«Здравствуй, смелый десятник, — зашептал он мне по-гречески. — Я знаю, что твое благородное сердце стеснено сомнением. Я ненавижу вас, греков, но прошу у тебя помощи. Чурила предал меня. Он намерен устроить показательную казнь надо мною, чтобы славяне еще больше возлюбили его под именем наследника Зверки. Между тем, это я помог ему завоевать народную любовь».
«Помнишь, — шептал он, — прошлой ночью унгунны почти разбили греков? Когда последний бунчук угадаев уже двигался на развалины Глыбозера, — помнишь, что спасло вас от смерти? Внезапно появились лодьи, и выскочили люди, без труда прикончившие изможденных витязей Кумбала. Это были лодьи Чурилы. И ярыги его — только наполовину обманутые славяне, а на другую половину — молодые жрецы, переодетые в славянские одежды. А знаешь, почему угадаев удалось победить так легко? Только потому, что они были растеряны и поражены — видя, что их повелитель предал их и принес в жертву своим хитрым замыслам».
«А разве не я помог Чуриле замыслить все это? — продолжал коварный карла. — Мы придумали эту хитрость втроем: я, Куруяд и мой ученик Йесиль. Задача Куруяда проста: он ведет на ниточке болвана — Чурилиного двойника, которого мы повсюду выдаем за настоящего полубога. Я взялся подготовить проход войска Кумбала на Русь и разыграть героическую битву, которая принесет славу настоящему Чуриле — Зверке. Молодой Йесиль подрядился помогать мне, для чего и притворился греческим князем. Одаренный ученик сумел не только перехватить у наших врагов златую цепь перехожих калик и волшебный меч Константина. Йесиль ухитрился завладеть страшными камнеметами алыберского царя! Притворяясь греческим князем Геуроном, Йесиль уже несколько дней успешно помогал мне. С его участием мы подготовили и разыграли „великую“ битву при Медовой».
«Именно Йесиль, то бишь Вещий Лисей, способствовал шумному проходу армии Кумбала по славянским землям, — шептал мне на ухо хитрый горбун. — Йесиль ослабил границы Залесья, обезглавил княжество Опорьевское. Он без боя сдал Чуриле богатую деревню Санду. Он ловко сократил численность греческого войска — как ты думаешь, настоящий Геурон решился бы на такие потери среди греков? А у Йесиля-Здомаха была ясная задача: бросать вас в самую мясорубку, чтобы как можно меньше крещеных всадников дожило до конца седмицы».
«Не правда ли, ловко замыслено? — продолжал уродливый старый злодей. — А дальше все будет еще проще: Зверко-Чурила подстроит гибель царя Леванида и тупого атамана Стыри, чтобы стать единственным любимцем славянских толп. И тогда он войдет во Властов как главный объединитель залесского славянства в борьбе с восточной угрозой. Как только он войдет во Властов и провозгласит себя новым князем Властовским, Чурила соберет огромную армию и двинет ее против „восточных захватчиков“. Мы устроим новую показательную битву, и „захватчики“, разумеется, убегут с поля брани. А после сражения выяснится, что восточных захватчиков, оказывается, натравили на Залесскую Русь подлые южане-престольцы. И мы пойдем на Престол! Северный Властов против южного Престола, великая и долгожданная русская крамола! К осени Чурила-Зверко будет властвовать на Престоле великим князем…»
Я слушал молча, чувствуя, как огонь злобы разгорается под ребрами А колдун не смолкал ни на мгновение. «Все это придумал я, — говорил он. — Но теперь, когда я сделал свое дело, Чурила делает вид, что не узнает меня. Он намерен меня казнить. А я не хочу умирать. И поэтому я рассказал тебе правду. Я сделал это намеренно. Я знал, что твоя совесть не даст тебе успокоиться. И теперь ты пришел узнать от меня, как ты можешь освободить своего князя, настоящего Геурона. И я решил, что помогу тебе — если ты поможешь мне. Я намерен бежать от бывшего хозяина. Бежать от Чурилы за море, к чужеземным кумирам. А сейчас мы нужны друг другу. Я расскажу тебе, как выручить настоящего Геурона, а ты выручишь меня из этого каменного мешка…»
Когда колдун перестал говорить, я уже был спокоен и тверд: я уже принял мое страшное решение. «Хорошо, — сказал я горбуну. — Ты покажешь мне, где заточен мой князь Геурон. Мы освободим его — и после этого я отвезу тебя во Властов, на главную площадь. Мы соберем людей, и ты расскажешь народу все то, что поведал сегодня мне одному. Пусть узнают славяне и греки, пусть Залесье ужаснется коварству подлого Йесиля. И тогда мой истинный князь Геурон вернет себе престол в Вышграде».
И я помню, как радостно расхохотался горбун. Он сказал мне: «Я готов». «Мне нечего терять, — сказал он. — Чурила предал меня, теперь надо спасать наши шкуры. Надо бежать».
Я ничего не ответил ему. Я думал, как совершить этот побег. Я с горечью понимал, что бедный Сергиос — преданный и честный воин, он никогда бы не поверил, что нашего князя подменили… И вдруг, размышляя, я услышал голос колдуна: «Невозможно высосать яйцо, не прокусив скорлупы».
Это все, что сказал Плескун. Сейчас я в ужасе недоумеваю, почему эти слова так подействовали на меня, почему они толкнули меня на убийство. Тогда, в подземелье, эти пустые слова показались мне удивительно мудрыми и верными, они наполнили мое сердце хладнокровием и жаждой действия… Для спасения моего высокого князя можно пожертвовать жизнью одного из княжеских слуг, думалось мне. Если бы Сергиос знал, что поневоле мешает освобождению подлинного князя Геурона, он бы отдал ее сам, не задумываясь…
Сначала я убил Кожаного. Он едва начал подниматься с лавки, когда получил удар в живот. Рука моя не дрогнула, в тот миг мне думалось, что я убиваю грязного разбойника, преступника, урода.
Оставалось самое сложное: устранить с моей дороги Сергиоса. Я понимал, что внезапный выпад мечом — единственный способ: Сергиоса невозможно оглушить, даже раненый, он вполне мог одержать верх надо мною. Однако я не мог встретить Сергиоса с обнаженным мечом в тот миг, когда он откроет мне дверь темницы заметив клинок, Сергиос почуял бы неладное и по крайней мере насторожился бы. Поэтому я решил не обнажать меча заранее, надеясь сделать это в темном коридоре. И постучал в дверь.
Я забыл упомянуть, что Плескун посоветовал оттащить тело Кожаного в угол камеры, дабы несчастный Сергиос не заметил его с порога, когда откроет мне дверь. Действительно, в полумраке Сергиос не заметил кровавых полос на полу. Заглянув в камеру, Сергиос увидел Плескуна no-прежнему связанного и на цепи. Он выпустил меня и закрыл дверь на ключ. Я хотел было обнажить меч за его спиной, пока он возится с замком — но Сергиос повернулся ко мне боком: видимо, из вежливости он не хотел стоять спиной к своему начальнику. Заперев дверь, он пригласил меня подняться первым по лестнице. Я начал подниматься быстро, чтобы несколько оторваться от Сергиоса — таким образом, у меня было несколько мгновений, чтобы, завернув за угол лестничного хода, обнажить меч и развернуться лицом к поднимающемуся снизу Сергиосу. К несчастью для Сергиоса, кольчуга его, сильно изрубленная в битве при Медовой, не спасла от моего внезапного удара. Он успел только удивленно вздохнуть — и упал на спину, тело его покатилось по ступеням. Смерть Сергиоса не только не отрезвила меня; напротив, внезапно я почувствовал прилив непонятной силы. Я быстро спустился вниз, отпер дверь, взял меч Кожаного и начал рубить цепь, приковывавшую Плескуна к стене.