– Извините, – поспешно сказал Марков и вышел на улицу.
С заднего двора на кухню ввалился сержант Куценко. Зашвырнул в раковину окровавленный нож. На дворе стояла тишина – с поросенком было покончено. Свин даже не пикнул.
– А ну, мамаша, дай пройти. – Вытерев грязные окровавленные руки о висевший на крючке кухонный передник, сержант протиснулся между немкой и лейтенантом Чередниченко. Хозяйка так и остолбенела, уставившись на передник, и, казалось, потеряла дар речи. Чередниченко поспешил следом за сержантом.
– И чего товарищ капитан с ней возится? – закуривая трофейную сигарету, произнес Куценко.
– Старая школа, – уважительно произнес Чередниченко.
– Да уж, давно заметил. – Выпуская дым через нижнюю губу, покивал в ответ сержант и значительно поглядел на собеседника. – Ладно, пойду гляну, где у этой ведьмы сковородки…
Чередниченко всплеснул руками и прыснул беззвучным смехом в собранные лодочкой к лицу ладони.
Городское кладбище располагалось на живописном холме. Снаружи по периметру каменной оштукатуренной ограды были посажены вековые дубы. Грузовик подогнали прямо к кованым чугунным воротам. Куценко сам попросил оставить его на хозяйстве. Проводив отъезжавший от особняка «Опель», сержант отвинтил крышку трофейной фляги в суконном чехле и, сделав приличный глоток, отправился на кухню. Остальные разведчики были сейчас тут, на кладбище. В маленькой мастерской, совмещенной с домиком кладбищенского смотрителя, обнаружили свежеструганый сосновый гроб. Немец-старик в клетчатом пледе, наброшенном поверх потертого пиджака, указал место и отошел на приличное расстояние. Понурая овчарка, такая же, наверное, старая по собачьим меркам, как и ее хозяин по человеческим, медленно подошла к смотрителю и устало улеглась у его ног. Старик маячил в отдалении, худой и прямой, как палка, все время, пока солдаты копали могилу. Старшину похоронили рядом с роскошным надгробием из черного мрамора, под которым, судя по надписи, уже сорок лет покоился некий Курт Майер.
«Мужу, отцу, дедушке и прадедушке», – перевел лейтенант Чередниченко, бравший у Маркова уроки немецкого.
– Ого, восемьдесят лет прожил! – позавидовал Курту Майеру Пашка Клюев, прочитав даты жизни на обелиске.
– Старшина в два раза меньше, – буркнул Фомичев, надписывая химическим карандашом фанерную табличку.
– По нынешним временам неплохо, – философски заметил Быков.
– Да чего ж хорошего?! – подивился молодой солдатик Вася Бурцев.
– А ты попробуй, проживи, – как эхо, отозвался Быков. И, отвернувшись, начал вычищать о цоколь прихваченную с грузовика большую саперную лопату.
– А чего, и вправду не так уж и плохо, – неожиданно принялся развивать тему Фомичев. – Не без вести пропал, и то слава Богу. Семья хоть денег получит. Да еще и схоронили в гробу…
– Ему без разницы, – обронил кто-то.
– Это точно. Только неизвестно, как и где нас зароют. – Фомичев воткнул готовую табличку в свеженасыпанный холмик. Оглядел всех собравшихся и добавил: – Да и зароют ли вообще…
– Харе, Игнат, и без тебя тошно, – раздался голос еще одного из разведчиков.
На обратном пути Чередниченко практиковался в иностранном языке путем чтения надписей на надгробиях. За немецкими фразами обычно тут же следовал в исполнении лейтенанта перевод.
– «Der Tod findet schon eine Ursache», – прочитал Чередниченко на одном из надгробий ближе к выходу. – Это что значит, товарищ капитан?
– «Смерть уже ищет причину», – машинально с ходу перевел Марков.
Разведчики остановились как вкопанные. Паша-Комбайнер поперхнулся и закашлялся. Фомичев судорожно сглотнул. Вася Бурцев быстро-быстро захлопал глазами.
– Давай, лейтенант, завязывай, – глухо проговорил Быков и, шагнув за ворота, закинул лопату в кузов грузовика.
С затянутого тучами неба стал накрапывать мелкий дождик. Все забрались в машину. Марков сел на свое место рядом с водителем. «Опель» начал медленно пятиться задним ходом в сторону перекрестка. Закрыв створки кладбищенских ворот на цепочку, взглядом провожал машину старик-смотритель. Овчарка подошла и легла у его ног, положив голову на лапы. Пока не развернулись, Марков долго наблюдал за ними в пробитое пулями ветровое стекло…
3
Вечером всей командой ели поросенка. Куценко нажарил свинины в нескольких огромных сковородках, выставил на стол прямо в гостиной хозяйский хрусталь. Надо полагать, без спроса. Марков распорядился назначить часовых.
– Надо бы еще в батальон съездить, – озабоченно проговорил Куценко. – Мы довольствие три дня не получали.
– Съездим, – поддержал Марков. – Только чтобы караулы были всю ночь. Ясно?
Несколько секунд Марков буравил сержанта взглядом, пока тот не начал чуть ли не физически съеживаться за столом прямо на глазах.
– Ка-ра-улы! – раздельно повторил капитан. – Лейтенант Чередниченко, проследите!
– Есть! – чертиком из табакерки подскочил Чередниченко.
– А теперь можете получить продукты.
– Быков, за мной! – направился к выходу лейтенант.
– Махни на дорожку, – придержав ефрейтора за рукав, шепнул ему Куценко, как шахматной фигурой на доске, двигая по столу наполненной мельхиоровой стопкой.
– За рулем не пью, – отрезал водитель «Опеля».
Через час Чередниченко с Быковым благополучно вернулись. Раздали всем хлеб, консервы и сухари по распоряжению Маркова убрали в два потертых вещмешка как неприкосновенный запас. Сегодня в центре внимания была жареная свинина. Куценко исхитрился еще где-то достать картошки. Вполне возможно, что в хозяйском погребе. Марков разрешил выложить на стол четыре фляги.
– Дык, товарищ капитан, закусон-то мировой, – робко попытался увеличить ставку Куценко. И тут же потупился под пристальным взглядом серых глаз – все знали, что спорить с командиром бесполезно. А ослушаться втихаря никому и в голову бы не пришло. Так уж в подразделении повелось. И дело было не только в соблюдении буквы устава…
В караул заступил Фомичев. Остальные разведчики расселись вокруг массивного дубового стола. Марков оглядел ребят – вот они все, двенадцать человек. Еще сегодня утром было тринадцать. Его, Маркова, разведрота…
…Почему-то капитану вспомнилась встреча нового, 1945 года. Четыре взвода роты, насчитывавшие тогда по десять-пятнадцать человек каждый, расположились в подвалах разрушенного универмага на окраине Будапешта. Расположились с комфортом, даже умудрились наладить откуда-то подачу электричества в подземные апартаменты. Лампочки под низкими сводами мигали, но освещали помещения вполне приемлемо. Куценко со старшиной вместо новогодней елки притащили откуда-то невысокую сосенку со срезанной осколком макушкой. Ее украсили разной всячиной, составив целые гирлянды из солдатской амуниции. Все тот же неутомимый Куценко разнюхал дорогу к какому-то заваленному венгерскому складу, откуда добыл целый ящик шампанского. Как ни просили соседи-минометчики раскрыть сержанта тайну местоположения склада, Куценко оставался непреклонен. Даже в изрядно нагрузившемся к утру состоянии. А потом продолжились упорные уличные бои за каждый квартал. С рассветом импровизированный новогодний стол сменился катакомбами подземных коммуникаций венгерской столицы. Все ночи разведчики, по колено в воде, соседствуя с крысами, проводили в поисках, по большей части безрезультатных. Караульная служба у окруженного вражеского гарнизона была налажена великолепно. Долго не удавалось нащупать слабое место в обороне противника на участке их дивизии. В роте росли потери, а результата не было. Стрелковые подразделения штурмовали один за другим укрепленные кварталы города вслепую. И по большей части откатывались назад. Наконец в одном из рейдов Быкову удалось подкараулить и оглушить венгерского офицера. Разведчики перед этим долго высиживали свою жертву, скрываясь под днищем подбитой венгерской самоходки «зриньи» – приземистого свиноподобного детища венгерского танкостроения. Вместе с Фомичевым запихали «языка» в канализационный люк, где их поджидали остальные участники разведгруппы, и благополучно добрались в расположение своих войск, шлепая по пояс в зловонной жиже. И тут выяснилось, что никто даже самую малость не говорит по-венгрески: ни в роте, ни в батальонах, ни в штабе полка. Пленного венгра переправили в дивизионный разведотдел. Весь вечер гадали, что же он пытался сообщить. Дело в том, что венгр еще в разведроте и не думал упорствовать – болтал без умолку, с надеждой глядя на разведчиков красивыми и печальными карими глазами. Те лишь сочувственно разводили руками и дали пленному краюху хлеба и полбанки тушенки. А на следующий день стрелковый полк пошел в атаку на территорию завода, с которого умыкнули венгерского офицера. Полк натолкнулся на кинжальный пулеметный огонь и, понеся большие потери, откатился на исходные позиции…