Бабка очень похожа на главное действующее лицо в преступной схеме. Она удерживала девочку в качестве заложницы, она хранила в резном сундучке что-то таинственное и неприкосновенное, у нее в квартире был слезоточивый газ… Стоп! Квестор вздрогнул. Как он мог забыть главное: удар, нанесенный ему в голову уже на пороге старухиной квартиры! Сначала – на входе. И потом такой же удар – на выходе, в те первые мгновения штурма, когда он судорожно убегал, спасаясь от разрыва шариковой бомбы! Старуха оставалась лежать в большой комнате, в «служебном помещении». Тогда… кто ударил его в темноте?
Значит, был еще кто-то в квартире номер 100. Кто-то, кого не видел ни квестор, ни штурмовики, ни камеры слежения…
– Бяка эльф кусь-кусь-кусь… – отдаленным эхом прозвенело у сыщика в голове. Он забылся, склонив голову на подушки. Розовая книга выскользнула из замшевых пальцев.
Квестор Порфирий Литот проспал всего минут сорок – и пробудился от милого, такого знакомого попискивания цифрового запястья. Он раскрыл глаза – сразу понял, что устройство ожило: в темной кабинке стало светлее от потеплевшего оранжевого экранчика.
«Радуйтесь, великолепный квестор, – подмигивало с экранчика дежурное приветствие. – Сегодня вторник, 23:58, температура воздуха – 27°С, влажность 93%. Ваш пульс несколько повышен, давление в норме. Удачного рабочего вечера».
В кармане добродушно гудел проснувшийся «сундук» – видимо, злая магия, сбивавшая с толку идентифицирующие устройства, ослабевала по мере удаления квестора от проклятого здания. Порфирий почувствовал счастье: чары отступали, за окном замелькали знакомые музыкальные фонтанчики и аккуратно подстриженные пальмочки старинного московского района Алтуфьево-Цекалово. Рикша затормозил на люцифоре, дожидаясь фиолетового сигнала: с ближайшего рекламного панно на Литота уставилась поджарая девица с мускулами под обтягивающей майкой: «Будь мужчиной! Будь сильным! Запишись в секцию „Вашингтонский стрелок“ уже сегодня!» Рекламная барышня хотела сказать еще что-то – но панно вдруг померкло. На черном экране высветились цифры точного времени: 23:59:59.
«Ах, ну конечно, – опомнился квестор, – новый день начинается».
Секунда – и панно засветилось каким-то новым светом: мягкое серебро волнами залило поверхность, полетели узкие золотистые облака – и взмыл в высоту крылатый сандаль Меркурия, горделивый международный символ свободного бизнеса, ловкости и предприимчивости. Вторник сменился средой, марсодей уступил место меркуцию – и весь город автоматически преображался.
Воинственные, напористые рекламные имиджи сменились более прагматическими, игровыми и по-доброму провокационными. «Мужественная» красновато-пурпурная иллюминация зданий отключилась. Вместо нее мгновенно заискрились, пульсируя в деловом ритме, миллионы мельчайших искорок, крошечных лампочек, проблесковых маячков: Гермес-Меркурий, неподражаемый кумир авантюристов, мошенников и сребролюбцев вступал в свои права над городом.
Секунда – и налоги, взимаемые с игорных домов, стали равны нулю. Секунда – и регистрация нового предприятия занимает в десять раз меньше времени. Меркуций наступил – и, согласно Конституции, никто не вправе досматривать грузовые фуры, устраивать проверки систем пожаротушения и санитарно-гигиенических условий производства. Закрывается таможня, отменяется судопроизводство по гражданским и налоговым искам, зато с утроенной энергией начинают бегать биржевые дилеры и продавцы в шоппинг-центрах: среда – лучший день покупок.
Так он начинается, еженедельный праздник свободной конкуренции – уже гудят, разогреваясь перед началом деловой страды, тысячи кофейных машин в офисах и конторах, уже защелкали золотистые замочки кейсов, миллионы галстучных узелков энергично затягиваются под жестко выбритые подбородки, красятся ногти в цвет мерцающей ртути, грузятся биржевые сводки на плоских экранах, и первыми ласточками разлетаются по коридорам курьеры, секретарши, перепуганные бухгалтеры, радостные япи, потирающие потные ладошки перед клёвой сделочкой…
С обновленного рекламного панно в глаза квестору вместо мускулистой девицы уже смотрела симпатичная девочка-подросток, затянутая по горло в тончайшую серебристую чешую: «Учись развлекаться. Сходи в казино!» – соблазнительно мерцало на экране; до слуха донесся синтезированный звон монет. Моторикша рванул на фиолетовый, Порфирий Литот откинулся на спинку и подумал: молодец, какой все-таки молодец этот Черный Эрго. Ведь он успел провести штурм до полуночи – а теперь все, никаких силовых акций до вторника! В среду – день бизнеса и законной конкуренции, в четверг – сплошные юпитерианские пиршества и попойки, в пятницу – милые венерические оргии, в субботу
[12]
– все отмокают, медитируют… В воскресенье – то бишь в солодей – сплошные религиозные шоу, в понедельник – время, специально отведенное для митингов протеста, критических выступлений в адрес власти. Только один день – вторник – выделен по Конституции для того, чтобы Претория и все ее многочисленные спецслужбы проводили свои активные мероприятия. А что делать? Такова современная гуманистическая демократия с ее балансом прав и интересов самых различных категорий граждан. И то хорошо, что хоть из уважения к Марсу и Минерве оставили день для силовых акций. Вот и получается: шесть дней думаешь, разгадываешь, планируешь и терпеливо ждешь вторника – а во вторник: «сундук» в когти – и вперед реализовывать задуманное…
Вот и милый, милый дом. Тихий дворик в колодце четырех сорокаэтажных десятиподъездных зданий, такой знакомый с детства. Здесь совсем карапузиками, под присмотром робонянечек копошились в базальтовой песочнице, строили вавилонские башенки и зиккуратики для пупсиков. Потом играли в Дядюшку Скруджа и его племянников, чуть постарше – в трансформеров-убийц, еще постарше – разбивались на северян и южан, причем все хотели быть Линкольном, а генералом Ли никто быть не хотел, и квестору приходилось брать на себя эту гадкую роль.