За гранью долга - читать онлайн книгу. Автор: Василий Горъ cтр.№ 3

…Момент, когда Вельс прикоснулся пучком серебряных нитей к штырям, торчащим из банок Силы, я не запомнил: за долю секунды до этого мне в лицо дохнуло каким-то белесым паром, и я потерял сознание…

… - Ну, и как ты себя чувствуешь? — в голосе Брюзги звучало самое настоящее участие!!! Чувство, ожидать выражения которого я мог от кого угодно, кроме него, отца и Кузнечика — людей, для которых процесс моего воспитания был важнее любых эмоций. Поэтому, вместо того, чтобы прислушаться к своим ощущениям, я сначала попытался понять, все ли с ним в порядке.

— Ау, Ронни! Как ты, сынок? — не дождавшись ответа, Вельс наклонился надо мной и легонько потряс меня за плечо.

— Пока не знаю… — оклемавшись от потрясения, отозвался я. — На спину переворачиваться?

— Ты уже на ней… Я проколол обе стороны… — облегченно вздохнул он. — Правда, чтобы тебя не слишком ломало, пришлось немного переборщить с Пылью Забвения. Так что мимо тебя прошла и вторая часть инициации, и следующие полтора часа… Ладно, вставай… Хватит валяться… Кстати, если ты не в курсе, от долгого леЖакия у пациента образуются пролежни…

Услышав в голосе Вельса обычные нотки, я рывком сел: недолгий миг, пока он был человеком, уже прошел, и теперь каждая секунда моего промедления гарантировала новую порцию брюзЖакия…

— Так… Пульс нормальный… — вцепившись мне в запястья, пробормотал он. А потом оттянул вниз веки, заглянул в глаза и ткнул меня пальцем в живот: — Язык покажи… Ну, шевелись! Мда… Вроде, все в порядке… Ладно, можешь заворачиваться в свое полотенце и валить туда, куда вы всегда ломитесь. В кабинет… Да, жить будешь… Наверное…

Легкое головокружение прошло шаге на втором. А на третьем я почувствовал себя легким, как облачко. И быстрым, как ураганный ветер. Поэтому, выскочив за дверь, я забился в ближайший угол, и, прислушавшись к своим ощущениям, вдруг взял и закрутил "Эхо в теснине" — последовательность движений, в которых была зашифрована тактика действий против двух вооруженных противников, атакующих с противоположных сторон в условиях ограниченной возможности для маневра. Скажем, в узком коридоре. Удивительно, но комплекс, еще утром казавшийся чрезвычайно сложным и запутанным, получался сам собой: я вдруг начал ПОНИМАТЬ те нюансы перемещений, смысл которых от меня ускользал целый год. И вдруг почувствовал себя Воином!

"Не торопись! Ты начнешь понимать его позже…" — в голове прозвучала фраза, сказанная мне Кузнечиком года полтора назад. Когда я делал первые шаги для его освоения. — "Это комплекс для Утерса-мужчины. А ты еще подросток…"

Добив "второго противника" ударом воображаемого левого клинка в горло, я скользнул в исходное положение, и, постояв в неподвижности несколько долгих-предолгих секунд, вдруг набрал в легкие воздуха, и, не заботясь о том, что подумают обо мне домашние, заорал:

— Я - МУЖЧИНА!!!

— Благовоспитанной девушке из хорошей семьи не пристало трястись в седле, как какому-нибудь мужлану! — заметив взгляд, каким Фиола проводила пронесшегося мимо кареты всадника, раздраженно процедила ее мать, баронесса Церин. И несколько раз картинно дернула веером, словно отгоняя от себя запах лошадиного пота.

Возражать ей было бесполезно: мнение леди Олионы всегда являлось истиной в последней инстанции и обсуждению не подлежало. Однако отказывать себе в желании подразнить мать Фиола не захотела. И покосилась в угол, где в большом деревянном сундуке валялись грязные тряпки, в которые уже превратились две смены роскошных дорожных платьев.

— Да! Кареты иногда переворачиваются! — взбеленилась баронесса, заметив ее красноречивый взгляд. — Однако это не значит, что ты должна скакать на лошади, раздвинув ноги и подпрыгивая!

"Ненавижу тряску. Ненавижу биться головой о стенки экипажа, и, тем более, вываливаться из него в грязь!" — в который раз за четыре дня подумала Фиола. — "А еще терпеть не могу скрип несмазанных осей, перешептывания выездных лакеев и слова, которыми кучер то и дело обзывает ни в чем не повинных лошадей. Лучше подпрыгивать на коне, чем восседать на этом, продавленном еще нашими предками, сидении, и тупо пялиться друг на друга"…

— Какая-то неделя пути, и мы окажемся в столице. А там — двор! Вся элита нашего королевства! Там сам его величество король Вильфорд, его сыновья и куча завидных женихов. Доберемся до Арнорда, и ты мигом забудешь и эту дорогу, и лужу, в которую ты влетела, и этот надоевший скрип осей. А когда тебе сделают первый комплимент, ты, надеюсь, догадаешься сказать своей матери спасибо… — на лице баронессы появилось мечтательное выражение. И тут же пропало: показывать свои настоящие чувства леди Олиона не любила. За десять лет жизни без мужа образ главы рода настолько прочно въелся в ее лицо, что воспоминания о детстве, когда мама была нежной и доброй, иногда казалось Фиоле сном. — А потом я выдам тебя замуж, и, наконец, смогу пожить для себя…

"Интересно, а для кого она живет последние лет восемь?" — глядя в окно, подумала девушка. — "И как ее "жизнь для себя" будет отличаться от той, которой она живет обычно?"

— Ты меня опять не слушаешь? — нахмурилась баронесса, и в этот момент где-то позади кареты раздался звук глухого удара. И, практически одновременно с ним, — страшный хрип…

— Разбойники… — выдохнула мать, сорвалась с места, сдернула Фиолу с сидения на пол и накрыла ее своим телом.

— Больно! — ударившись головой об угол сундука, вскрикнула девушка.

— Заткнись и моли Господа, чтобы десятник Вангерр и его люди успели организовать оборону! — прошипела леди Олиона.

— Вроде бы, уже бьются… — прислушиваясь к лязгу стали и диким выкрикам воинов, перепугано пробормотала Фиола. — Вон, он орет, как резанный…

— Не орет, а командует… — выдохнула баронесса. И, уперевшись руками в спину дочери, слегка приподнялась. Так, чтобы выглянуть наружу… — О, Боже! Сколько их там…

Согнутая в три погибели, Фиола видела только заляпанный дорожной грязью пол кареты и свои перепачканные ладони, но, услышав воинственные вопли солдат, отрывистые команды десятника, пытающегося заставить своих подчиненных организовать хоть какое-то подобие строя, чьи-то крики боли и удары железа о железо, она почувствовала, что трясется как в лихорадке. Вспомнив досужие рассказы служанок своей матери о судьбах тех женщин, которые попадали в лапы вот таким вот разбойникам, девушка изо всех сил сжала кулачки, зажмурилась и принялась молиться Пресветлой Деве…

Словно в ответ на первые же слова ее молитвы снаружи раздался дикий рев десятника Вангерра:

— Череп! Ты что, не видишь, что дерево убрали?! Гони!!!

В ту же секунду карета страшно дернулась: услышав приказ командира отряда сопровождения, кучер грязно выругался, несколько раз щелкнул плетью, и лошади, подстегиваемые обжигающими кожу ударами, с места взяли в галоп. Экипаж, несущийся следом, мотало так, что Фиола несколько раз здорово приложилась головой о сундук с грязными дорожными платьями и чуть не расплакалась от боли.