Не отступать! Не сдаваться! - читать онлайн книгу. Автор: Александр Лысев cтр.№ 22

— Агитация тогда шла, вот они и напечатали, — рассказывал Синченко относительно прочитанного. — Только как же его настоящая фамилия…

И он стал припоминать, перечисляя:

— Шильков, Шилков, Шильгубастер…

— Шикльгрубер, — подсказал Дьяков.

— О! Точно! — обрадованно воскликнул Синченко. — Шикльгрубер. А замаскировался под Гитлера. Зачем? Хотя вон Ленин — он тоже не Ленин, а Ульянов. Но тот хоть так и писал: Ульянов-Ленин. А этот фамилию чужую отхватил и помалкивает.

— Откуда ты знаешь, — возразил ему Дьяков. — Может, он у себя в Германии и не скрывает, что Шикльгрубер.

— Как же, держи карман шире, — недоверчиво усмехнулся Синченко и отрицательно покачал головой. — Тогда бы всем стало ясно, что он жид. И тогда он бы другую политику касательно евреев проводил. А тут суди сам, чистота расы… Славяне уже, по-ихнему, неполноценные, про жидов и говорить не приходится.

— Тогда скажи мне, зачем он, по-твоему, против своих же пошел? — настаивал Дьяков.

Подобный вопрос поверг Синченко в затруднение.

— Не знаю, — откровенно признался он.

— А! — торжествовал Архип. — Не знаешь, потому что не прав ты, парень. Шикльгрубер Шикльгрубером, а евреем он являться вовсе не обязан. А относительно перемены фамилии я думаю так: в партийных интересах. Опять же пример с Лениным. Скажи, зачем он фамилию менял? Отвечаю: конспирация. Ну там далее, перевороты, ответственное руководство партией и страной, это понятно. И остался Ленин Лениным. И с Гитлером так же. Так что он не еврей. Иначе бы не вел такую политику.

— Писали, что… — начал было Синченко, но Дьяков решительно перебил:

— Верь больше этим шляхтичам. Соврут — недорого возьмут! А на своих убеждениях я стою твердо. Вот тебе еще пример. — Он понизил голос. — Сталин ведь тоже не Сталин, а…

Осторожный Глыба, уже бывший до этого достаточно бледный, при последних словах Архипа поперхнулся кашей. Откашлявшись, сомкнул губы, уничтожающе посмотрел на Дьякова и, прошептав: «Рябовский сзади», высунул перед собой из-под стола сжатую в кулак кисть. Дьяков сделал вид, будто ничего не замечает, и нарочно громко произнес на всю землянку:

— А что, это ни для кого не секрет. Настоящая фамилия товарища Сталина — Джугашвили.

Глыба закачался на своем табурете, а на верхних нарах зашевелился младший сержант Уфимцев. Свесив вниз голову, сержант оглядел собравшихся мутным взором и хриплым со сна голосом пробормотал:

— Так точно.

После чего уронил голову на грудь, и через мгновение по землянке уже разносился его мерный басистый храп.

Дьяков и Синченко, запрокинув головы и схватившись руками за животы, беззвучно хохотали, Глыба, вцепившись пальцами в край стола, чтобы не упасть, готов был заплакать. Перехватив его несчастный взгляд, Дьяков, перебарывая распиравший его смех, вполголоса спросил:

— А что, Петро, хотелось сказать: «Рябовский, заткни уши!»

И, будучи не в силах больше сдерживаться, повалился на нары, уткнувшись лицом в рукав гимнастерки, лежал так, содрогаясь всем телом. Наконец оба, и Дьяков, и Синченко, успокоились, а когда поглядели на Глыбу, на лице его уже играла веселая улыбка. Обращаясь к Дьякову, Глыба заявил:

— Теперь я понимаю, за что тебя отправили на курорты Беломорья.

Лицо Дьякова на мгновение омрачилось, и, устремив ставший вдруг грустным взгляд куда-то в сторону, он печально произнес:

— К сожалению, там можно оказаться и за меньшее.

С минуту все молчали. Затем Синченко с видом непримиримого черносотенца произнес:

— А вообще-то все жиды сволочи.

— Не все, — покачал головой Дьяков. — Как и в любой нации, люди разные бывают. И евреи тоже разные. А сволочей и среди русских полным-полно. Что, разве не так?

— Среди жидов больше, — настаивал на своем Синченко.

— Нет, — снова возразил Дьяков. — Человек, я говорю слово «Человек» с большой буквы, весь заключен внутри. Его душа, его характер, как следствие его поступки, взгляды, оценки — все это внутри его существа, является его внутренним миром, миром, в котором царит разум. А разум не имеет национальности. Разум, культура поведения, образованность — все это вещи, которые нельзя загнать в строго ограниченные для каждой нации рамки. Либо они у человека есть, либо их нет. Независимо от национальности. Исходя из этого и людей оценивай.

— Ну ты и загнул… А как же кровь, признаки, передающиеся по наследству, отличительные черты каждой нации. Ведь они есть, что бы ты мне ни говорил тут. У каждого кровь по-разному играет. И это не переделаешь, нация такая, своя у каждого. И ведет человек себя в большинстве своем сообразно своей нации. Разве не так?

Синченко ждал ответа, заранее считая, что теперь уж Дьякову сказать нечего — против природы не попрешь. Но ответ последовал, неожиданный, серьезный и холодный:

— Ты рассуждаешь сейчас, Иван, как самый настоящий нацист. Только что ты ругал Гитлера и его политику, а сам, по сути дела, пришел к тому же. Ты предлагаешь отбирать людей не по интеллекту и добрым качествам души, а по крови. Я, может быть, даже неподходящее слово употребил — отбирать. Никакого отбора быть не должно. Ни отбора, ни оценки на «качество». В любом физическом теле, в любой оболочке, изображающей внешний вид человека, должен развиваться человек внутренний. И я еще раз повторяю: независимо от национальности. Иначе будет стая волков. Понял ты это, шовинист малороссийский?

Синченко молчал, но тут в разговор вмешался Глыба:

— Хорошо, Архип. Но давай рассуждать. Мы начали с евреев, к ним же вернемся. Обрати внимание, евреи есть, пожалуй, в каждой стране. И чем они занимаются? В большинстве своем это торговцы. Не будем разделять их на всяких-яких, там, на категории. И ты мне можешь сейчас опять доказывать, что я говорю — как ты там загнул — о неполноценности наций, но Иван прав — в каждом заложено что-то свое, в каждой нации. Заложено природой. Какие-то особенности характера, какие-то склонности и тому подобное. И одинакового «идеального» человека с большой буквы в любой внешней физической оболочке, как ты изволил выражаться, воспитать невозможно. Все равно заложенное возьмет свое, как ни крути. Но остановимся на евреях. К ним у меня отношение особое, прямо скажу — противное отношение. В моем понимании — торговцы, и все. Что хочешь продадут и что хочешь купят. Ничего святого у них нет, а самое главное — нет родины, наплевать им на нее. Это я больше всего в людях ненавижу, когда на родину наплевать. А евреи плюют, с детства их такими видел…

Глыба помолчал, потом произнес:

— У нас с Иваном, конечно, образованности не хватает тебе возражать да все обоснованно доказывать. Но евреи есть евреи. Других не трогаю, а эти. — Глыба вздохнул. — Ладно, зря мы об этом…

— Н-да. — Дьяков прищелкнул языком, обвел взглядом своих собеседников. — Да вы, ребята, я смотрю, националисты.