— Ступайте сразу к начальству, — шепнул Хомский. — Не разменивайтесь на второстепенное. Бабы глупы, а уж когда во власти…
Начальница отдела кадров — Лариса какая-то, Иван Павлович сразу же позабыл ее отчество, едва прочитал табличку — сама отворила им дверь, отозвавшись на вкрадчивый стук.
— Входите, садитесь, — она отвернулась, направляясь к себе за стол и не особенно заботясь идентификацией гостей. Ватников сразу же озадачился: что означало это множественное число? Знак вежливости или…
— Знак вежливости, — прошипел в ухо Хомский. — Она меня не видит. Не любит, понимаешь, овсянку…
— Здравствуйте, — сдавленно каркнул Ватников. — Тут у нас вышло недоразумение. Ваш начмед… я психиатр ваш, приходящий, меня зовут Иван Павлович… Так вот у вашего начмеда — фальшивый диплом. У него цифры и буквы те же, что у меня, я видел сам. И серия, и печать, — трясущимися руками Иван Павлович выложил на стол документ.
Глаза у Ларисы, на время лишившейся отчества, недоверчиво округлились, сливаясь с оправой круглых очков.
— У д'Арсонваля — фальшивый диплом?…
В голосе ее звучало такое удивление, что визитеры не удивились дальнейшему: не задавая вопросов, не уточняя личности незнакомца, начальница вышла и вскоре вернулась, неся с собой личное дело д'Арсонваля. Иван Павлович задохнулся от возбуждения.
— Читайте все, что успеете прочесть… — завыл Хомский.
Двигаясь очень ловко, Ватников очутился по ту сторону стола, склонился над делом, тогда как начальница послушно, как первоклассница, читала по складам титульный лист.
— Смотрите прежнее место работы, — прошипел Хомский.
Тем временем начальница сравнивала дипломы Ватникова и д'Арсонваля, не находя между ними ни малейшего сходства.
"Академия, — быстро читал Иван Павлович. — Кафедра оперативной хирургии… заведующий… согласно статье…"
Дело захлопнулось, но Ватников успел увидеть все, что хотел.
— Что за шутки? — грозно спросила осиротевшая Лариса. — Что вам здесь нужно?
Она вдруг увидела пижамные штаны, торчавшие из-под халата Ватникова. Иван Павлович надул щеки и вытаращил глаза. Он чуть приподнял трость, и начальница в ужасе вжалась в кресло.
— Накладочка, недоразумение — а я гляжу, что буковки похожие вроде — а, бэ, вэ, глагол и добро, ибо какие у нас права? Лежим тут и ждем, пока отнимут квартиру и пустят на органы…
Он понес дикую околесицу, медленно отступая к дверям. Лариса Батьковна взялась за телефонную трубку; Ватников и без того знал, что их с Хомским карты раскрыты, а перчатки брошены. Они уходили, наверное зная, что ни одно убежище не будет теперь для них достаточно надежным.
Кадровичка следила за их уходом не бешеным — потрясенным взглядом.
Начмеду будет доложено через секунду, и д'Арсонваль, покамест не особенно потревоженный, почувствует жаркое дыхание в свою спортивную спину. Он подпрыгнет, будто ужаленный аспидом в пяту, либо как укушенный в зад своей же мерзкой собакой. Ватников, которого он опрометчиво прочил себе в союзники, отныне сделается опасным врагом, и всех придется зачищать, и в главном деле торопиться тоже.
— Нам предстоит еще один визит, — шепнул Хомский на ухо Ивану Павловичу. — Не столь уж и обязательный, но желательный. Хвала Создателю — пока вас еще выпускают отсюда…
Ватников шагал рядом с ним, сердце его бешено колотилось, трость была выставлена и вертелась пропеллером. Он хвалил Создателя, но не был уверен, что Тот изготовил все правильно и без изъяна, в том числе Хомского.
Едва он дошел до палаты, как обозначились перемены. Секундой позже явился Миша: он нес при себе стойку для капельницы; за ним поспешала Лена, которая несла две большие прозрачные банки.
— Что это? — слабо спросил Ватников, садясь на постель.
— Начальство распорядилось прокапать вас. Плохо лечим, долго держим, — и Миша недобро подмигнул.
— Начмед назначил? — убитым голосом спросил Иван Павлович.
— Если бы. Проверяющий распорядился!
Послышался слабый стон, услышанный только Ватниковым: стонал Хомский, ругая глупого Медовчина на чем свет стоит.
Ватников не сопротивлялся, игла впилась ему в руку. Он вскоре провалился в далекий космос, но перед сном слышал, как милый голос твердил ему, повторяя:
"Оперативная хирургия… заведующий… по статье… по собственному желанию… семейное положение — женат…"
Голос звучал недолго: сначала внутрь убрался внешний Хомский, а потом он и изнутри куда-то ушел.
6
Хомский объявился посреди ночи, помятый и злой, от него несло могильным холодом.
— Меня словно черти драли… там, — пояснил он неопределенно. — Живите, доктор, покуда живется. Живите… Там — льды, и они обжигают…
Иван Павлович лежал после капельницы вконец одурелый и ослабленный. Голова работала отвратительно, однако он помнил последние слова, услышанные прежде, чем он удалился в небытие.
— Вы говорили, — слабо пробормотал он, — о статье и семейном положении…
Хомский одобрительно улыбнулся:
— Молодчина, доктор! Пошарьте — не завалялся ли где-нибудь пузырек с боярышником… Вам надо восстановить силы.
Оглашая палату слабыми стонами, Ватников свесился с постели, запустил руку под кровать — пока полностью не перевалился на пол. Там он уже залез под нее совсем и отодрал специально пригнанный кусок плинтуса: да! Пузырек нашелся, он ждал Ивана Павловича…
Внутри Ивана Павловича зарокотал и заработал давным-давно убитый рвотный рефлекс, переработанный в кашлевой. И кашлял он до того, как выглотал пузырек, а не после, и слезы катились градом по его одутловатому лицу.
Хомский же восседал на пустующей койке совсем повеселевший и оживленный. Он ткнул кривым пальцем в пружинную сетку:
— Разгильдяйство у вас, бесхозяйственность! Платная палата, люкс — а место пустует. А другое по несовременной милости оставили за вами…
— Николаев блатного готовит, — предположил Ватников, утирая слезы.
— Да? А и верно. Подготовит, если усидит на месте — а мы и втроем заживем преотлично, правильно я говорю? — Сыщик посерьезнел. — Статья и семейное положение: спляшем от этого. Наш подопечный заведовал солидным, авторитетным отделением в Академии — и вдруг уволился по собственному желанию. Вы же уже не первый год варитесь в этом котле, дорогой доктор. Вы знаете, что так не бывает. Что-то произошло, и ему указали на дверь — по-хорошему. Униженный, разжалованный начальник — жуткая личность. Имейте это в виду. Он затаил камень за пазухой, он вынашивает месть и надеется возвыситься заново, но уже здесь. Женат? Конечно, мерзавец женат! Ставлю тысячу против одного — нет, против нуля — что он наплел вашей бронеславной секретарше сказочных небылиц. О его семье она, ручаюсь, не имеет ни малейшего представления. Она — увядающая дама, одинокая, она пойдет за ним на край света: шпионить за шефом, заманивать в ловушки почтенных и заслуженных стариков, деятелей науки… разбрасывать собачье дерьмо, собранное во дворе… Что вы на меня так смотрите? — Иван Павлович и впрямь слушал Хомского, как завороженный: откуда тот набрался такой риторики? — Все гадаете, кто запускает собак? Их никто не запускает — их никто и не видит! Это ложный след, отвлекающий маневр! Видят только одну… А остальных — к чему они здесь? Они бы и днем здесь вертелись, и тайна перестала бы оставаться тайной… Напрягите мозги, Иван Павлович! — здесь Хомский возвысил голос и затрубил: — Напрягите!