— Пробовали. Видимо, не сработала.
— На надписи сэкономили небось… — погрустнев, буркнул Вовка и почему-то виновато посмотрел на меня. Потом смешно дернулся и снова перевел взгляд на Хранителя: — А вы в курсах, что окромя всякого рода электронных плюшек, детонатором может быть обыкновенный огнепроводный шнур? Или еще какая-нибудь механическая хрень? Надо быть проще, и к вам потянутся люди! Некоторые — руками…
На лице Эола промелькнула такая гамма чувств — от досады и до понимания, что Беата расхохоталась:
— Ну, что, уел он ваших аналитиков? Чья школа?
— Твоя, что ли? — грустно спросила ее Маша.
— А то…
— Ладно, допустим, их лабораторию мы взорвем. Но вы поймите, что технологии — это сумма знаний, и я очень сильно сомневаюсь, что они не смогут восстановить утраченное. Пройдет месяц, два, полгода — и они заявятся снова. Причем решив проблему с мощностью ГМР-а и защите от наших «подарков»… Что мы будем делать потом? Жить в полной изоляции друг от друга? Или сдаваться на милость победителей?
— Ладно, убедил… — решив, что он прав, нехотя согласился я. — Давай, выкладывай, что за способ решить проблему с заложниками?
Глава 38. Кириллов
Сопротивляться было бесполезно: при самом удачном раскладе справиться с таким количеством солдат у смены телохранителей не было ни одного шанса, и, жестом приказав Косте убрать оружие, он хмуро посмотрел на замершего на пороге офицера:
— Что можно взять с собой?
— Все, что вам может пригодиться, вам выдадут на месте. Вы и ваша супруга должны спуститься к машине. Немедленно. Кстати, звонить куда-либо бесполезно — связь заблокирована. Однако в Париже мы вернем вам ваш телефон и снимем всякое ограничение на звонки…
— Супруга? Вы ничего о ней не говорили? — вскинулся Михаил Вениаминович.
— А что это меняет? — зло ощерился офицер. — Что, у вас есть сомнения в моей принадлежности к спецслужбам Франции? Или вы попробуете убедить меня в том, что ваш особняк находится за пределами нашей юрисдикции?
— Пожалуй, не буду. Все равно не будет никакого толку… — пожал плечами Кириллов. — Ладно, мы сейчас спустимся…
— Я иду с вами… — не дожидаясь его согласия, офицер сдвинул в сторону мрачно уставившегося на него Костю, и, кивнув стоящим по обе стороны от порога солдатам, первым двинулся на второй этаж. …Без истерики не обошлось: сначала Лариса напрочь отказалась куда-либо ехать, требуя присутствия российского консула и адвоката. Потом, поняв, что слушать ее никто не собирается, попробовала расцарапать лицо ухмыляющегося офицера, а чуть позже, оказавшись в наручниках, начала горько рыдать и клясть свою судьбу, «пославшего ей в мужья такого недотепу». Как ни странно, Михаила Вениаминовича не задели ни вопли супруги, ни грубость солдат, выволакивающих ее на лестницу, ни злорадная ухмылка офицера: вместо того, чтобы начать возмущаться произволом или встать на защиту жены, Кириллов задумчиво смотрел в окно и вспоминал последний разговор с Шарлем… …Как ни странно, в этот раз старый знакомый выглядел не аристократом, заглянувшим на светский раут, а обычным, смертельно уставшим от навалившихся проблем, человеком. И начал разговор так, как будто продолжал внутренний монолог с самим собой: — …я боюсь. Вы были совершенно правы: Олег Коренев и его люди — не такие, как все. Я видел съемки с места попытки их захвата — они прорвались сквозь жандармов, как раскаленный нож — сквозь масло! И ушли без потерь, хотя на их поиски были брошены сотрудники силовых подразделений доброй половины Евросоюза! Как — не понимает никто! Но не это самое страшное. Знаете, я нашел в себе силы осознать, что это кусок пирога — не по мне. И решил отступить… Но ведь я — еще не вся Система. И это очень плохо… Молчите! Дайте мне выговориться! Кроме инсценировки покушения на президента я придумал и спланировал еще одну возможность влияния на вашего друга — собрал в одном месте нескольких близких ему людей. И его друзей. С вашей стороны — мать вашей супруги госпожи Ларисы.
Однако, поняв, чем может закончиться их захват, своих людей отозвал… Увы, эту возможность реализовали мои… коллеги. И решили, что такие карты побить невозможно… Операция получилась… «грязной» — один из друзей Олега, некий господин Соломин, чуть было не ушел. При этом он умудрился голыми руками положить несколько офицеров, участвовавших в захвате. Да, я понимаю, что остальные, озлобленные гибелью друзей и в Ишгле, и на борту этой яхты, как говорите вы, русские, сорвались с катушек и застрелили и Соломина, и пытавшегося бежать вместе с ним его пятнадцатилетнего воспитанника. Но понимаю, что ничем хорошим это теперь не закончится… Зачем я приехал? Трудно сказать. Наверное, чтобы попытаться принести свои извинения. Или, может быть, успокоить совесть?
Дьявол! Я — солдат, и не раз поступал так, как требовал от меня долг, но сейчас я в первый раз в жизни понял, что совершил глупость… Нет, за себя я не боюсь — я знаю, что такое смерть, и давно перестал ее страшиться. Но то, что своими действиями я подставил под удар первых лиц государства, здорово действует мне на нервы. Вы улыбаетесь? Поймите, я давал присягу, и то, что в ней говорилось, для меня — не пустые слова… Первый раз в жизни я не знаю, что делать! Понимаете, вся охрана первых лиц государства, какой бы продуманной она не была, защищает от ВТОРОГО выстрела. Или второго действия. А эффективность ПЕРВОГО зависит только от уровня подготовки самого террориста… Увы, людей уровня Коренева не остановит ни одна из существующих служб… Не надо смеяться — да, я помню, что вы меня предупреждали! Но я привык, что то, что не проверено фактами — только слова… Да, теперь знаю… Что с вашими близкими сейчас? Трудно сказать… Меня отстранили… И что планируется дальше — тоже не знаю. Уверен лишь в одном — информацию о проекте «Суперсолдат» сохранить в тайне не удалось. Да, теперь Коренева ищут не только наши. Кто? Австрийцы, швейцарцы, итальянцы… Чего хочу?
Пожалуй, ответить за гибель ваших близких. Жизнью. Это — всецело моя вина. Те, кого я охраняю — ни причем. Да, сделка не очень равноценна — одна жизнь за две, но… у меня больше нет. Передайте, пожалуйста, Олегу, что я в любой момент готов… ко всему… И… мои глубочайшие извинения… Там, на столе — мой адрес и телефон. Я жду его приговора… Это не ловушка, слово чести… Простите и вы…
Прощайте… …В отличие от Шарля, офицер, сопровождавший Кирилловых к месту их нового проживания, особого пиетета по отношению к Кореневу не испытывал. Наоборот, судя по его словам, он никак не мог дождаться того момента, когда «этот чертовый русский ублюдок» окажется в его руках — по его мнению, будь в Ишгле он, этого «ненормального мясника» давно бы превратили в кровавый фарш, а уже потом разобрали бы на атомы.
— Ума не приложу, как можно было умудриться отпустить такую толпу! — возмущался он, с превосходством в глазах поглядывая на сидящего напротив Кириллова. — Там же была куча баб!
Однако поддерживать разговор у Михаила Вениаминовича не было никакого желания, и часа через полтора театр одного актера прекратил свое существование: видимо выполнив все инструкции по попытке разговорить заложника, офицер решил немного помолчать. Зато завелась Лариса: доперев, что причиной их «ареста» стали не темные делишки мужа, а желание жандармерии Франции пообщаться с его «друзьями», она устроила такую истерику, что Кириллову захотелось ее задушить. Закрыв глаза, он пытался вспомнить хоть одну положительную черту своей супруги, кроме симпатичного лица и великолепной фигуры, и с ужасом понимал, что их уже нет!