Сначала по привычке он сунул камень в карман брюк, и тот сразу подозрительно оттопырился и время от времени начинал шевелиться.
Наконец Шлоссер не выдержал.
— Ты хоть газетой загородись, а то ведь неправильно поймут! — сердито буркнул он.
— Ерунда, — сказал Евстигнеев, — Люське — насос понравится, а остальные не заметят!
После этих слов камень принялся искрить и щипаться электричеством. Евстигнеев поневоле пустился в пляс и еле-еле сумел переложить его в карман рубашки. Там камень наконец успокоился.
Старухи сидели на лавочке и дружно щелкали семечки. От этого в воздухе стоял непрерывный шелест, словно неподалеку приземлилось небольшое облачко саранчи.
Увидев приближающихся гостей, бабки разом спрятали семечки и заговорили о литературе.
— Ты Толстого знала? — поинтересовалась одна.
— А как же! — ответила Матильда. — Только никакой он не был толстой. Так себе, очень даже средний мужичонка, вот Достоевский, тот действительно был толстой!
— Все ты путаешь! — возмутилась третья. — Достоевский еще худее был. Кожа да кости. Идет, бывало, бороденкой трясет, а у самого глаза мутные, чуть зазеваешься, а он тебя цоп за задницу!
— Так то не Достоевский, — отмахнулась Матильда, — это Васька Кудыкин, он грузчиком работал, а потом уехал на Север. Завербовался.
Евстигнеев откашлялся.
— Здравствуйте, гости дорогие! — проворковала одна из старух. — С чем пожаловали?
Матильда тоже хотела что-то добавить, но смутилась и прикрылась платочком.
— Мы заезжие купцы, — торжественно начал Евстигнеев, — у вас есть товар, а у нас — покупатель!
— Ах ты батюшки! — всплеснула руками Матильда. — Раз такое дело — прошу в избу, поговорим о цене.
Она довольно быстро спроворила чай и, немного поколебавшись, выставила бутылку настойки. В бутылке плавали светло-фиолетовые хлопья неизвестного происхождения, а сама жидкость смутно напоминала об уроках химии в неполной средней школе.
— Заветная! — сказала старуха, с жалостью посмотрев на бутылку.
— Ветхозаветная, — поправил ее Евстигнеев, трепеща от одной мысли, что ему придется пробовать этот состав на вкус.
Подумав немного и почесав квадратный подбородок, Матильда шмякнула на стол шмат сала килограмма на полтора, отмахнула от него несколько увесистых ломтей, подрезала хлеба и навалила все это на тарелку.
При виде сала Крян непроизвольно дернулся и сложил тонкие лягушиные губы в дудочку. Все расселись вокруг стола. Старухи с интересом уставились на гостей, и у Евстигнеева от этих взглядов отчаянно зачесалась спина.
«Выкатили зенки! — подумал он с неожиданной неприязнью. — Тоже мне, концерт нашли! Однако надо начинать…»
— Итак! — рявкнул Евстигнеев, и бабки едва не попадали на пол. — Мы пришли к вам с миром! — Он простер руку над Матильдой, и старуха непроизвольно щелкнула челюстью.
«Что я говорю?! — с ужасом подумал Евстигнеев. — Что несу? Не то надо, не так!»
Нужно было выпутываться, и Евстигнеев выпутался. Не обращая внимания на оторопевшего Шлоссера, он продолжил:
— Хотим ныне укрепить мы дружбу между двумя мирами, двумя, так сказать, Вселенными, и предлагаем нашего дорогого гостя и друга в мужья нашей Матильде! Вот он, жених! Мужчина в полном расцвете сил!
— Точно так! — мягко подтвердил мелко трясущийся от волнения Крян. — Я есть многообразный специалист и крепко-сильный организм! Ты такой мягкий, теплый и красивый! Я тоже хочу так!
Услышав такое своеобразное признание, старуха расчувствовалась и даже слегка прослезилась.
— Куды мне! — махнула она рукой. — Стара я, уж и годов не считано, и силы не те! Вчера вон картошки-скороспелки накопала мешок, так еле доперла. А идти-то всего ничего, верст пять, не больше, да и картошки было всего шестьдесят кило…
— Я тебе сильно помогать! — Крян вскочил и преданно стукнул себя кулаком в грудь. С потолка посыпалась мелкая известковая пыль. За стеной, в сарае, испуганно закудахтали куры.
— Ахти, какой грозный! — прошептала одна из старух и мелко перекрестилась. — Ты уж, Матильдушка, лучше выходи за него, а то как бы чего не вышло!
— Да уж! — вставил свое слово Шлоссер. — У меня прямое распоряжение от Захар Игнатьича! — И он помахал в воздухе сложенной вчетверо бумажкой. Старухи разом притихли.
— Ну если так… — начала Матильда. — А, ладно, была не была! — Она разом отодвинула в сторону посуду и поставила руку локтем на стол. — Если перетянешь, выйду!
— Армреслинг! — холодно констатировал Евстигнеев. — Ну, Кряша, не подведи!
Крян уселся напротив, и старуха сгребла своей дланью маленькую лапку инопланетянина. Было похоже, что она зажала в руке несколько кленовых листьев.
— Начали! — скомандовал Шлоссер, и на руках у Матильды взбугрились чудовищные мышцы.
— Я должен сделать что? — осведомился инопланетянин. — Не пускать или повалить?
— Повалить, естественно, — пожал плечами Шлоссер, — тут ничья не нужна.
Матильда навалилась на руку Кряна всем телом, и дубовый стол стал потрескивать.
— Элегантно не есть побеждать мадам, — изрек инопланетянин, — но если закон, тогда — вот! — И он без всяких усилий припечатал руку Матильды к столу.
— Победил, победил! — захлопали в ладоши бабки. — Теперь женись!
— Да ладно уж! — пробормотала разрумянившаяся Матильда. — Я согласна. Может, по рюмочке?
— Ни в коем случае! — замахал руками Евстигнеев. — Теперь вам кольца нужны. Прошу всех закрыть глаза, сейчас будет сюрприз!
Бабки дружно зажмурились, Евстигнеев выхватил камень и гаркнул:
— Всем кольца по размеру!
Полыхнул неяркий золотистый свет, окружающие ахнули. У всех присутствующих на всех пальцах, включая и пальцы ног, сверкали золотые кольца.
— Идиот! — прошипел Шлоссер. — Когда работаешь с камнем, нужны точные формулировки!
— Это подарки от инопланетного разума! — нашелся Евстигнеев и, улыбнувшись в сторону оторопевшей невесты, добавил: — Объявляю вас мужем и женой!
— Официальная запись состоится в сельсовете в любое удобное для вас время, — добавил Шлоссер. — А нам пора, и так уж засиделись.
Друзья пошли к выходу. Крян тоже потянулся было за ними, но Матильда поймала его за рукав:
— А ты куда? Поможешь посуду вымыть. Или нет. Я вымою сама, а ты вот вынеси-ка поросятам. — И она вручила новобрачному здоровенную бадью, прикрытую чугунной крышкой.
— Вот и кончилась холостяцкая жизнь Кряна! — сказал Евстигнеев, выходя на воздух.
— Может, ему только этого и надо, — пожал плечами Шлоссер. — Глядишь, остепенится, а там определим голубчика на работу!