Там, где горит земля - читать онлайн книгу. Автор: Игорь Николаев, Александр Поволоцкий cтр.№ 30

«Шагоходы» пользовались двоякой репутацией в действующей армии. Идея формирования специальных отрядов панцирной пехоты сама по себе была благой, но очень немногие командиры могли применять их должным образом – в нужное время, на правильной местности, при поддержке других частей. «Механики» оказывались незаменимы в городах и плотной застройке, на сложном рельефе, в обороне, при использовании химического оружия и в ночных боях. Но, к сожалению, большинство бригадных и дивизионных командиров не обладало должной выучкой и опытом, считая, что человек в бронированном скафандре – это броневик в миниатюре, который может все делать сам.

Соответственно, оценки самоходной пехоты колебались от «прекрасно, дайте ещё» до «для поддержки штанов», со значительным перевесом второго. Зимников не без основания числил себя неплохим командиром и отнюдь не считал роту «механиков» обузой.

Но тяжелая техника все равно нужна… И её надо где‑то изыскивать, клянчить, воровать, наконец.

Зимников взглянул в окно, и улыбка медленно сползла с его лица.

— Надеюсь, у нас есть ещё козыри в рукаве, — пробормотал он, обращаясь к маленькому портрету Его Величества над дверью. – Иначе будет плохо…

* * *

Бомбардировщик мчался над бескрайним заснеженным полем, отталкиваясь от стылого воздуха тремя парами мощных винтов. Построенный по образу дирижабля–термоплана «летающее крыло», он походил на огромный бумеранг, выпущенный невидимым охотником прямо в небо.

— Вторая волна на подходе! – доложил штурман, и мгновением позже его сообщение повторил оператор радиотехнической разведки. Командир корабля лишь молча взглянул на помощника, а тот, в свою очередь, крепче сжал рубчатые рукояти штурвала из черного эбонита.

«Муромец-59», одиннадцать человек экипажа, пятьдесят пять тонн чистого веса, без учета топлива. Один из девятнадцати настоящих тяжелых бомбардировщиков, которые смогла построить Империя. Это была уже вторая серия, первая погибла в полном составе летом шестидесятого, стремясь хотя бы в малости нарушить работу вражеской транспортной сети. Глупая, самоубийственная затея, но кто тогда мог знать, как следует правильно применять подобные машины?..

— Они на подходе, — сказал штурман.

— Готов, — отозвался командир огневых установок.

— Готов, — эхом повторил старший оператор радиоборьбы, положив руки на огромный пульт, огибающий его с трех сторон.

Командир корабля посмотрел в прозрачное стекло кабины влево, на юг, откуда приближались пока что невидимые истребители–перехватчики. Он начинал службу ещё на дирижаблях, где служебные гондолы почти всегда крепились под несущим корпусом. При проектировании первой серии тяжелых самолетов, кабину разместили традиционно – впереди–снизу. Командир помнил первое впечатление от полета на самолете, ощущение невероятной, удивительной скорости, когда многотонная махина не плывет по воздушному океану, словно кашалот в пучине морской, а скользит вперёд, будто выпущенная ракета.

Только чудом он не погиб, когда бомбардировщики пошли в бой – из‑за пустяковой неприятности в роковой налёт отправился дублирующий экипаж. Самолетов было так мало, что Империя могла позволить роскошь иметь по три запасных команды на одну машину. С того дня командир постоянно чувствовал, что живёт словно в долг, взятый у мертвецов.

На второй серии основная кабина стала двухярусной. Пилоты вверху, штурманская команда внизу, операторы корабельных систем в отдельном двойном отсеке, в середине корпуса. Теперь из‑за штурвала можно было не только наслаждаться скоростью, но и смотреть на небо, развернувшееся над головой безмерно огромным темно–синим одеялом.

— Ракетный пуск, мы под атакой, — сказал голос в наушниках. Впрочем, командир и так видел все на дублирующем пульте. Если повернуться и присмотреться, он, наверное, мог бы даже увидеть крошечные точки самолетов противника. Но не стал этого делать, повинуясь прочно вбитой привычке верить не глазам, а приборам. Чувства могут подвести, исказить данные, отказать в самый неподходящий момент. Приборы же всегда точны и безупречны. Они не могут обмануться сами из‑за секундной слабости или усталости, их можно только обмануть.

Окажись посторонний на верхнем ярусе «Муромца», он увидел бы лишь две фигуры, облаченные в мешковатые, толстые даже на вид комбинезоны. На головах шлемы со стеклами–светофильтрами, лица прикрыты кислородными масками. В кабине тепло и можно дышать, но на военном самолете нужно в любой момент быть готовым к разгерметизации. Война в воздухе носит совершенно особенный характер, почти как в морском бою – события сначала разворачиваются медленно, обезличенно, противники знают друг о друге, но прячутся за расстоянием и завесой помех. А затем все происходит очень быстро и сразу, но если корабль может уцелеть при серьезных повреждениях и вновь принять бой, то для самолета всё, как правило, заканчивается куда быстрее…

Для непосвящённого ничего не изменилось – фигуры пилотов глубоко утонули в больших анатомических креслах, все так же перемигивались индикаторы на многочисленных пультах и указателях. Но командир читал в пляске сигналов короткую, жестокую схватку умов и техники, бешеную вспышку противоборства в небе над Арктикой.

У сегодняшнего «противника» не было техники, способной угнаться за «Муромцами», зато имелась возможность наводить последовательные волны истребителей, каждый из которых нёс одну ракету. Перехватчики атаковали группами, не менее чем по два десятка машин, так что сейчас к бомбардировщику неслись реактивные снаряды, наводящиеся на тепло ревущих двигателей, радиоизлучение и, наконец, с обычным телеуправлением. На каждый прием охотников имелся свой ответ — можно было маневрировать, уходя из узкого прицельного сектора, заставляя автоматику и наводчиков терять цель. Можно отстреливать специальные ловушки–манки, уводящие ракеты от основной мишени. Или плести сложную паутину помех и ложных целей, в которых огненные стрелы заблудятся и растеряют смертоносную силу. Точнее, приходилось делать все сразу, соединяя искусство опытного профессионала с интуицией и верой в удачу.

Позади что‑то вспыхнуло, далеко, бесшумно и безвредно, только отсвет скользнул по гладкой поверхности огромных крыльев.

— Отгавкались, — кратко доложил старший оператор. – На этот раз.

— Отстают, — сказал второй штурман.

— Поздравляю, — промолвил командир. Он устал, в глаза словно насыпали горячего песка, настойчиво напоминал о себе пустой желудок. Очень хотелось пить, но из‑за мелкой неполадки контейнер с соком и трубкой не работал. Вот так, можно управлять самой дорогой и сложной машиной на свете, ценой в десятки миллионов рублей, и при этом страдать от обезвоживания, потому что сломался механизм ценой в алтын. Теперь придется терпеть до самого конца.

— Ждём третьего раунда. Двигатели с первого по четвертый на минимум, пять и шесть – в четверть мощности. Курс прежний. Ждём.

— Тень контакта. Юго–запад. Даю азимут…

То есть, нечто на самой границе чувствительности приборов. Может быть, случайные помехи. Может быть – нечто куда более осязаемое. Скорее всего это будут не уже привычные самолеты, а новейшие «Иглоколы$1 — очень дальние родственники штурмового «Ската». Хищный вытянутый фюзеляж с соосными винтами на обоих концах – тянущим и толкающим и, плюс к тому, реактивные ускорители, вписанные в двухбалочную систему хвостового оперения. Империя пока так и не смогла построить полноценный реактивный двигатель, но сумела придумать и воплотить в металле его эрзац. Сверхдорогой, ненадёжный, опасный для машины и пилота, но все же позволяющий догнать тяжелый турбовинтовой бомбардировщик.