Нас окружала большая воронка диаметром около восьми метров и в глубину не менее четырех. Посреди нее невесть откуда вырос столб земли. На его вершине мы и лежали.
Я встал, огляделся и непроизвольно присвистнул.
— Ты, — мой палец уперся в грудь поднявшегося на ноги Сефера, — дажедра Лина Инверс! Что же ты, мать твою, натворил?!
— Но ведь помогло! — радостно воскликнул он.
— А слезать как будем? — проснулся во мне изводивший всех придирками реалист.
Впрочем, думать об этом долго не пришлось: от наших телодвижений столб закачался и рухнул, похоронив нас в тучах пыли.
Прокашлявшись, с трудом выбрались из воронки. Кое-как отыскав в завалах седла и походные мешки, взвалили вещи на плечи и направились к тракту, надеясь, что лошади уже там. Так и было — едва мы вышли на дорогу, как с радостью услышали тихое ржание.
6
Тропа внезапно оборвалась. Стоя у подножия утеса, я уныло отметил, что наши ориентиры растворились, словно их и не было в помине. Где мы, куда направляться — шайтан разберет! Вблизи горы являли собой нагромождение серых камней, совершенно одинаковых по виду.
— И куда дальше?
Сефер, задумчиво изучавший скалу, неуверенно пожал плечами.
— А черт его знает, — ответил он, — здесь я ни разу не был.
Стоять на месте тоже смысла не было, и я, ведя Коня на поводу, не торопясь побрел вдоль каменистой стены, надеясь отыскать хоть какой-нибудь намек на дорогу.
— Ты вообще уверен, что люди тут раньше ходили? — незлобно проворчал я.
— Сюда же мы добрались не по воздуху! — резонно , заметил Сефер.
— Весомо! А ты никогда не видел железнодорожные пути, заканчивающиеся тупиком в глухом лесу?
— Нет, — помотал он головой. — И что это такое?
— А, — отмахнулся я, — одна из загадок человеческой глупости.
Негромко переговариваясь, мы брели, не видя не единого, даже самого узкого, прохода. Ныла спина, нагруженная порядочным мешком с запасами, который пришлось тащить, впрочем, как и Сеферу. Именно он предположил, что в горах с дровами может быть напряженка. Вот мы и навалили большие вязанки на недовольных таким обращением лошадей, лишив себя тем самым средств передвижения.
Откровенно говоря, о дровах Сефер вспомнил, когда я приказал ему сжечь книгу Лейруса, не желая больше иметь никаких дел с так называемой магией. Расставаться с подарком ему совсем не хотелось, и он выискивал различные предлоги для отмены аутодафе, но я упорно требовал уничтожения дьявольского артефакта. В конце концов он нашел отмазку: в книге совершенно случайно есть хорошее и безобидное заклинание, касающееся как раз разведения огня на пустом месте…
— Да, — как бы про себя проговорил Сефер, — сейчас бы не помешало заклинание, раздвигающее скалы.
Я игнорировал его намек.
— Пешком, — чуть погромче сказал он, — идти трудновато.
— Сефер, — огрызнулся я, — скажи спасибо, что от того урода избавились!
Он принялся с жаром доказывать, что демона приказал вызвать я. Мне оставалось только отрицать все и напоминать, что демон должен был сожрать именно его, Ссфера, а повел себя не по книжному предписанию, следовательно, моей вины в случившемся нет по определению…
Вот так, незлобно поругиваясь, мы и брели в поисках прохода… Впрочем, счастье улыбнулось нам довольно быстро: не прошло и двух часов, как я заприметил узкую, заваленную камнями тропку, уходившую в расщелину между скал.
— Сефер, ответь, ты согласен с утверждением: «Fortunafavet fatuis»? — спросил я, указывая на тропку.
— Чего?
— Просто скажи: да или нет?
— Нет, — на всякий случай ответил он.
— А на дураков мы похожи?
Сефер уклончиво пробормотал, что в себе-то он уверен полностью, а вот за других ручаться не может.
— Значит, пошли, — не стал я великодушно вдаваться в подробности.
Чтобы представить, что такое издевательство над собственной личностью, вам надо оказаться на месте.
Проклиная все и вся, мы медленно двигались между скал, преодолевая невообразимые завалы. Неоднократно приходилось разгружать лошадей, перетаскивать груз через особо тяжелые препятствия и возвращаться за взмыленными животными, чтобы заставить их двигаться дальше. В результате прошли за весь день всего ничего.
Едва завал закончился, я рухнул на землю, понимая, что при такой дороге горы мы пройдем не через один месяц.
Измученный не меньше, чем я, Сефер нашел в себе силы развести огонь и разогреть куски копченого мяса.
— Надо поесть, — заявил он, растирая ушибы на ногах.
— Пошел ты, — слабо отреагировал я.
Даже пошевелить рукой было трудно, а чтобы жевать жесткое мясо, непременно потребуется сесть, чего я и вовсе представить себе не мог.
— Подкрепиться все равно надо. Еще идти неизвестно сколько. Тащить твою издыхающую тушу мне не улыбается.
— Пошел ты, — повторил я, не собираясь шевелиться раньше, чем наступит утро.
Но запах истекающего соком копченого мяса, заполонивший крохотный клочок земли, где мы остановились, разбудил жуткий голод.
Охая и кряхтя, кое-как поднялся на ноги и добрел до костра.
— Ты садист, Сефер, — сказал я, усаживаясь.
Через пару минут все-таки решился протянуть с трудом двигавшуюся руку к пище. Горячее мясо, черный хлеб и холодное вино… Чего еще желать измученному человеку? Разве только крепкого сна!
Едва голова моя коснулась земли, как я провалился в забытье.
Сефер облил меня холодной водой, отчаявшись разбудить другими методами. Я открыл глаза и попытался вскочить на ноги…
А вот хрена!
Тело упорно не желало подчиняться. Нет, я не был парализован и при очень большом усилии мог даже пошевелить рукой. Или, допустим, ногой. А то и подергать шеей… Но каждое движение больно отдавалось в затекших мышцах, напоминая о вчерашнем.
— Знаешь, Сефер, — слабо произнес я, — пожалуй, сегодня мне не ходить. Ступай сам.
— Как это — сам?! — не понял он.
— Ну, очень просто: я останусь здесь и буду лежать весь день тихо и спокойно. А потом догоню тебя.
— Не понимаю, о чем ты… — упорствовал он.
— Объясняю, Сефер: не хочу вставать и шкандыбать по этим драным горам! Только не сегодня!
Абсолютно молча он склонился надо мной и, схватив за грудь, резко поднял… С наслаждением размяв нывшие кости, я потянулся и почувствовал себя почти человеком.
Наскоро перекусив грудинкой, погрузили дрова на лошадей и повели их по узкой стежке, постепенно уходившей вверх. Так мы и брели час за часом, стараясь не смотреть на удалявшуюся землю. Мало-помалу я стал замерзать, наконец осознав, что уже давно стряхиваю с волос снег. Сефер тоже зябко кутался в плащ, но молчал.