— Я сохранил людей, Придияр Гаст, а это в создавшихся условиях самое главное.
— А ты уверен, что сохранил? — с ненавистью глянул на него Придияр. — Остготам Алатея и Сафрака здесь, на землях империи, приходится ох как несладко.
Алавива уже успел встретиться и с Алатеем, и с Сафраком, а потому отлично знал о подлостях, чинимых римскими чиновниками в отношении остготов. Но, к сожалению, и у остготов, и у вестготов не было иного выбора, как только принять условия, выдвигаемые Валентом, то есть принять христианство и присягнуть императору.
— Поступай как хочешь, рекс Алавива, а я своим богам не изменю.
— Так скажи об этом не мне, а комиту Лупициану! — побурел от гнева вестгот. — Думаю, ромеи и дня не будут терпеть тебя, древинг, на своей земле. А на нашу поддержку ты не рассчитывай, я не собираюсь воевать с императором Валентом за венедских богов.
— А за готских? — склонился к сидящему на лавке старому рексу Придияр. — Герман Амал тоже отрекся от Одина, и где он теперь?
— Я делаю это не ради власти, не ради спасения собственной жизни, а ради женщин и детей, которые гибнут под копытами гуннской орды. Степняков больше, чем нас, Придияр, и если мы сойдемся с Баламбером в открытой битве, то нам не поможет ни Один, ни Христос.
К сожалению, в словах рекса Алавивы содержалось слишком правды, чтобы от них можно было бы отмахнуться. Придияр это отлично понимал, но мириться с таким положением дел не собирался. Какая жалость, что гунны опередили Оттона и Гвидона. Если бы вестготы соединились с древингами и русколанами, то сил у них хватило бы, пожалуй, чтобы бросить вызов не только Баламберу, но и Валенту.
В шатре Придияра поджидал гость. А рекс далеко не сразу признал в бородатом человеке, поднявшемся со скамьи ему навстречу, старого знакомого.
— Магистр Фронелий, — догадался он наконец и раскинул руки для объятий.
— Возмужал, — оценил его силу римлянин. — Прямо не древинг, а медведь.
Придияр подошел к столу и наполнил кубки отличным фракийским вином. Фронелий охотно выпил и за встречу, и за здоровье рекса, после чего перевернул кубок вверх дном.
— А я ведь нашел золото, — сказал Фронелий почти шепотом. — На развалинах храма Марса, или Арея, как его называют эллины.
— Какое золото? — не сразу сообразил Придияр.
— То самое, ради которого ты рисковал в Риме головой, древинг, — усмехнулся бывший магистр. — Кстати, как поживает прекрасная Ефимия? Надеюсь, она родила тебе сына?
— Даже двоих, — с охотой отозвался Придияр.
— Римская кровь, — прицокнул языком Фронелий. — Они с тобой?
— Нет, я отправил их в Девин, к кудеснице Власте.
— Правильно сделал, — кивнул Фронелий. — Иначе, чего доброго, пришлось бы продать их в рабство, чтобы оплатить долги.
— Думай, что говоришь! — взъярился Придияр.
— Я понимаю твой гнев, рекс, — вздохнул Фронелий, — и разделяю его. Ромеи поступают с готами по-свински. А знаешь, кто придумал эту коммерцию на детских слезах? Пордака, бывший префект анноны города Рима. Ты должен его помнить.
— Жирный боров с красными глазками.
— Вот именно, — кивнул головой Фронелий. — Теперь этот боров стал нотарием. Он правая рука комита Лупициана, которого мы изрядно пощипали десять лет назад.
— А чего ты хочешь от меня?
— Мне нужно, чтобы ты взял город Маркианаполь и удержал его за собой хотя бы полдня. Думаю, этого будет достаточно, чтобы вывезти сокровища Прокопия.
— Ты в своем уме, высокородный Фронелий? — вскричал Придияр. — У меня под рукой только десять тысяч древингов, а ты предлагаешь мне воевать с самой могущественной в мире империей.
— Ты забыл о женщинах и детях, вождь, — спокойно отозвался Фронелий. — Чем ты собираешься их кормить? Тебе золото нужно больше, чем мне. И я его тебе дам. Правда, нам придется отсыпать малую толику одной даме, но это такая мелочь, о которой и говорить не стоит.
— Но ведь Валентиниан и Валент не простят древингам разорения города. И куда нам прикажешь деваться в таком случае?
— Валентиниана ты можешь не опасаться, рекс, — усмехнулся Фронелий. — Патрикий Руфин уже успел отправить его на тот свет. Что же касается Валента, то я ведь не предлагаю тебе разорять город. Устрой за его стенами небольшую заварушку. Прижми хвост комиту Лупициану и его легионерам. Их в городе не так уж много. Не более четырех тысяч человек. Ты блокируешь легионеров в казармах и возьмешь под свой контроль ворота. Остальное предоставь мне.
— Сколько там золота? — нахмурился Придияр.
— По самым скромным прикидкам — два миллиона денариев. Как ты помнишь, мы уже поделили их на пять частей. Твоя доля — триста тысяч. Этого вполне хватит, чтобы кормить твоих древингов в течение нескольких лет. Если уж вас согнали с родной земли, рекс Придияр, надо устраиваться на чужой, а это потребует больших расходов.
— Ладно, Фронелий, меня ты убедил, — вздохнул Придияр, — терять нам действительно нечего.
Нотарий Пордака терпеливо ждал. Он не стал делиться своей тайной даже с комитом Лупицианом, хотя отлично понимал, что в одиночку с Фронелием ему не справиться. Но всему свое время. Сокровища Прокопия не получится вывезти в седельной сумке. Требовалось по меньшей мере несколько десятков подвод. А такой обоз нельзя незаметно вывести из города ни днем, ни ночью. Пордака не спускал глаз с бывшего магистра пехоты, но, к сожалению, Фронелий вел рассеянный образ жизни, болтался по местным харчевням, чуть ли не каждый вечер навещал Целестину, а о золоте Прокопия даже не помышлял. Конечно, Пордака мог бы схватить Фронелия и с помощью пыток добиться от него правды. Но у него не было уверенности, что бывший магистр прибыл в Маркианаполь именно за сокровищами. Кроме того, в одиночку Пордаке с Фронелием не справиться, а найти в чужом городе людей, на которых можно положиться, практически невозможно. Значит, придется привлекать Лупициана с его костоломами. Но далеко не факт, что бравый комит, добравшись до сокровищ, поделится ими с нотарием Пордакой. Во всяком случае, сам Пордака на месте Лупициана просто устранил бы свидетелей и прибрал бы золото к рукам. Именно поэтому бывший префект анноны решил привлечь Лупициана к делу только тогда, когда будет точно знать, где лежат сокровища Прокопия. И только в том случае, если взять их в одиночку будет практически невозможно.
А тем временем во Фракию прихлынула новая волна беженцев. Теперь к остготам добавились теснимые гуннами вестготы и древинги. По прикидкам Пордаки, количество вооруженных людей в провинции превысило сорок тысяч. А под рукой у комита Лупициана имелось всего тридцать тысяч легионеров, разбросанных по разным городам и крепостям. Не говоря уже о том, что по крайней мере треть римских легионов была сформирована из тех же готов. И как эти люди поведут себя при столкновении с соплеменниками, не знал никто, включая самого Лупициана.
— Готов следует разоружить, — сказал Пордака комиту Лупициану и ректору Максиму, — иначе они могут натворить много бед.