Мушкетер. Кто Вы, шевалье д'Артаньян? - читать онлайн книгу. Автор: Дмитрий Яшенин cтр.№ 47

Конечно, никто не спорит — жить в солидном мегаполисе, за высокими каменными стенами, гораздо козырнее, чем в маленькой, провинциальной деревушке, где даже в церковь по воскресеньям нужно ходить за много верст. В большом городе, знамо дело, и до церкви, и до трактира намного ближе, но, стоило только подумать, что по пути в одно из этих прекрасных заведений тебя запросто могут окатить сверху продуктами естественной жизнедеятельности парижской буржуазии, мгновенно приведя в состояние, менее всего подходящее и для церкви, и для трактира, как город сразу же терял медвежью долю своей привлекательности.

Разведчик нащупал под плащом рукоятку пистолета и оценивающе посмотрел на толстомясого буржуа, который размахивал своим горшком, отвечая на брань оскверненного пешехода и обещая, судя по всему, сбегать за второй ночной вазой, ежели смутьян тотчас не уберется из-под его окон. Руки так и чесались пощекотать эту мерзкую свинью чуть пониже спины горяченьким кусочком свинца, чтобы в следующий раз смотрел, куда выливает свои испражнения. Дистанция была самой что ни на есть подходящей, ракурс буржуазной задницы — почти идеальным, а ее поступок — возмутительным. Нет, не готова еще Европа к активным урбанистическим процессам, думал д'Артаньян, потихоньку вытаскивая пистолет из-под поясного ремня.

Разумеется, спору нет — Россия к подобным процессам также не готова. Но мы-то по крайней мере понимаем это и не пытаемся городить пятиэтажные избы, не разобравшись прежде, как подвести к этаким вот… небоскребам водопровод и канализационную систему! А вот когда разберемся…

Когда разберемся, вот тогда мы тоже построим у себя на Руси большой, красивый, высокий каменный город! И будет там превеликое множество церквей златоглавых да храмов величественных! А уж кабаков с трактирами и вовсе несметное количество! Шпили островерхие будут пронзать высь поднебесную, а случись оказаться в городе том речушке какой, оденем мы ее берега в гранит, и будут те набережные гораздо краше тех, что обрамляют течение Сены.

И никто в городе этом не будет вываливать друг другу на голову нечистоты мерзкие. Ну разве что только в веселую колядную неделю, да и то не натуральные, а шутейные, сымитированные из яблочного повидла!

Только, чтобы не прогадать, место нужно выбрать получше, покрасивее. Где-нибудь на юге, на высоком морском берегу, а не в болотистой речной низине, коими так обилен Север. Чтобы не пришлось после первого же серьезного наводнения по новой складывать легенду о чудесном граде Китеже, канувшем в том же направлении, что и первый. А то у нас, русских, неистребимая, просто какая-то патологическая тяга к мазохизму. Запросто ведь можем оприходовать колоссальные финансовые и человеческие ресурсы, выстроить город-сад где-нибудь между морем и болотом, а потом лет триста вздыхать, изумленно покачивая головой: чего это город наш что ни год заливает по самые края, да и сад растет какой-то чахлый, безрадостный?

Так ведь наверняка и сделаем! Знаю я нас, русских, печально вздохнул шевалье д'Артаньян, оставив пистолет в покое. Не за тем его Родина отправляла за тридевять земель, чтобы он ставил на место оборзевших буржуа…

Обиженный пешеход между тем перешел от слов к делу и, высмотрев на тротуаре плохо закрепленный, расшатанный лошадиными копытами и колесами телег булыжник, окончательно выворотил его из брусчатки несколькими ударами каблука и, нагнувшись, взял в руку. Четко просчитав дальнейшее развитие событий, оборзевший буржуа поспешил ретироваться в дом, но полностью возмездия все ж таки не избежал: булыжник взвился в воздух и, просвистев над перилами балкона, с торжествующим звоном вынес большие, нарядные, дорогущие даже с виду буржуйские стекла. Псевдогасконец мысленно зааплодировал, как делал всегда, когда видел решительные, смелые и, главное, своевременные, адекватные обстановке действия. Пешеход же, по всему видать довольный своими действиями, как выпивоха — непочатой бутылкой, опрометью ринулся прочь от злополучного дома, явно не намереваясь дожидаться, пока супротивник вернется со вторым горшком, или с собственным метким булыжником, или хуже того — с заряженным мушкетом.

Д'Артаньяну также показалось излишним дожидаться этого, и он, благоразумно свернув в соседний переулок, направился в сторону Лувра, бдительно поглядывая вверх и размышляя о том, что Европа, как ни крути, не готова еще к активным урбанистическим процессам и такие вот курьезные случаи лишь способствуют эскалации межклассовой напряженности. А если бы содержимое буржуазного горшка обрушилось на его дворянскую голову?! Хочешь не хочешь пришлось бы стрелять! А если бы на его месте оказалась какая-нибудь менее выдержанная, экспрессивная или, по-русски говоря, оголтелая личность вроде Портоса?! Да этот бы просто дом по кирпичику разметал! Если не весь квартал вообще…

Портос…

Этот человек наравне с Арамисом возбуждал любопытство разведчика. Хотя казалось, что ничего загадочного в нем нет, но сам чернокожий мушкетер, бывший, по его собственному выражению, «простым африканским пацаном, но вместе с тем чистокровным французским дворянином», являл собой тайну.

Чаще всего Портос называл сам себя «афроанжуец», намекая, что Черный континент и французская провинция Анжу в одинаковой степени его родина.

Причина же этого была такова.

Далеко-далеко от Франции, за Средиземным морем и пустыней Сахара, за дремучими джунглями и неприступными горами протекала речка Лимпопо. И жило на берегах той речки черное негритянское племя. Племя было вполне приличное и, можно даже сказать, уважаемое среди иных племен. По крайней мере, до той поры покуда не прибыли в те края французские католические миссионеры и не объяснили неграм, что живут они совершенно неправильно и жить так дальше не стоит. Ну то есть не в том смысле, что жить дальше вообще не стоит, а в том, что стоит, но не так, а иначе: по законам Христовым. И тут же, не сходя с места, принялись объяснять, в чем суть этих самых законов. Странными и необычными показались неграм законы Христовы, однако, чтобы не обижать людей, которые одолели путь до Лимпопо аж от самой Франции, решили они эти законы принять и посмотреть, что из этого выйдет. А ну как что хорошее?!

Словом, приняли они миссионеров, помогли им выстроить небольшую церквушку в живописном месте, на самом берегу Лимпопо, и стали те жить-поживать да негров в христианскую веру обращать.

Долго ли, коротко ли, а все племя стало жить по правильным законам, и миссионеры, стосковавшись по новым религиозным подвигам, вознамерились отправиться к соседнему племени. Вызвалась к ним в проводники молодая семейная пара: муж да жена. Проводили они их до соседнего племени, да только на этот раз что-то у миссионеров не сладилось: не захотело соседнее племя по новым законам жить! Стали они кричать и возмущаться: что, мол, за законы такие странные — ни тебе человека убить, ни съесть опять же его, человека! А они-то ведь, как ни крути — каннибалы. И отцы у них были — каннибалы. И деды, и прадеды, и вообще все предки до… черт знает какого колена каннибалами были. Как же, говорят, нам от законов-то отцовских отойти? Как людей кушать перестать? Никак это не возможно! И потому мы по законам вашим новым жить не станем, а вместо этого лучше возьмем сейчас да и скушаем вас! Сказано — сделано. Набросились они на миссионеров, да и скушали не только их самих, но еще и обоих провожатых — молодую семейную пару. Всего-навсего один миссионер от них и ускользнул, от смерти неминучей спасся. Примчался он обратно к хорошему, обращенному племени, велел им на время забыть про всякие там «не убий» и прочую христианскую галиматью, хватать оружие и бежать на помощь — негров-каннибалов мочить! Ну прибежали они. Ну перемочили негров-каннибалов. Да только мертвых-то, да к тому же съеденных и уже, наверное, наполовину переваренных миссионеров-то не воскресишь! Не воскресишь. Равно как не воскресишь и проводников их — молодую семейную пару. Их все особенно жалели: едва ведь поженились люди, ребеночка родили, окрестили его, как полагается по христианскому канону, а тут такая беда! Ну миссионер тот, который в живых остался, взял мальчугана-негритенка к себе в дом и стал растить его как собственного сына.