— Бывают узники, которых не рискуют держать по месту приговора. Боятся бунтов в тюрьмах и в городах.
— Бона оно как… — Старик, взяв футляр в руки, с нескрываемым любопытством рассматривал его.
— Отец, я пойду прилягу, — поднялся Само, опираясь руками о стол. — Что-то мне нехорошо.
— Понимаю, паря. Иди отдыхай: силы тебе пригодятся, — напутствовал гостя Калина.
Когда вор наконец задремал, старец придвинул к себе его миску с недоеденной говядиной. Вылив остывший бульон прямо на усыпанный соломой дощатый пол, он поставил блюдо перед собой, внимательно вглядываясь в обглоданную лопатку с кусочками мяса. Всматриваясь, старый ведун то улыбался, то хмурил лоб. Вскоре он взял отпускное письмо и положил его около тарелки, а с другой стороны футляр покойного Черепа. Возложив на них руки, он по новой уставился на кость.
Немного позже уставший Калина вышел на улицу. Сев на траву, он откинулся на локти, любуясь закатом. Солнце клонилось к далекому горизонту, разрешая Старшей Сестре выйти на еженощную прогулку. Легкий ветерок, обдувая морщинистый лик, шевелил седые волосы.
Калина усмехнулся и подставил лицо уходящему светилу.
— Ну что, Вига, дашь еще немного старику, а? — Он вытянулся во весь рост на траве, разбросав руки в стороны. — Знаешь, действительно интересно, так ли это все закончится или я наконец ошибся.
Когда увалень тролль, снося все на своем пути ринулся прочь из лагеря, Яра решил, что пора и самому уходить отсюда. Каким-то шестым чувством, не раз выручавшим его, молодой человек понял, что промедление смерти подобно.
Освободив себя от неумело, но крепко затянутых узлов, он перерезал веревки первого же попавшегося орка и, подхватив с земли свой Акай-ан-Лагу
[15]
, кинулся прочь от этого места.
Спустившись со скал и миновав поносящего кого-то человека, Яра припустился на север, в сторону лагеря Лесного Камня.
В надвигающихся сумерках двигаться становилось все труднее, и уже который раз Регард де Ходер мысленно позавидовал нелюдям — оркам и эльфам, прекрасно видящим в темноте.
Облюбовав для ночлега более-менее подходящий кустарник, Яра забился подальше под ветки и, плотно завернувшись в плащ, прислушался к засыпающему лесу: было тихо, спокойно, никаких подозрительных, несвойственных ночи шорохов и звуков. Удовлетворенно кивнув, словно соглашаясь с самим собой, человек завернулся еще плотнее, чувствуя, как железо ножен прижимается к боку.
Это была не первая ночь, проведенная в одиночестве, прямо на траве, среди молчаливых деревьев. Прикрыв глаза, де Ходер мысленно перенесся на полдня назад.
«Сегодня, мой король, вы соизволили допустить ошибку. И не вздумайте искать себе оправданий. Виноваты только вы и более никто. Не стоило доводить этого тролля до бешенства, как не стоило с пренебрежением относиться к рассказам о его похождениях в Голубых Горах и под стенами Уилтавана. Как, впрочем, и о том, что он совершил на территории вашего королевства. Надо было расспрашивать не его, а наемника, уже сломленного пленом и болью. Но что сделано, то сделано.
И что же получается в итоге? Из рассказов орков их отряд состоит из десяти, максимум двенадцати человек. Выходит, моя сводная сестричка оказалась умнее и предусмотрительней, чем мы могли предположить. Скорей всего, я бы так же поступил на ее месте: оставил бы основной обоз в какой-нибудь всеми забытой деревушке, а сам немногочисленным, но более мобильным и опытным отрядом, проникнув в Уилтаван, сделал бы все свои дела, а уже потом, усилив отряд за счет наемников, продвигался к оставленному послу. Или даже шел прямо на столицу. Сейчас для них главное доставить документы, согласовывающие действия армий Вильсхолла и Бревтона. А ведь если такое случится и Винетта сумеет разгромить силы оппозиции, то «вашим величеством» никто больше никогда вас не назовет.
Допустим, этот наемник, и тролль из числа так называемых послов. Сейчас, верно, они уже соединились со своими и держат путь дальше. Куда?»
Яра мысленно представил себе карту, и следующая мысль настолько обрадовала его, что он едва не вскочил, дабы как можно скорее отправиться к лагерю ждущих его орков.
«Болота! Начинаются сплошные болота! Им нужно будет или сворачивать на юг, во владения Алассии, что граничит с самоубийством, или продвигаться на север вдоль Келебсира, а потом, в зависимости от того, каковы их дальнейшие планы, либо выходить на Западную дорогу, либо дальше, к горам Халлатетра. Допустим, несмотря ни на что, я сумею убедить послов идти до самых гор. Тогда я им не завидую! Идти по пустынной местности, рискуя быть подвергнутым нападению горных троллей! А ведь там перевес будет на моей стороне. Остался только один вопрос. Как вынудить послов пойти на север? Как? И еще раз как?»
Усталость брала свое, и уже в полудреме в голове Регарда родилась очень заманчивая идея.
Ранней холодной весной 9239 года от создания миров в пригороде Вильсхолла в своем родовом поместье собственной смертью умирал старый король Гиер Десятый Неумолимый.
У ложа умирающего не было ни лекаря, ни священника. Только сын и один из близких слуг были там. Подглядывающие придворные так и не расслышали, что говорил отходивший Гиер. Видели только, как старый король шептал что-то близким своим, не то исповедуясь, не то прося о последнем желании.
Ближе к полуночи предстал Неумолимый пред Создателем. За час до кончины преданный слуга вышел из спальни с обеспокоенным бледным лицом и, удалясь в отведенную комнату, не вышел оттуда, даже извещенный о смерти сюзерена.
Шептались приближенные, и раз за разом в освещенных высокими свечами залах то тут, то там раздавалось зловещее: «предсказание», «проклятие», «судьба»…
В прощальное утро шел снег с дождем, и погребальный костер не желал заниматься. Только с шестого раза тело умершего было предано священному огню.
На глазах у тысяч собравшихся горожан языки пламени обняли намокшее тело. И случилось невиданное! Вылетели драгоценные камни из панциря парадного нагрудника. Стал он багровым, словно кровь, и черным, как зола, раздуваясь набухающим тестом. В мгновение ока грязный дым с печальным воем брошенного пса закрутился над внимавшей толпой, скрывая тело короля от глаз людских. И показалось, что камни вымощенной площади вздрогнули под ногами, когда в столпившихся вокруг людей полетели горящие дрова, куски плоти и железа.
Разогнал восточный ветер дым над разбросанным кострищем, и отступил зароптавший народ, передавая друг другу подробности устрашающего знамения…
С тяжелым сердцем молодой Гиер водрузил корону Вильсхолла на свое чело. Не давали покоя последние слова отца и знак Небес.