Древнерусская игра. Украшения строптивых - читать онлайн книгу. Автор: Арсений Миронов cтр.№ 136

— Эгей, постойте-погодите! — зазвенел от кораблей встревоженный серебряный голосок, взбешенная Рута пробежала по сходням, спрыгнула на песок. — Куда вы? Без меня?! Братец, так нечестно!

Ну вот: все в сборе, будто специально. Теперь все просто: взять весло, шагнуть в лодку. Грести часто и тихо, чтобы не заметила ватага. Никогда больше не слышать этого визга и посвиста…

— Давай, поехали. Выкидывай швои черные книжонки да порошки вонючия. Перштень в воду, Данилка. Хорош ерундой штрадать, берикось веслище!

Данила вздрогнул. Спиной почувствовал жар от пылающей мельницы: огненные отсветы красного колеса мотаются по темному песку, как цветомузыка на сцене небывалого шоу.

И вспомнил Данила, что не может взять весло. В кулаке его по-прежнему сжата рукоять обломанного меча.

— Куда вы плывете? — грустно усмехнулся он. — Потык мертв.

Слышно, как заплакала Бустя — засопела, вжимаясь курносой мордочкой в теплый тряпичный сверток. И косолапый Потап недобро заурчал, принюхиваясь к ветру, приглядываясь к неподвижной фигуре самозваного наследника на берегу.

— Потык еще жив, Данилка, — вздохнул Посух, напяливая шляпу на блестящую плешь. — Жаль, что ты поверил дурным новостям да лукавым вестникам. Ну… мы пошли. А ты… догоняй опосля, коли хочешь. Только берегись: княжья тесьма в волосах — что змеищща. Выпутать ее сложнее, чем когану личину с рожи содрать. Бывай, гумноед. Даст Бог, повидаемся ишшо.

Он вздохнул и, сгорбившись, пошлепал лаптями к воде.

— Братец, любименький… А может быть, Потык… и правда не умер, а? Ах, если бы проверить… — зашептала Рута, прижимаясь щекой к братнину плечу.

— Отправляйся, если хочешь. — Данила отвернулся, чтобы звонкие рыжие волосы не кололи в лицо. — Плыви в Калин и проверяй.

— Правда можно? Ты не будешь скучать?! — оживилась полоумная княжна, чуть в ладоши не хлопает: — Я быстренько-пребыстренько. В Калин и сразу назад. Даже соскучиться не успеешь!

— Валяй, — кивнул Данька, опуская голову, чтобы спрятать взгляд.

— Братец… — Рута вздохнула, в замешательстве поправила каленую медную прядь над ушком… Быстро положила белые пальчики Даньке на грудь. — Ты загрустил, да? Скучный-прескучный…

— Все в порядке. — Он поднял спокойное лицо. — Можешь ехать в Калин. Только… сделай одолжение: исполни мою последнюю просьбу. Я просил тебя выпутать ржавчину из волос…

— Я не могу. — Рута жалобно подняла брови. — Это не ржавчина, а кольчужинки князя Лисея… Он мне подарил. Я должна их хранить в разлуке, это моя свадебная кольчуга. Чтобы все видели и знали: я обручена.

Увидев странную улыбку брата, она испуганно смолкла. Даже голову втянула в плечи — умоляюще заглядывает в глаза:

— Я же говорила тебе, миленький братец! Говорила, что беру его кольчужинки! Еще в Жиробреге, на пристани, помнишь? Говорила-говорила, честно. Ты не стал запрещать…

— Я не могу тебе запрещать.

— Можешь-можешь, ты же мой братец. Но я тебя спрашивала, а ты не ругался! Разве ты злишься? Разве ты не любишь князя Лисея?

— Я обожаю князя Лисея, — простонал Данила. — Уезжай. Давай, быстро. В Калин. Не хочу тебя видеть.

Разумеется, она восприняла это как шутку.

— Только не скучай без меня! — весело погрозила пальчиком. — Веди себя хорошо. Берегись этой мерзкой снежной бабы в штанах! Договорились? Будь хороший мальчик, братец! А я скоренько вернусь. Только спасу Потыка, и сразу…

— Рута, — быстро сказал Данька.

— Что, братец?

— Останься.

Вверх по ночной Влаге от Висохолма до большого Жиробрега плыть не менее шести часов. Если отправляться в полночь — даже имея таких опытных руслоходов, как Хлестаный, Черепанко и братья Плешиватые, — ни за что не успеть до рассвета. Однако… высыпав в загудевшую воду полмешка сушеной петрушки (все, что было найдено в сумках у двадцати побитых волхвов Чурилы), Зверко сумел договориться с русалицами так: в Жиробреге караван должен быть не позже половины третьего.

Поначалу водяная гниль закапризничала: привыкли, твари, к щедрым подачками из Данькиных рук. Потребовали целый мешок зелья. Их можно понять: тащить корабли придется навстречу течению… Никак не хотели понять, что больше петрушки попросту нет. К счастью, неожиданную помощь оказал однорукий почтальон Пустельга: заметив, как Данила бьется над черной водой, разбрасывая траву словно тщательный сеятель, израненный вестник тяжело подковылял ближе:

— Позволь, княжич… я поговорю с ними.

Данька удивился — но, подумав, кивнул телохранителям. Пустельга тряхнул грязноватым хвостом русых волос, молча зашел в воду по пояс, похлопал черное зеркало ладонью единственной руки, будто любимого жеребчика. Опустил в воду согнутый мизинец, как мирящийся ребенок в детском саду. Невесть как — сработало; русалки согласились на полмешка. Данила обрадовался. По правде говоря, петрушки было почти ровно мешок, но надо сохранить ценного зелья впрок — ведь за Жиробрегом придется повернуть с Влаги на Рдянку: новая река, а значит — новые русалки, новый договор…

— Откуда знаешь чародейство? — спросил наследник, внимательно разглядывая вестника Пустельгу. Особенно руки и глаза. Пальцы на уцелевшей правой руке были длинные и тонкие, как у музыканта. А глаза Пустельги и вовсе не понравились Даньке. Слишком неглупые.

«Я знаю вовсе не много, — отвечал почтальон. — Раньше служил у волхвов в полуденных землях, кое-что помню». — «Может быть, ты помнишь, как читать чернокниги?» — Данила спросил просто так; у него скопилась целая корзина пергаментных свитков, конфискованных в рогатой пагоде незадолго до ее разрушения. «Не пробовал, но очень хочу поглядеть», — быстро ответил Пустельга. Данька приказал принести корзину — и подивился, с какой жадностью пословный человечек набросился на чтение. Бережно разбирая влажные гниловатые пергамента, заляпанные подозрительными пятнами, он едва не трясся от любопытства. Ватага грузилась на суда, до отправления оставалось четверть часа, и Данила присел рядом на ременчатый стульчик: «Расскажи, что там пишут». — «Пишут много, княжич, почти все о колдовстве. Эта книга зовется „Волховник“, наука обозленной травы. Вот это — „Чаровница“, но не вся — только первая главка. А здесь, в свитках, — „Вранограй“, искусство повелевания железными птицами…» — «Как любопытно. — Данька покосился на пергамент и с удивлением разглядел… корявые строчки прописной латыни! — На каком языке написаны эти книги?» — «Почти все по-ледянски, княжич».

Странно… Жрецы Чурилы приходят с востока, а книги у них — западные, латинские, подумал Данила, взвешивая на ладони толстый сверток иссохшей телячьей кожи с размашистой надписью в начале текста, крупными буквами: «Auguri ludi. Opus magnum. Curujadus facit».

— Что здесь написано, Пустельга?

— Написано… удивительные слова, княжич. Будто бы эту книгу об искусстве изготовления железных птиц, приемах их натаски и использования в бою написал… человек по имени Куруяд. Признаться, я слыхал о «Вранограе» прежде, но не догадывался, чья здесь рука…