– И что там? – я схватился за скулу и обнаружил, что кожа Элсирики огрубела, а сквозь нее пробивается щетина.
И платье мне становилось все теснее. Я опасался, что при неосторожном движении лопнет последняя застежка на спине. Похоже, мой облик менялся к изначальному значительно быстрее, чем я мог того пожелать. И если изменения будут происходить дальше с такой же скоростью, то перед графом Пико через несколько минут вместо Элсирики предстанет маг Блатомир в разорванном на куски женском платье, волосатой грудью и поцелуями господина Конфуза, еще не высохшими на губах.
– Все в порядке с лицом. Это вам кажется, милый мой. Свет от волшебной сферы падает неровно, и мерещатся всякие чудеса. Пойдемте дальше. Далеко отсюда до усыпальницы Поризов?
– Она в самом конце подземелья, за дверью. А дверь та открывается с огромным трудом – видите ли, притолока покосилась, и петли заржавели. Мои слуги приложили много стараний прошлый раз, чтобы отворить ее. А сейчас я не уверен, что мы справимся с тяжелой створкой вдвоем.
– Мы попробуем, дорогой граф. Не забывайте, что в распоряжении Элсирики есть кое-какая магия. Так что смелее, – я зашагал дальше, оглядывая могильные плиты, из любопытства почитывая высеченные на них надписи.
Когда я остановился у одной из последних гробниц в этом зале, привлекавшей внимание глубокими трещинами и рыжими потеками на камне, похожими на кровь, илиец прочитал надпись за меня:
– Маенез Шмак.
– Чего «майонез шмак»? – переспросил я, счищая носком сапога сор с плиты.
– Как же вы не знаете? Маенез Шмак – повар, который совратил герцогиню Липаонику. Из-за их любовной связи и случилась эта историческая склока. Сур Пориз, узнав, что супруга изменяет ему самым развратным образом с поваришкой, совсем лишился рассудка. Для начала сварил Шмака вместе с кашей в котле. Случившееся блюдо подсунул Липаонике. И она, несчастная, кушала, ни о чем не подозревая, пока ложечкой среди распаренной крупы не расковыряла мутный глаз возлюбленного.
– Глаз возлюбленного? – рассмеялся я.
– Да, глаз. Видимо он, от долгого пребывания в кипятке выскочил из головы бедняги-Шмака. Лежал перед Липаоникой тусклый и мертвый, и не было в нем даже искры воспоминаний об ушедших счастливых ночах. Тут же погибла и Липаоника. Злые языки говорят, что герцог Сур убил ее, расчленив кухонным ножиком на разделочной доске, приговаривая: «моя курочка, теперь я твой повар – плов из тебя приготовлю». Но это все не правда: на самом деле герцогиня подавилась рвотными массами, при виде такого безобразия в собственной тарелке.
– Какое вранье! – раздался сердитый женский голос.
Мы с Конфузом одновременно встрепенулись и увидели полупрозрачную женщину в разодранном платье, края которого были влажными от крови.
– Не рвало меня ни разу. Хотя, признаюсь, видеть в тарелке глаз Шмака было очень неприятно, – сообщила госпожа-призрак, зависнув в полуметре над землей.
– О, герцогиня Липаоника! – догадался я, с восхищением рассматривая илийку: тонкую, бледненькую, с копной светло-русых волос и томным взглядом. Пожалуй, смерть только добавила ей очарования: тело молодой распутницы стало похожим на теплый воск, и, проступая сквозь невесомое платье, влекло несносно.
– Мой поклон, душа моя! – приветствовал я, приблизившись к ней.
Конфуз отчего-то не оценил красоты герцогини и, прижав сумку к груди, попятился назад по проходу.
– Очень рада вам! – отозвалась Липаоника, скользнув между мной и господином Пико. – Слов нет! Надеюсь, мы проведем веселенькую ночку! Только прошу, не шумите над могилой Маенеза. Не допусти Вирг, очнется он! Как мне надоел этот жирный боров за последние сотни лет! От него только сцены ревности и грохот кухонной утварью.
– Извините, мы никого не собирались беспокоить. Извините, – не прекращая нервно раскланиваться, Конфуз пятился маленькими шажками к дальней арке, и я забеспокоился, что он сейчас повернется и даст деру.
Бегство Пико было бы очень не к стати. У меня не имелось ни капли уверенности, что Липаоника поможет мне найти саркофаг своего деспотичного супруга, тем более что она поможет отворить дверь, которая со слов Конфуза была не слишком податлива. И потом, я опасался, что без Пико у меня может возникнуть куча других проблем уже на территории замка. Отрезая ему пути к отступлению, я быстренько занял средину прохода и взял посох наперевес.
– Куда же вы, мои милые мужчины?! – вскрикнула Липаоника, заподозрив, что мы не принимаем ее предложение «провести веселенькую ночку».
В это время над потрескавшейся плитой могилы Маенеза Шмака возникло синеватое сияние, незамедлительно обратившееся в одноглазого толстяка, одетого в белую замусоленную рубаху. В левой руке он держал медный черпак, в правой – грязное полотенце, заляпанное жиром и всевозможными соусами.
– Госпожа Липаоника! – проговорил он, размахивая полотенцем и воспарив к потолку. – Любовь моя, ну почему вы так бессердечны! У меня кровь стынет, когда вы любезничаете с этими живыми! Тем более, сегодня здесь такая дурная компания. Граф Пико и маг Блатомир – что может быть омерзительнее для нашего тихого подземелья!
– Маг Блатомир?! – шуршащим шепотом вопросил Конфуз, озираясь. – Уважаемый, где вы видите мага Блатомира?! Великодушно простите, но у вас что-то со зрением.
– Со зрением?! Да, я одноглазый, милостью Сура Пориза! Да, я жалкий, сваренный в каше и одноглазый! – Маенез Шмак – а это, конечно, был он – сунул под мышку черпак и пальцем освободившейся руки поковырялся в пустой глазнице. – Только не надо, граф, низменных намеков! Я слишком много сносил оскорблений от всяких титулованных особ вроде вас! Но больше не собираюсь терпеть! Не те времена и условия не те!
– О-о! Великодушно простите! – заскулил Конфуз, старясь протиснуться между мной и могильным камнем. – У меня и в мыслях не было оскорблять вас! Я очень хорошо отношусь к привидениям. Особенно к поварам. С детства обожаю одноглазых поваров-привидений.
– Это что, такая насмешка? – Шмак свел брови и покраснел в гневе, как рак в кипятке.
Липаоника залилась смехом, похожим на звон хрусталя.
– Никакой насмешки! Истинно говорю вам! Готов поклясться на камне Греда! – простонал Пико.
– О, боги! Почему же вы, живые, так часто лжете?! – потрясая черпаком, вопросил Маенез. – Какое искушение сварить из вас луковый супчик! Этим мы сейчас же займемся. Вы первый нырнете в мой котел, маг Блатомир!
– Пальчики об меня обожжешь, мой толстенький, – ответил я, изготовив посох. Платье Рябининой разорвалось клочьями, и образ кенесийской писательницы окончательно слетел с моего расширившегося торса.
Липаоника опять рассмеялась, наполняя суровое пространство подземелья хрустальным перезвоном. Над тремя соседними с герцогиней гробницами появились синеватые облачка, – беспокойные души умерших спешили нарядиться в жиденькую плоть.
– Блатомир?! – воскликнул граф Конфуз, ставший свидетелем моих превращений. Лицо его дернулось, издав вопль ужаса, он метнулся к выходу, перепрыгивая через могильные плиты, нещадно мотая моим саквояжем.