Призрак на вахте - читать онлайн книгу. Автор: Владимир Шигин cтр.№ 59

Так как пункт о кондукторе Савельеве был последним, следовательно, комиссия ненавязчиво, но все же давала понять, что склоняется именно к версии об умышленном подрыве «Пластуна».

Закончив работу, комиссия вице-адмирала Панфилова передала все материалы в морской генерал-аудиторат (прообраз нынешней военной прокуратуры). Там, внимательно изучив бумаги, поставили вопрос: не мог ли взрыв быть вызван какими-либо конструктивными недостатками самой крюйт-камеры. Изучение этого вопроса было поручено известному мореплавателю контр-адмиралу Унковскому. Им были изучены крюйт-камеры однотипных с «Пластуном» клиперов и допрошен строитель «Пластуна» штабс-капитан Василевский. Однако никаких серьезных недостатков в конструкции клиперной крюйт-камеры выявлено не было. Зато было выявлено, что истинное положение дел на «Пластуне» весьма отличалось от показного. Вопреки требованиям Морского устава осматривать командиром и старшим офицером крюйт-камеры один раз в четыре месяца и каждый раз после сильной качки, на «Пластуне» она осматривалась раз в год, никто не инструктировал и не проверял матросов, привлекаемых для работы в крюйт-камере, отсутствовали периодические проверки безопасности фонарей. Кроме этого вскрылся факт, что в крюйт-камере «Пластуна» хранились не только гранаты, но и бомбы. Во время одного из штормов они так завалили входную дверь, что ее потом долго не могли открыть. Удивило аудиторов и полное незнание офицерами состояния корабельной артиллерии, в то время как вахтенные начальники должны были владеть этим вопросом.

Генерал-аудиторат в целом согласился с выводами комиссии, признав, что и он склоняется к версии об умышленном подрыве клипера кондуктором Савельевым, хотя при отсутствии должного контроля со стороны командования за содержанием крюйт-камеры корабля там могло произойти что угодно. В отношении содержателя крюйт-камеры было определено:

«При отсутствии всякого подозрения Савельева в умышленном взрыве и при отсутствии какого-либо указания на подобное намерение со стороны его, Морской генерал-аудиториат, имея в виду, что не только участь подсудимого, но и память умершего человека должны быть дороги для судящих, положил: устранить всякое подозрение на погибшего кондуктора Савельева в учинении умышленного взрыва».

В конце концов генерал-аудиторат пришел к выводу, что «обнаруженные из следственного дела упущения и противозаконные действия должны быть отнесены единственно к вине командовавшего клипером и старших офицеров, лейтенантов: барона Дистерло и Розенберга, за что и следовало бы, по важности оных, предать их военному суду, но, за смертию обоих, заключение делаться не будет».

В окончательных выводах, которые легли на стол императору Александру II, о кондукторе Савельеве уже не упоминалось. Наиболее вероятную версию, вокруг которой, собственно говоря, и крутилось все расследование, решили предать забвению, чтобы «не огорчать» государя и не вызывать нареканий в адрес флота и царящих там порядков. Вспомним, что шел I860 год – канун отмены крепостного права, когда подавляющее большинство офицеров все еще относилось к подчиненным, как помещики к своим рабам, когда на всех государственных уровнях кипели страсти «за» и «против» отмены крепостничества. Именно поэтому, скорее всего, членами генерал-аудитората и было принято решение не выносить сора из избы. А поэтому в заключительном акте значилось:

«1. Гибель клипера «Пластун» отнести к несчастию по неосторожности, вследствие бывшего на нем беспорядка по содержанию артиллерийской части.

2. Так как виновные в этих беспорядках погибли при последовавшем взрыве, то настоящее следственное дело оставить без дальнейших последствий, а убытки по стоимости клипера и всего бывшего на нем и у нижних чинов казенного имущества, равно издержки, употребленные при обследовании дела, принять на счет казны.

3. Спасшимся с клипера «Пластун» офицерам, медику и нижним чинам, как ни в чем не причастным к гибели клипера, выдать не в зачет… офицерам полугодовое, а нижним чинам годовые оклады жалования и, сверх того, выдать нижним чинам обмундирование, какое кому следовать будет».

Просмотрев представленные ему бумаги, Александр II на заключительном акте размашисто начертал: «Быть по сему». Больше никто и никогда расследованием случившегося на «Пластуне» не занимался.

Истинные причины трагедии клипера так и остаются неизвестными, и вряд ли уже когда-нибудь удастся узнать что-то новое в этом давнем и запутанном деле. Однако наибольшую вероятность все же имеет именно версия сознательного подрыва корабля доведенным до предела издевательствами и побоями своих командиров кондуктором Савельевым. Что ж, вполне возможно, что отчаявшийся что-либо изменить в своей невыносимой жизни человек именно так решил положить конец своим страданиям.

Бывая в Кронштадте, я всегда захожу в городской Летний сад. Там под сенью вековых деревьев как-то по-особому ощущаешь дыхание кронштадтской истории, истории всего нашего флота. В глубине сада находятся два скромных памятника. Первый – мичману линейного корабля «Азов» А. Домашенко, пожертвовавшему собой ради спасения матроса. Второй памятник – это напоминание еще об одной трагедии. Этот памятник не спутаешь ни с каким другим. На вделанном в гранитную глыбу флагштоке – приспущенный Андреевский флаг. И хотя он чугунный, буквально с нескольких метров кажется, что он из чистого шелка. Рядом с камнем якорь, как символ последней надежды. Это памятник пропавшему в океане клиперу «Опричник». Когда-то поэт-маринист Алексей Лебедев посвятил этому памятнику стихотворение. Там есть такие строки:

…Мы мичманки сняли…

Апрельской зари бледнеет румянец кирпичный.

И цифры чуть стертые: «семьдесят три»

На клипере русском «Опричник»…

Семьдесят три – это количество матросов на погибшем клипере.

Весной 1862 года в Кронштадте ожидали возвращения из трехлетнего плавания клипера «Опричник». Именно такой цикл боевой службы практиковался в середине XIX века, когда корабли уходили в Восточный (Тихий) океан.

Переход морем в оба конца занимал около года, а два года корабли крейсировали по всей акватории океана. В каких только портах не бывали: Сан-Франциско, Гонолулу, Шанхай, Нагасаки, Николаевск-на-Амуре, Петропавловск–Камчатский! Наиболее часто собирались в Нагасаки, где командующий эскадрой проводил смотры, ставил задачи, решал внутренние повседневные дела. Некоторые флагманы, такие как адмирал Попов, решали вопросы достаточно круто. Один из смотров в свое время получил название Нагасакского разгрома и десятки лет оставался в памяти нескольких поколений моряков. Впрочем, все основания для такой строгости у тогдашних флагманов были. Пройдя в своем подавляющем большинстве суровую школу Крымской войны, они готовили свои эскадры не для парадов, а для войны.

Середина XIX века – это период интенсивного освоения и укрепления Приморского края. И можно с полной уверенностью сказать, что без русского флота, без кораблей, а точнее, без эскадр Балтийского флота обжить и удержать этот край было бы нелегко. Все первоначальное многотрудное обеспечение Приморья выпало на долю небольших парусно-паровых кораблей. Конечно, случались аварии, поломки и другие неприятности, но в подавляющем большинстве своем они устранялись на месте. Этому способствовала высокая выучка экипажей, отличная морская школа, решительность командиров.