И он отпрянул, в ужасе — взвился на ноги, отдергивая руки от ее тела, будто от чаши с закипевшим ядом! Вяло запрокинув голову, баба медленно соскользнула на землю — и тут же метнулся вперед усатый лучник, припадая на одно колено и рывком, на ходу растягивая лук! «Бей!» — успевает выкрикнуть толстый Разбита, но стрела от волнения пляшет в пальцах — сбоку обезумевший Середа вскакивает к упавшей женщине. «Да бей же его!!!» — уже не кричит, а стонет Разбита: вот он, безоружный и голый крамольник Данька, в трех шагах — только тетиву сорвать!
Но слишком поздно — Данила уже в седле. Совсем как в юности, у деда в деревне: с лету охватил вороного жеребка за шею, властно прижал босыми пятками горячий пах… и конь словно обрадовался молодому и веселому всаднику, с места сиганул через полосы грядок, через поваленного Разбиту — хопа! хопа! хоп — замелькали, разгоняясь резкими толчками, страшные стальные копыта! Уже не поймать стрелой: разрывая грязь в летучие комья, через малинник и прочь — к лесу!
Ну-ну, не горячись — Данила ласково придержал вороного зверя, когда сарайчик Середы скрылся за густым лесистым островом… Нащупал наконец стремя и привстал на стременах, потирая отбитую с непривычки задницу. Ты, брат, силен бегать! — задница побаливала; Данила подергал под собой широкое разбитое седло, иссеченное трещинами и царапинами: и как они удерживаются на таком седалище… Я-то еще налегке, без доспеха! Данила сплюнул: кольчуга и оружие остались в избушке Середы — в качестве трофеев десятнику Разбито. Повернуть, что ли, обратно на пепелище — залезть в подземелье и набрать в дорогу серебра и оружия, а потом — прочь из этих мест, от полоумного Разбиты… Он потянул узду — жеребок закрутился на месте, заплясал и зафыркал — а Данила завертел головой вокруг, принюхиваясь к летучему ветру… вроде дымком потянуло?
— Ну конечно… вы не заставили себя ждать! — Данила кратко выругался вслух, когда позади замелькали меж деревьев яркие искорки солнечных бликов на шлемах — десятниковы воины спешили за ним в погоню. Сейчас опять начнутся стрелы и прочие колючие игры со смертью — он поспешно разворошил рукой пыльную гору заскорузлого тряпья, притороченного сзади к седлу: какие-то котомки и торбы, мотки веревки… Данила радостно рассмеялся: из вороха вдруг вывернулась наружу и тут же заблестела на солнце тонкая медная грань — небольшой всаднический щит, деревянный диск с заплатами желтого металла. Ты появился весьма кстати, парень! — крупное запястье туго протиснулось в кожаные петли, и щит ловко насел на левую руку… А правая по-прежнему роется в котомках у седла: ну, мне бы хоть какой мечишко… Это что? Пальцы охватили толстую рукоять — дубина… Нет, это боевой цеп! — на конце дубины глухо брякнули звенья цепи, и выкатился зацепленный железный шар в толстых гнутых шипах, тяжко провис почти до земли… Данила в недоумении покачал им в воздухе, как гирькой на веревке, — это как же он действует?
Времени на упражнения оставалось все меньше — летучие фигурки всадников высыпали из-за лесного мыса на склон холма. Лучников было трое: они очень спешили, непрестанно нахлестывая лошадей и смешно дергаясь в седлах — передний уже совсем близко, часто и цепко поглядывает на Данилу, а лук болтается за спиной, ждет своего часа. Данила выпростал наперед щит, прижался подбородком к теплой деревянной кромке, нахмурился и тронул жеребка навстречу налетавшим неприятелям. Жеребок тоже словно посерьезнел, уважительно покосился на хозяйскую десницу со свисавшим долу веским шиповатым шаром на цепи — не спеша вышагнул поперек лесной тропинки и нагнул гривастую голову: ну-ну, братва, налетай по одному.
«У-у-уххаа-аа!» — протяжно и жутко завизжал передний всадник, с лету накатываясь на Данилу: глаза вытаращены, усатая морда перекошена в крике, в одной руке — кнут, в другой — длинная страшноватая секира! Вот — уже настиг злодея Даньку, не остановить теперь: перерубит-перетопчет вмиг… «Давай-давай, иди сюда…» — неслышно пробубнил себе под нос напряженный Данила, отводя на размах правую руку… Он и сам испугался как будто — и крика, и бешеного напора, — но рука уже сама потянулась, тяжело разгоняясь, вперед — раскатывая, ускоряя по воздуху шипастый шар навстречу всаднику… Пригибаясь в седле, укрываясь щитом от вражеской секиры, Данила уже не мог остановить правой руки — а она словно с цепи сорвалась: Данила вдруг ужаснулся, какой убийственной тяжестью налился страшно раскрученный шар, клубок вертящихся игл! И Данила понял, что произойдет с несчастным лучником через дробный осколок мгновения — и даже зажмуриться успел, чтобы не видеть безумного, кровавого удара по усатой голове в шлеме.
Когда он открыл глаза, шар уже докручивался справа налево по орбите своей вязкой инерции — замедляясь и теряя силы. А всадника не было впереди… он исчез! Отпрыгнул, проскочил под рукой? Данила захотел обернуться — но вдруг задохнулся! Все мысли и догадки разом выхлестнуло прочь из головы жаркой волной боли: сухо и нарывисто прошелся по Данькиной спине чей-то ловкий кнут! Это лучник на подвижной лошадке вынырнул у Данилы за спиной, махнул рукой — и разом распорол рубаху на широкой спине крамольника, оставляя темную кровавую полосу… Тут же бросил коня вбок, уходя, ускользая от мстительного удара цепом.
Данила сумел удержать толстый цеп в руке, дернулся и раздавил в себе горячую судорогу боли — оскалившись, рванул коня, заворачивая лошадиную голову назад: скорей-скорей, сейчас достанем усатую сволочь! Но — слишком медленно крутится конь под Данилой, и томительно долго разгоняется рука с убийственным шаром: верткий лучник пляшет вокруг, будто издевается — даже секирой не бьет, лупит кнутом… Р-раз! — Данила содрогнулся в седле и, наверное, почти вскрикнул — второй удар прижег спину еще больнее: нет, так нельзя! не выдержу! — суетливо заклокотало в голове, неприятно задергало: забьют до смерти кнутами… Не пожалеют Даньку-кузнеца: крамольник! беременной бабой прикрывался! чужую жинку прилюдно целовал…
Постой же — я тебя достану! — жеребок вдруг поднапрягся, вертанул худым крупом — и вынес Данилу прямо на удар, наперерез усатой твари с кнутом… Ну — теперь не жди пощады: тронулась, сорвалась в железный наворот Данькина десница с цепом… Но — неожиданно, как коленом под дых, откуда-то слева, из-за границы зрения — жестоким пеклом в грудь, в лицо, опаляя кожу! Это второй лучник наскочил на Данилу — весело и с оттяжкой приложил концом кнута прямо в голову… И осекся страшный удар цепа — выронив оружие, Данила качнулся головой в кипящий омут, теряя глазами быструю чехарду теней вокруг… уже почти поплыл, завалился в седле…
— Ха-ха! — весело рассмеялся всадник, занося руку для нового удара. «Ха. Ха», — гулко отозвалось в голове Данилы, и он почему-то очнулся. Вороной жеребок из последних сил шарахнулся вбок, уходя из-под кнута — уже не Данилу, а себя спасая от свежего приступа боли. И Данька с неожиданной ловкостью дернул локтем, прикрывая щитом онемевшие ребра — хоп! поймал, погасил деревянным диском горячую, хлесткую молнию, просквозившую воздух. Невидимая змея с силой ударила в прогнувшийся щит — разогнавшись, пролетел мимо неприятельский конь с дико хохочущим лучником на спине… Уловив легкий миг внезапной передышки — всадники, как истребители, широко разошлись по склону холма, разворачиваясь для нового захода на цель, — Данила рывком погрузил руку в седельную сумку и вмиг нащупал среди гвоздей и подков что-то маленькое и безумно острое… жадно впившееся лезвием в ладонь!