о милосердии. Пожалуйста, никаких снов, никаких воспоминаний!
– О друг мой милый, – вскричала я, падая на колени перед окровавленным телом, – зачем лежишь ты здесь бездыханный? Среди полей и рощ на безлюдной тропе… Прости, я изгнала тебя, предала, пусть невольно! Зачем ушел ты, зная свой конец, попал в засаду? Я была глупа, поверила наветам, но… Но все ж виновата! И теперь неважно… – Постепенно повышая голос почти до крика, я обратила полубезумный взор вверх. – Любила ли я или нет? Те запретные чувства горше слез, но не желаю иных! Ах как горько… прощенья мне нет, ведь кого умолять? Пируешь в чертогах богов ты, надменно взирая на суетность, тщету миров. А я! Горе мне! Как хотелось бы мне, презренной и гордой, вознестись в небеса, примкнуть к орде веселых мертвецов. – Голос звенел, проникая в чужие души, заставляя содрогаться от накатывающего волной всеобъемлющего горя. – Увы! Теперь нет права у меня уйти! Долг пред тобой, любимый, удержит меня здесь, вина, что горше трав степных, и месть – вот что составит смысл… Я предала тебя, мой друг, и вот теперь цель, к которой ты стремился, послужит путеводной нитью!
Я встала, вскинув руки:
– Клянусь, я отомщу, не посрамлю вас, предки! И мир надолго запомнит рыжую княжну!
Миг тишины… молчание. Затем взрыв аплодисментов и одобрительный свист. Занавес упал, и я, передернувшись, опустила руки. Кажется, получилось? Неуверенно прислушалась к царящему за занавесом шуму. Мерхан, залитый алым вином, одобрительно улыбаясь, встал с холодных досок, из-за кулис вышли все занятые в спектакле актеры. Занавес поднялся, и мы, выстроившись вдоль края сцены, отдали полагающийся поклон. Арриол прошептал, выталкивая меня вперед:
– Молодец, девочка, у тебя все получилось.
Какие еще слова нужны семнадцатилетней актрисе в день ее триумфального дебюта?
Улыбаясь, я кланялась, принимала поздравления и букеты. Пусть это всего лишь затрапезный провинциальный театр, но это мой первый спектакль… точнее, моя первая главная роль. В классической драме «Сарриана» о запретной любви одной северянки и ее брата, которая закончилась трагически. Интересно, планирует ли Мелмор поставить вторую часть – о ее мести и долге властителя?
Меня тогда сорвали с традиционной вечеринки в честь успешной премьеры, где я тихо сидела в уголке и наблюдала за слегка разнузданным весельем старших и чинными передвижениями младшего поколения труппы. Смешно…
Руководитель труппы тихонько подошел ко мне и, прошептав: «Ты мне нужна», – под локоть вывел меня из общей гримерки. Торопливо провел по коридору и втолкнул в одно из подсобных помещений. Там, среди швабр и тряпок, нас ожидал неприметный человечек, закутанный в серый плащ.
– Это она?
Мелмор кивнул.